Две с половиной тысячи взбешенных английских моряков и летчиков, вооруженных кирками и лопатами, – это страшно. У немцев не было ни единого шанса. Десятки порубленных и удавленных голыми руками трупов – это все, что осталось от охранников концлагеря, взвода немецких десантников, расчетов «Эрликонов» и крупнокалиберных пулеметов и экипажей самих катеров.
Все шесть торпедных катеров, стоявших в гавани, были забиты под завязку. Я отправил на них всех раненых и «пионеров». Жалко стало мальчишек. Уже вечерело, и они вполне могли прорваться, а мы, сбив заслон на дороге, ушли в горы.
Хорошие англичане вояки! В этом мире и времени, по крайней мере. Долго они с нами бегали. Группы я сразу разделил, всех вместе в первый же день перебили бы.
Сам ушел на аэродром, там оставался «Рубик» с «Кубиком» и один из пилотов со штурманом. Они должны были взорвать самолеты позже, чтобы не привлекать внимания. «Чук» и «Гек» были со мной, еще и полтора десятка англичан прицепились.
«Чук» погиб через шесть дней, когда нас в первый раз обнаружили. Мы уже почти пришли на место, как нарвались опять. Рядом с «Рубиком» взорвалась граната, ранен он был очень тяжело. Мы с «Кубиком», «Геком», летчиком Саней Волошиным, его штурманом Олегом Блинковым и тремя англичанами тащили его двое суток, почти не останавливаясь, и дотащили-таки до врача живым.
До какого врача? До Красницкого Николая Евфграфовича, подданного Российской империи и дворянина. Сейчас его зовут Петтер Нильсен. Он добропорядочный норвежский гражданин и врач с немаленькой практикой. Живет Петтер здесь не так давно, но уже пользуется уважением всех жителей этого небольшого городка.
Добрый доктор, верный муж и папочка трех белокурых дочурок по совместительству является секретным сотрудником гестапо, отправившим в концлагерь и на виселицу полторы сотни своих новых соотечественников. Ко всему прочему он личный агент Елагина Алексея Петровича – моего неожиданного, но такого своевременного приятеля.
Прорабатывая уход отряда через Норвегию, я перетряхнул всех знакомых Елагина и остановился на этом агенте. Именно Красницкий сделал все возможное и невозможное, чтобы «Рубик» выжил, а мы все не попали в гестапо. Знал о нем Елагин такую мерзость, что при обнародовании – только вешаться. Знаю и я.
«Рубик» выздоравливал очень долго. Я «шлифовал» немецкий язык и совершенствовал свой английский. Генри Эванс оказался изрядным полиглотом. Мальчишка, выросший в припортовых трущобах Дублина, дорос до суперкарго на американском торговом судне и за свою жизнь избороздил немало морей и океанов, а «Рубик» очень хороший учитель, да и ему не так было скучно. Генри был сиделкой у «Рубика», я запретил ему выходить с нами на боевые операции.
Что значит какие операции? А жрать мы что-то должны? Нас все-таки девять человек, а Петтер Нильсен не сын Рокфеллера и даже с его дочкой не знаком.
Платить золотом нашему хозяину я не собирался. Чревато. Он бы нас сдал с удовольствием, вот только жутко меня боялся, а потом стало поздно. Мы с «Кубиком» и «Геком» по его наводке вырезали отделение гестапо и забрали архив, в котором были доносы Петтера Нильсена.
Отделение гестапо. Смешно. Любой город в Норвегии – это не заполненные гитлеровцами и полицаями Рига с Даугавпилсом. В этом отделении служили всего полтора десятка обленившихся донельзя гестаповцев, с комфортом расположившихся в просторном особняке на тихой улочке.
Мы всемером спокойно зашли в дом среди бела дня, загрузили «Кюбельваген» и грузовик архивом и подарками от начальника местного гестапо и так же спокойно уехали.
Именно после этой операции Генри Эванс согласился с нами работать. Сразу после того, как Билли Кларк рассказал, что я с начальником гестапо сделал, – он с нами ездил и на шухере стоял.
Ронни Хилл у нас грузчиком работал. Здоровый он мужик – второй раз в жизни я увидел такую громадину. Наш «Старшина» вроде поменьше будет.
Ронни тоже все видел, но рассказывать не смог – впечатлительный слишком. Даже подаренная начальником гестапо бутылка потрясающего виски успокоению его нервов не помогла, а ведь в одно лицо ее выжрал и не поморщился. И ни с кем не поделился. Гаденыш шотландский!
К счастью, видели мои художества только свои. Сгорело это отделение гестапо сразу после того, как мы уехали. Не надо пить виски у камина.
Ну и что, что начальник гестапо не мог пить виски, потому что был прибит гвоздями к письменному столу? Это я про себя. Это я виски у камина разлил и уголек уронил. Случайно. В канистру с бензином.
От виски так весело не горело бы, но сначала горел прибитый начальник гестапо. Живьем. Канистра совершенно случайно оказалась прямо рядом со столом. Так что местный главупырь напоследок огреб самых разнообразных удовольствий – это было самое меньшее, что я ему был должен.
Зато как Петтер Нильсен впечатлился, когда Билли ему все рассказал, тоже случайно, между прочим. А как Петтер Нильсен расстраивался, когда ребята в конце февраля покидали этот тихий норвежский городок на аргентинском судне. Рыдал, руки заламывал, разве что на коленях не елозил.
