Лето на Парк-авеню — страница 44 из 54

По ее тону было очевидно, что деньги служили ей мерилом любых поступков.

Мы стояли, потупившись. Она курила, глядя в пустоту холодным взглядом. Порядочность была для нее пустым словом. Только выгода имела значение. Она никогда не была мне подругой.

– И что ты теперь намерена делать? – спросила она и закурила новую сигарету от прежней, перед тем, как смять ее в пепельнице.

– Поверить не могу, что ты так поступила с Хелен. Со всеми нами. Разве мало нас, женщин, и без того задвигают? Лишают серьезного отношения и уважения. Эрик подошел к тебе, и ты взяла и согласилась? Ради чего? Ради паршивой прибавки? Дурацкого повышения? Как ты могла быть такой близорукой? Интересно, Бриджет, что бы ты сделала со всей этой информацией, будь ты на моем месте?

– Ну, я бы так не возносилась. Это ведь ты с ним спишь.

– Но я никогда не предавала ни Хелен, ни журнал. Я не трепала языком.

– Так может, тебе и ноги раздвигать не стоило?

Я потеряла дар речи. Мне было больно. Я молча развернулась и вышла из ее квартиры. Спускаясь по лестнице, я держалась за перила и дрожала. Бриджет просто размазала меня этим оскорблением, и неважно было, что сама она имела больше любовников, чем любая из моих знакомых. Все равно мне было стыдно. До того глубоко сидела во мне мораль хорошей девочки.

Но с течением дня, обдумав все это, я поняла, что мне нечего стыдиться. Одна интрижка не делала меня подстилкой. То, что я спала с Эриком, свободная от угрызений и осуждений, что-то раскрыло во мне. С одобрения Хелен я пошла на поводу у своего желания и теперь стала лучше понимать себя: что мне нравится, а что – нет. А главное, я поняла, на что могу претендовать.


Я никак не могла смириться с тем, что Бриджет предала меня и Хелен и поставила под угрозу будущее всех, кто работал в журнале. Вернувшись к себе домой, я решила вычеркнуть ее из своей жизни, как и Эрика.

Я должна была рассказать обо всем Хелен. Я понимала, что Бриджет, скорее всего, уволят, а может, и Эрика тоже, но они это заслужили, а я была на стороне Хелен. Из меня сделали дурочку за мою доверчивость, и я еще сильнее злилась на них за то, что чувствовала себя обязанной раскрыть людям глаза на сделанное ими.

От этих мыслей я не спала почти всю ночь, и на следующий день, придя на работу, я все еще не знала, как обрушить такую новость на Хелен.

Она была у себя в кабинете, но дверь оказалась закрыта. Я увидела полоску света под дверью и услышала чьи-то голоса. Меня взяла досада. Я-то надеялась, что сразу войду к ней и сброшу груз с души.

Я нервничала и пыталась подобрать в уме слова, которыми скажу ей это. Потом я встала и пошла в кухню выпить кофе. И хотя людей в офисе было немного, я почувствовала какую-то перемену в воздухе. Я разминулась с Биллом Гаем в коридоре и пожелала ему доброго утра, но он буркнул в ответ что-то неразборчивое. В кухне были Бобби и Пенни. Обе молча взяли свои кружки с кофе и ушли. Даже Марго, наша главная болтушка, молчала. Мне стало стыдно, что я подозревала ее все это время.

Когда я вернулась за свой стол, дверь Хелен открылась, и я увидела сотрудника охраны у нее в кабинете. Верхний свет бликовал на его значке. Рядом стоял Эрик Мастерсон, повесив голову.

Лицо его было бледно, волосы слегка взлохмачены, словно расчесанные пятерней. Он поднял на меня взгляд, пустой и холодный. Я не понимала, в чем дело, пока охранник не подтолкнул его со словами:

– Ну, идемте, заберете свои вещи.

Не успели они уйти, как Хелен позвала меня к себе. Там были Ричард Берлин, Дик Димс и Уолтер Мид, а также еще один охранник; на кофейном столике лежала его фуражка.

Хелен взяла сигарету и сказала:

– Элис, попроси, пожалуйста, ко мне Бриджет.

Я с трудом сглотнула и подошла к столу Бриджет с гудящей головой. Она только что пришла и держала сумочку в руке. Увидев выражение моего лица, она сдвинула свои темные очки на кончик носа. Глаза у нее были припухшими, с красными жилками и полукружьями под ними. Похоже, она поняла, в чем дело. Когда я сказала, что ее хочет видеть Хелен, она прошла мимо меня, намеренно задев плечом.

Хелен так и не сказала мне, как она все выяснила, но я думаю, здесь не обошлось без Уолтера Мида. Как-никак, из всех ее сотрудников он один присутствовал у нее в кабинете. Но Бриджет этого не знала. Как и Эрик. Они думали, это я их заложила.

Глава двадцать седьмая

Прошло почти три недели после увольнения Бриджет и Эрика, и, к моему удивлению, после первых разговоров о крысе (а точнее, крысах), о них почти не вспоминали. Они оказались не более, чем следами на песке. Всех больше волновал июльский номер.

Было двадцать третье июня – на следующий день новый «Космо» должен был появиться на прилавках. Никто не знал, станет ли это новым началом или скандальным концом журнала. Все в офисе пытались сохранять беспечный вид, хотя каждый понимал, что скоро может оказаться безработным. Марго, как и несколько других сотрудников, уже проходили собеседования. Редакторы и авторы разрывались между поиском новой работы и подготовкой августовского номера.

