Спросив продавца, я услышала:
– Нет. Все ушли. Больше нет. Распродан.
Распродан? Распродан!
Хелен была уже на месте, правила красным карандашом статью Норы Эфрон для августовского номера, «Как завязать беседу с незнакомцем». Когда я ей сказала, что все экземпляры в палатке распроданы, она сказала:
– Ничего удивительного, если они для начала заказали три штуки.
В голосе ее слышалось поражение, однако почему в таком случае она правила статью Норы? Может, ей больше нечем было заняться? Или она хваталась за последнюю соломинку? Но это продолжалось недолго – Хелен не могла сосредоточиться. Ее сковал страх в ожидании скорого конца. Когда я вошла к ней в кабинет, она выполняла изометрические упражнения, а затем стала рьяно махать ногами.
Ближе к двенадцати она позвонила Дэвиду, и тот приехал и забрал ее на полдничек. Я прождала ее до восьми вечера, но она так и не вернулась. Я звонила ей домой, но никто не брал трубку.
В тот вечер по пути домой я смотрела, как заходящее солнце мигало сквозь кроны деревьев, и жалела, что при мне нет фотоаппарата. Погода была по-летнему теплой, а из-под решетки подземки меня обдало порывом жаркого воздуха. Попахивало мочой и прелым мусором, у меня вся шея вспотела. Таков Нью-Йорк: либо откровенное уродство, либо шик и блеск. Пройдя один квартал, я оказалась в другом мире: клумбы с геранями, легкий ветерок колыхал занавески в открытых окнах. Все летние кафе были переполнены веселыми, счастливыми людьми. Но я к ним не относилась.
Я переживала за Хелен. Она ведь не вернулась на работу, и это был тревожный признак. Она даже не позвонила узнать, спрашивал ли кто ее. Мы все привыкли полагаться на нее и теперь так нуждались в ее оптимизме. У меня было ощущение, что стены редакции идут трещинами, и я не знала, что со мной теперь будет.
Проходя мимо газетных палаток, я отмечала наличие или отсутствие «Космополитена», и всякий раз при виде Ренаты я и радовалась, и огорчалась. В то утро меня волновало, появился ли журнал в продаже, теперь же все, чего мне хотелось, это чтобы он поскорее исчез с прилавков. Мне не терпелось узнать показатели продаж. Пребывая в этих мыслях, я чуть не провалилась в открытую дверь подвала, напоминавшую бомбоубежище.
Когда я повернула на 74-ю улицу и стала доставать из сумочки ключи, какой-то мужчина попытался взять меня за руку. Меня захлестнул адреналин – я была готова закричать. Но это оказался Эрик.
Я ничего не сказала, но сердце мое забилось, как барабан. Выглядел Эрик ужасно. Волосы спутаны, под глазами тени. На нем были джинсы и серая футболка. Я впервые видела его без костюма. У меня возникло ощущение, что он давно караулил меня. Я была уверена, что он винил меня в своем увольнении.
– Можно мне подняться?
Я замялась.
– Пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.
Несмотря на все, что он сделал, я почувствовала у нему жалость. Я молча открыла дверь подъезда, и мы поднялись по лестнице. Войдя ко мне в квартиру, он опустился на диван и провел рукой по волосам.
– Слушай, – сказал он, – я много думал и, в общем, – он вздохнул, не глядя на меня, – дело в том, что я не хочу потерять тебя.
– Что? Эрик…
– Просто дай мне договорить, пока я себя контролирую, – я заметила бусины пота у него на лбу. – Я понимаю, мы с тобой не планировали ничего серьезного. Но, в общем – и, поверь мне, я удивлен не меньше твоего – я не могу перестать о тебе думать, Эли.
Если бы не выражение его лица, я бы подумала, он шутит.
– Я серьезно, – сказал он. – Давай оставим все случившееся в прошлом и попробуем заново?
– Эрик, перестань. Это же…
– Я хочу быть с тобой. Я не хочу ни с кем больше встречаться и не хочу, чтобы ты с кем-то встречалась.
Я только могла покачать головой.
– Нет, мы не можем…
– Это потому, что я остался без работы? У меня деньги в банке. Много денег. И я найду другую работу. Возможно, не в журнальном бизнесе. Я веду переговоры с издательствами. Но я встану на ноги.
– Это безумие. Ты хочешь меня только потому, что не можешь получить.
– Я хочу тебя потому, что влюбился в тебя. Я люблю тебя. Разве не видишь? Я хочу жениться на тебе.
Я была в шоке. Лишилась дара речи. К такому Хелен меня не готовила. Донжуанам не положено влюбляться. Им не положено хотеть жениться. Я сделала глубокий вдох и собралась с мыслями. Присела рядом с ним и взглянула ему в глаза.
– Я понимаю, у тебя сейчас трудное время, но это, – я указала на нас, – не по-настоящему. Ты просто говоришь так потому, что не можешь получить меня, а значит…
– Дело совсем не в этом, – он был сам не свой. – Знаешь, скольких девушек я приглашал к себе домой, познакомиться с семьей? – он сложил пальцы в ноль. – Эли, я клянусь, я никогда еще не чувствовал такого к женщине, – мне хотелось, чтобы он замолчал; я не хотела больше слушать его. – Я люблю тебя. Я хочу заботиться о тебе. Тебе больше не придется работать. Мы найдем квартиру побольше, получше. Черт, да я найду нам пентхаус на Пятой авеню – мне это по карману. А ты… Ты сможешь нанять любого декоратора и…
– Эрик, пожалуйста, перестань со мной торговаться. Это не деловые переговоры.
