Мы вышли из парка Вашингтон-сквера и пошли по Уэверли-плэйс, снимая все и всех, кто привлекал наше внимание: группу мальчишек на роликовых коньках, кошку, присевшую у двери. Потом мы поменялись аппаратами, и я стала снимать его «Никоном».
– Эй, смотри сюда, – сказал он, остановившись на тротуаре и направив на меня мамин фотоаппарат.
Я повернулась к нему, растопырив пальцы от ушей и высунув язык.
– Отлично. Поймал.
– Хорошо, что это мой аппарат. Могу уничтожить негатив, – поддразнила я его.
– Черт. Плакали мои планы шантажиста.
Мы и не заметили, как настал вечер, пока не отщелкали всю пленку. Я была уверена, что Кристофер даже не представлял, что значил для меня этот день, но он помог мне преодолеть психологический барьер. Когда мы разговаривали у входа в метро, а мимо по лестницам сновали люди, он похвалил мой глаз и указал, над чем надо поработать. Но самое главное – он воспринимал меня всерьез. Впервые с тех пор, как я приехала в город, мечта стать фотографом показалась мне не такой уж заоблачной.
Глава пятнадцатая
Неделю спустя ко мне постучалась Труди и попросила одолжить жидкость для снятия лака. Едва она вошла, как я обратила внимание на ее лицо, и тут уж оставалось только надеяться, что мой голос не выдает моего беспокойства.
– Что случилось? – спросила я, запахивая халат.
У нее на щеках и подбородке виднелись ярко-красные пятна и ранки.
– Ах, это, – она подняла руки к лицу, словно забыла, что с ним что-то не так, пока я ей не напомнила. – Я себе маску сделала.
– Чем? Наждачкой?
– Очень смешно. Обычную маску. Из простокваши, меда и лимонного сока. Она должна была удалить веснушки, но я передержала.
– Чем тебе веснушки помешали? – спросила я, заходя в ванную за жидкостью для снятия лака.
– Ненавижу их.
– Но они такие милые.
– То-то и оно. Меня уже достало быть милой. Я всю жизнь это слышу, и с меня хватит.
– Быть милой не так уж плохо, – сказала я, перебирая в аптечке пузырьки «Анацина», сиропа от кашля и молочка магнезии. – Уверена, уйма женщин хотели бы, чтобы их называли милыми.
Я протянула ей пузырек, и она присела на край кровати.
– Мне просто хочется быть сексуальной и изысканной, для разнообразия. Но это невозможно, пока ты усеяна веснушками.
– Но ты очаровашка, – сказала я и поняла, что она меньше всего хотела это услышать.
Но это была правда, и чем больше она грустнела при мысли о том, какая она очаровашка, тем очаровательней становилась.
Я зашла за шкаф и сбросив халат, накинула платье с голубой вставкой на груди и рукавами-воланами.
– Ух ты, посмотрите на нее, – сказала Труди. – Это новое?
– Сделала себе подарок. Увидела на стойке уценки в «Александре».
Я чуть повернулась, изучая себя в зеркале на дверце шкафа.
– Тебе бы надо заглянуть в «Бергдорф». Нам, продавщицам, делают скидки, ты же знаешь. Я могла бы купить для тебя, а ты бы мне потом вернула.
– Даже с твоей скидкой «Бергдорф» мне не по карману. Мне и это покупать не следовало, – сказала я, думая о том, как распорядилась тем, что оставалось от отцовской двадцатки. – Обошлось мне почти в девять долларов.
– Что ж, выглядишь отпадно. Не знала, что у тебя свидание. С Эриком?
– Да нет. Я не иду на свидание.
Хотя я была бы не прочь.
Прошлой ночью я принимала ванну у него, нежась в ароматной пене, расходившейся волнами от струи горячей воды, а он сидел на краю. Когда ванна наполнилась, Эрик встал и сказал, скинув полотенце:
– Ну-ка, подвинься.
Вода плескалась вокруг нас, выливаясь на кафельный пол, пока мы целовались, и Эрик стал покачивать меня, закинув мои ноги себе за спину. Секс в ванной. О таком я тоже не мечтала. Но Эрик был полон сюрпризов и умел удивить меня.
Мне тоже хотелось сделать ему приятное, поэтому, когда он вытер меня махровым полотенцем со своей монограммой и заключил в объятия, я сказала:
– Давай, ты заглянешь ко мне на ужин завтра? Я бы что-нибудь приготовила.
– Правда? Ты готовишь?
– Ну, не так чтобы, – я пожала плечами. – Но могу.
Он рассмеялся, явно польщенный.
– Это мило. Но, может, лучше я тебя свожу куда-нибудь?
– Ты меня так избалуешь, – сказала я.
– Ну и ладно. Что плохого? Уверен, ты не против «Таверны на лужайке».
– Ух ты.
Мама рассказывала мне об этом ресторане, и мне всегда хотелось побывать там. Я была так рада, что он предложил.
– Только завтра я не смогу.
– О.
Я не знала, что еще сказать и принялась увлеченно тереться полотенцем, а потом подумала – все же хорошо, что Бриджет позвала меня на вечеринку субботним вечером.
– В другой раз, – сказал он. – Обещаю.
Он поцеловал меня в шею и принялся щекотать, так что я против желания засмеялась и стала извиваться, уронив полотенце на влажный пол. Мы снова занялись сексом, и я осталась у него на ночь, а утром в субботу он подал мне в постель глазунью.
– Не идешь на свидание? – сказала Труди. – Но выглядишь ты что надо.
– Спасибо, – я склонила голову и вдела в уши серьги. – Иду на вечеринку.
– О.