Все в «Хёрсте» следили за нами. Напряжение из штаб-квартиры буквально растекалось вдоль по улице. Хелен протаптывала дорожку по новому ковру, а иногда принималась за подъемы ног или бег на месте. Зато никаких слез. Только нервная энергия.

– Вы бы съездили домой, отдохнули, – сказала я, стоя в дверях ее кабинета; было еще рано, меньше пяти вечера, но почти все уже разошлись, не в силах сидеть и ждать своей участи. – Ну же, – сказала я, пытаясь убедить ее, что ничего страшного не случится. – И постарайтесь что-нибудь поесть.

Последние несколько недель оставили на ней свой отпечаток. Она похудела фунтов на пять, и для нее это было слишком. Она безучастно кивнула. Я обратила внимание на резкие очертания ее ключиц и грудной клетки.

Я помогла ей собрать портфель, в который она сложила новые статьи, требовавшие ее внимания, на август и сентябрь. Вопреки всему, она продолжала вкладываться в будущее «Космополитена». Защелкнув ее портфель, я подняла взгляд и увидела, что она плачет.

– Миссис Браун, вы как?

Я уже несколько недель не видела ее слез. Она покачала головой, ссутулившись.

– Я так устала, – она прислонилась к своему столу, словно ей было трудно стоять. – Кажется, я за всю жизнь еще так не уставала. И мне страшно. Я просто в ужасе. Если июль провалится, все это, – она обвела руками кабинет, подразумевая журнал и свою карьеру издателя, – накроется медным тазом, – она закрыла рот ладонями, словно сдерживая крик. – Ты знаешь, что я еще никогда ни в чем не проигрывала? Ни разу. Я была лучшей выпускницей в классе. Я не умею проигрывать.

– Вы и сейчас не проиграете, – сказала я, стараясь быть убедительной.

Она нахмурилась, глаза ее снова затуманились, и подбородок задрожал.

– Я хотела сделать что-то большое и важное для женщин.

– Но вы и так уже сделали.

Она покачала головой и выпятила нижнюю губу.

– Я не про книгу. Я про «Космополитен». Женщинам нужен этот журнал. Мне начхать на Бетти Фридан. Или Глорию Стайнем, которая ругает «Плейбой», нацепив на задницу кроличий хвостик. Ни одна из них – никто вообще из всех феминисток – не обращается к женщинам так, как это делаю я. Каждой девушке в этой стране нужно знать, что она не одна. Я была одна. Даже при том, что у меня была мама и сестра, все равно я была одна.

Она прошла по кабинету и плюхнулась на софу, заливаясь слезами.

– Миссис Браун. Пожалуйста. Все будет хорошо.

В последнее время она проявляла такую стойкость, что ее рыдания разрывали мне сердце. Я присела рядом, не зная, чем ее утешить. Она рыдала в диванную подушку, содрогаясь всем телом и бормоча что-то неразборчивое. Я ни слова не понимала и могла только гладить ее по спине круговыми движениями, как когда-то меня гладила мама.

Я продолжала гладить ее, чувствуя на ощупь ее лопатки и ребра, и она повернулась ко мне с вялой, грустной улыбкой. Она стала говорить, а по щекам у нее текли слезы.

– Я не хочу состариться. Не хочу превратиться в обычную старуху, всеми забытую, никому не нужную. Этот журнал должен стать успешным. Просто должен. А иначе что я здесь делаю? Я на самом деле верю, что пришла для этого на землю – издавать этот журнал, просвещать моих девушек.


Когда Хелен пришла в себя, я позвонила Дэвиду Брауну и попросила его приехать за ней. В таком состоянии ей нельзя было ехать автобусом, а вызывать такси она бы не стала – в этом я была уверена.

Я ушла с работы вскоре после Хелен, и в ушах у меня отдавались ее слова: «Я на самом деле верю, что пришла для этого на землю». Это заставило меня задуматься, зачем на землю пришла я сама. Относилась ли я к фотографии с той же страстностью, с какой Хелен – к журналу? Я видела, через что ей пришлось пройти, с какими сложностями и неприятностями она справлялась. Она мирилась с насмешками и одолевала одну проблему за другой, тогда как я трусила записаться на курсы фотографии. И тогда я поняла, что если собираюсь претворить свою мечту в жизнь, то должна быть такой же решительной, как Хелен, и делать все возможное, чтобы добиться успеха.

Когда я дошла до угла Бродвея и 57-й, рядом со мной притормозило такси. Заднее стекло опустилось, и я увидела серебристо-белые пряди, подхваченные ветром.

– Есть время пропустить стаканчик? Давай, забирайся.

Я открыла дверцу и скользнула на сиденье рядом с Элейн Слоун. От нее легко пахло «Виварой», сигаретами и джином.

– Меня пригласили на ужин, но не раньше восьми. Ты еще не была в «Сент-Реджисе»?

И мы тронулись с места, а через десять минут остановились на углу 54-й и Пятой авеню. Холл отеля «Сент-Реджис» напоминал мраморный дворец с таким количеством золота и хрусталя, что понятие «шик и блеск» обретало новое значение. Я последовала за Элейн, миновавшей шеренгу постояльцев, и мы вошли в бар «Король Кочан».

– Видишь это? – она указала на барочного вида картину над барной стойкой, протянувшуюся на всю ее ширину. – Это фреска «Король Старый Кочан». Я ее обожаю. Идем, сядем за стойку. Хочу, чтобы ты рассмотрела ее, – я никогда еще не видела Элейн настолько оживленной. – Я так рада, что наткнулась на тебя, – сказала она, заказав нам мартини. – Извини, но я начну отмечать, не дожидаясь восьми.