Но он меня не слушал.
– И с фотографией тебе морочиться тоже больше не придется.
– Пожалуйста, ничего больше не говори.
Он посмотрел на меня, и на лице его обозначилась улыбка.
– Значит, ты согласна?
– Господи, – я обхватила ладонями голову, – ты ничего не слышал из того, что я сказала?
– Что? Ты хочешь сказать, что не хочешь замуж за меня?
Похоже, у него такое не укладывалось в голове.
– Да. В смысле, нет. Я не хочу за тебя замуж.
– Ты шутишь, да? Я сдаюсь, окей? Ты победила. Я твой, – он рассмеялся с жалким видом. – Ты ведь женщина. Тебе положено хотеть замуж. Это то, чего вы все хотите, – повисла долгая пауза, после которой он поднял на меня свои темные глаза, полные смятения. – Просто скажи, почему? Почему ты не хочешь замуж за меня?
Я взяла его за руку и сказала так мягко, как только могла.
– Потому, что я тебя не люблю.
Эрик словно не верил своим ушам. Я сама казалась себе бессердечной, но все, что я могла сделать для него – это предложить стакан теплого джина, поскольку у меня кончился лед.
В ту последнюю неделю июня все работали вполсилы. Даже Хелен. Как-то раз она появилась на работе аж в полдесятого – это все равно, как если бы любой из нас пришел после обеда.
– Вам звонил мистер Берлин, – сказала я ей и передала стопку розовых карточек. – Я сделаю вам кофе. И принесу газеты.
Она кивнула, открыла дверь своего кабинета и щелкнула выключателем.
Когда я принесла ей кофе, она как раз вешала трубку после разговора с Берлином. Она потянулась к своей сумочке и сказала:
– Элис, мне нужно выйти ненадолго, а ты могла бы собрать всех к часу в зале для совещаний? Я сделаю объявление.
– Что-то случилось?
Она сказала, что все окей, но в ее голосе слышались шаловливые нотки, а в глазах затаились искорки. Я пыталась понять, что это значит, но безуспешно. Она ушла в каком-то оцепенении.
Час за часом во мне нарастали худшие опасения. И я такая была не одна. Кажется, в тот день никто не пошел обедать – до того все были взвинчены. А в час дня все, в том числе секретарши, собрались в зале для совещаний. Хелен еще не было. Она не появлялась и не звонила с самого утра.
Все непрестанно курили с напряженными лицами. Разговаривали только шепотом. Я просидела за столом бок о бок с коллегами десять мучительных минут, прежде чем дверь распахнулась и возникла Хелен, держа руки за спиной. Едва взглянув на ее лицо, я поняла, что что-то случилось. Я нервно притопывала и ожидала вместе со всеми, когда же она что-нибудь скажет. Что угодно.
– Полагаю, вы задаетесь вопросом, зачем я вас здесь собрала. Что ж, – она сделала паузу, и все затаили дыхание. – я только что узнала показатели продаж, и, – она достала из-за спины бутылку шампанского, – рада сообщить вам, что июльский номер уже обошел июньский на более, чем двести тысяч экземпляров.
Зал взорвался аплодисментами. Все словно ожили после спячки и возликовали, а кое-кто даже прослезился.
– Мы сделали это! – воскликнула Хелен, перекрывая общий гомон, срывая фольгу и откупоривая шампанское. – Вперед и с песней, кисы мои!
Пробка выстрелила, и ликование достигло апогея.
Пока Хелен обходила зал, обнимаясь со всеми, я взяла на себя роль бармена и вкатила из коридора тележку, уставленную бутылками «Дом Периньон» и бокалами. Я впервые видела, чтобы Хелен позволяла себе подобное расточительство (как в плане калорий, так и денег), но ее переполняла радость, гордость и, самое главное, облегчение. Я думала о той обманчиво хрупкой на вид женщине, с которой познакомилась три месяца назад – она тогда даже не знала, что такое графический план. Она росла на моих глазах. И боролась – с собой, своими сотрудниками и узколобыми ребятами Хёрста. Мне до этого ни разу не доводилось быть свидетельницей и тем более – участницей подобной схватки. Я сумела усвоить уроки, которых уже никогда не забуду. И я была вне себя от радости, что она наконец победила. Мы победили. Вопреки всякой вероятности.
Я почувствовала себя так легко и в то же время надежно. Несколько глотков шампанского – и голова моя наполнилась мерцающими пузырьками. Я любила всех вокруг и – подумать только – обнималась с Джорджем Уолшем. А затем в зал вошла регистраторша и обратилась ко мне.
– Элис, – сказала она, тронув меня за плечо, – тебе кто-то звонит. По второй линии.
– Может, ты спросишь, что передать? – сказала я, допивая бокал.
– Она говорит, это важно.
Марго снова наполнила мне бокал. В зале было так шумно, что я вернулась с бокалом к своему столу и нажала мигавшую кнопку на телефоне.
– Элис? Элис? Это ты?
– Кто это?
– Это Фэй.
Меня охватила паника. Я поставила бокал, пролив шампанское. Мои ноги стали резиновыми. Фэй могла звонить мне только по единственной причине.