Что значит – почему? Архив-то я себе оставил, со всеми его художествами. Нет, не с собой повез. Я что, с дуба рухнул? Он бы меня сразу сдал. Спрятал у гостеприимного хозяина в доме, пусть сам охраняет.
Вот такое я овно – «овен» я по гороскопу. Да и вообще, этот городишко нас не забудет. За зиму столько местных упырей без вести пропало – море рядом, горы, снег опять же. Ну а «подснежники»[21] – не наша забота, пусть их по весне гестаповцы собирают.
Петтеру Нельсону не повезло. Через три дня после нашего отъезда неизвестные убили почтенного доктора прямо во время приема больного.
Кошмар! И это тихий норвежский городок! Узенькие улочки, аккуратные дома, благопристойные люди. Вот только норвежцы, как и я, ненавидят предателей, а секретных сотрудников гестапо режут прямо на рабочем месте.
Архив гестапо такая удобная штука. В нем не только доносчики, но и родственники казненных обозначены. Норвежцы оказались ребятами суровыми, но справедливыми, и среди них у нас с Генри остались очень хорошие друзья. Перед своим отъездом я подарил им этот архив, там еще оставались живые местные гестаповские осведомители. Правда, немного и в других городишках и поселках, по месту мы всех вырезали, до кого дотянуться смогли. Мы старались. Зимой все равно делать было нечего.
Своим новым друзьям я оставил весь архив, кроме художеств Петтера Нельсона. Пусть его девчонки живут спокойно. Они же не виноваты, что Красницкий Николай Евфграфович наш русский профессиональный предатель. Так я суровым норвежским парням и объяснил: «С малолетними девчонками воевать – последнее дело, тем более что они гражданки вашей страны. Не дай бог, с их головы упадет хотя бы один волосок или ветерок холодный в их сторону дунет. Узнаю, принципиально вернусь и прибью живыми к любому дереву или забору, как начальника местного гестапо к его любимому письменному столу, на котором он так любил насиловать малолетних норвежских девчонок».
Мне поверили на слово. Иногда я бываю очень убедителен, да и фотография посаженного моими ребятами на металлический штырь штурмбаннфюрера СС Ранке в очередной раз пригодилась.
Единственное, чего я совсем не ожидал перед самым своим отплытием в солнечную Аргентину, так это появления своего современника – «Лиса». Лисовский Николай Валентинович теперь мало того что личный представитель Сталина, так еще и военный советник исполняющего обязанности президента Республики Финляндия Густава Маннергейма.
Вот пронырливый сукин сын-то! Приперся «Лис» с тремя финскими офицерами и сам в финской форме и с совершенно свежей «ксивой». Документы нулевые – не подкопаешься, а предложения старые: схватить в горсть собственную задницу и скакать на запад. Ну, в моем случае на юго-восток, но для меня разницы все равно никакой.
Как будто без меня они Гитлера с его кодлой не завалят. Да там одного Степаныча всем за глаза. Этот ухарь уже термобарические боеприпасы для установок залпового огня применил. Звездец полный! Содрал изобретение сумрачного армянского гения и за свое выдал.
Вот кроме шуток! Это армяне в начале девяностых годов изобрели термобарические боеприпасы для самопальных установок залпового огня. У них эти ракеты запускались с обычных грузовиков, а то и с простых направляющих прямо с земли и больше десяти с половиной тысяч метров не летели, но Степанычу с местными разработчиками этого оказалось более чем достаточно. Сейчас технологии производства техники такие – чем проще, тем лучше, а армянские самоделкины в свое время все упростили до дебилизма.
Теперь эти ракеты запускаются с «Ил-2», «Ту-2» и сверхтяжелых штурмовиков «Су-8». Довел все же Павлик Сухой этот штурмовик до ума к началу сорок четвертого года. Даром, что ли, мы ему всю техническую документацию по этому самолету притащили?
В нашем мире эта «сушка» появилась только в конце сорок четвертого года, да и то с таким количеством «детских» болезней, что она не летала, а ковыляла в воздухе. А здесь вон оно как! Финнов уже таким комплексным применением новой техники запугали до икоты.
Конечно! Припереть с собой все фотокопии из архива Министерства обороны до пятьдесят седьмого года, а в данном случае самые подробные карты Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов этого периода.
Даже я до такого не додумался! (Правда, у меня и возможностей таких в нашем мире не было.)
Вот голова у Малышева! Встречу – в ноги поклонюсь. Сколько он этими картами жизней спас, даже подумать страшно. А сколько немцев и финнов из-за этих простых листков бумаги досрочно на тот свет отправились?
Еще бы нашим не знать расположение всех без исключения складов боеприпасов и штабов противника вплоть до полкового, а то и батальонного. В нашем-то мире это уже далекая история, и гриф «Совершенно секретно» с этих документов уже давным-давно сняли. Со всеми вытекающими от этого для местных немцев и финнов последствиями. Да и испанцам пару раз прилетело так, что ошметки испанской «Голубой» дивизии срочным порядком отвели на переформирование. Кого успели вывести – по дошедшим до нас слухам, немцам под Ленинградом устроили реальную кровавую баню.