Я взглянула в зеркало на Труди. Она казалась чуть обиженной, и я ее понимала. У нас было заведено, что если никто из нас не спешит на свидание или еще какое-то мероприятие, субботний вечер – наш. Мы шли в кино или театр, а могли и разориться на кафе. Труди всегда включала меня в свои планы, и несколько моих первых недель в Нью-Йорке я бы без нее не знала, куда себя деть.
– А хочешь, идем вместе?
– В таком виде? – она указала на свое лицо. – Нет уж. Но спасибо. Я пойду схоронюсь в темноте кинотеатра. Недавно вышла новая картина с Фрэнки Авалоном и Аннетт Фуничелло, – она взглянула в зеркало и отвернулась. – Ты сама добраться сумеешь? – спросила она, зная, что метро все еще сбивало меня с толку, особенно в случае пересадок в вечернее время.
– Бриджет встретит меня на станции «Семьдесят седьмая улица».
Перед выходом я взглянула на Труди и сказала:
– А насчет твоих веснушек – пусть будут. Без них ты была бы не совсем собой. И когда-нибудь какой-нибудь мужчина влюбится в эти веснушки. Помяни мое слово.
Вечеринка была в квартире у Кэти Мерфи, секретарши в журнале «Город и село», жившей на перекрестке 33-й и Мэдисон-авеню. Мы с Бриджет встретились с Марго, Лесли и Пенни на станции метро «Джеральд-сквер» и вместе прошли несколько кварталов. Вечер был по-весеннему прохладным. Казалось, вот-вот пойдет дождь, но нам повезло. Никому не хотелось тащить с собой зонтик, и мы положились на удачу.
Поднимаясь по лестнице, я слышала громыхавшую песню «Я врубаюсь во что-то хорошее» группы «Херман Хермитс». На площадке третьего этажа люди танцевали в дверях и высыпали в прихожую. Заглянув в квартиру, я почувствовала себя так, будто попала на одну из вечеринок Холли Голайтли. В воздухе клубился сигаретный дым, точно туман на Гудзоне. Каждый держал какую-нибудь выпивку: вино, виски, джин или пиво. Очаровательные мужчины и стильные женщины. Какая-то рыжая дама в психоделическом костюме танцевала сама по себе, размахивая сигаретой с дюймом пепла, грозившего свалиться при каждом движении.
Бриджет стала прокладывать путь локтями со словами:
– Вливаемся, девочки. Вон тот парень – кадровик из «Даблдэй».
Мы побросали верхнюю одежду на стул, стоявший вместо вешалки, и ринулись сквозь толпу, шелестя платьями. Я узнала нескольких людей с работы. Лиз Смит, в модном платье с длинной застежкой на пуговицах, разговаривала с Лин Торнабен, опиравшейся на подлокотник занятой софы. На Лин были кюлоты цветочной расцветки и такой же шарф. С ними был Рекс Рид, очаровательный брюнет, хотя не в классическом смысле. Внешность у него была не броской, но запоминающейся. Я вспомнила, что встретила его, как раз когда Хелен его увольняла. Очевидно, он еще не вполне пережил это.
– И как думаете, что она мне говорит? – сказал Рид, стоя на оттоманке, точно оратор, выразительно уперев руки в боки. – Она говорит, что я пишу слюнявую лажу.
– Как это понимать, черт возьми? – спросила Лин со смехом.
– Понятия не имею. Но это еще не все. У нее видете ли хватило наглости сказать мне, что они все еще печатают мои старые обзоры, поскольку вынуждены, а потом… потом она оборачивается и просит об одной услуге напоследок, перед тем, как вышвырнет меня. Она хотела, чтобы я слетал в Лос-Анджелес и взял интервью у какого-то звездного гипнотизера.
– О, нет, – Лиз Смит рассмеялась, закрыв лицо руками. – Хелен на кого только не пыталась повесить статью про этого хиппового гипнотизера.
– Что ж, я сказал ей, что продолжу писать свою слюнявую лажу для других изданий, спасибо большое.
Они смеялись, а мне не хотелось смущать Рекса Рида своим видом. Все же, не стоило секретарше Хелен показываться им на глаза, чтобы они решили, что я ей все передам, так что я отошла подальше.
Поскольку хозяйка вечеринки работала в издании Хёрста, большинство гостей были из журнального бизнеса, но я также заметила книжных издателей, рекламщиков, брокеров и нескольких адвокатов. Один из рекламщиков показывал карточные фокусы – извлекал червонного валета из-за уха девушки.
Я наткнулась на Бриджет, которая попытала удачу с сотрудником «Даблдэй». Она протянула мне бокал чего-то зеленого с crème de mente.
– Работу не дали, – сказала она, чокнувшись со мной бокалом, – но на свидание напросилась, так что это, пожалуй, не полный провал. Я уж надеюсь, стейком он меня угостит. Бог свидетель, ему это по карману.
Вечеринка гудела, часы летели, пластинки менялись, бутылки опустошались, пепельницы переполнялись. Люди приходили и уходили. Какой-то брокер – Рэй кто-то-там – хотел стрельнуть у меня номерок. Он был в жилете ромбиком, но держался скованно, как человек, привыкший к костюму-тройке.
– Или, – сказал он, протягивая мне свою визитку, – вы можете мне позвонить.
Я обвела взглядом публику и обратила внимание на одну пару в соседней комнате. Рэй продолжал что-то говорить, а у меня перехватило дыхание. Я увидела затылок мужчины и нутром узнала его. Секундой позже, словно почувствовав на себе мой взгляд, он медленно повернулся. Это был Эрик. С другой женщиной. Блондинкой. Как раз такой красоткой, какая всегда представлялась мне рядом с ним.