В таких тайных, но далеко не всегда подземных убежищах, укомплектованных всем необходимым, можно было жить даже не месяцами, а годами. Если вспомнить о тайной организации ОДЕССА[27], то действовала она чуть ли не до конца сорок восьмого года. И сразу возникает огромное количество вопросов.
Где высокопоставленные эсэсовцы и партийные функционеры НСДАП прятались с сорок пятого года? Кто снабжал их документами? На какие деньги они передвигались по миру? Каким образом разыскиваемые союзниками эсэсовцы выходили на тайную организацию?
Среди сбежавших уже после войны с посредничеством Ватикана нацистов числятся: Адольф Эйхман – убийца четырех миллионов евреев. Йозеф Менгеле – эсэсовский вивисектор-душегуб концлагеря «Освенцим» (врачом этого садиста назвать язык не поворачивается). Вальтер Рауфф – изобретатель душегубок-газенвагенов. Штандартенфюрер СС доктор Энно Лоллиниг – эсэсовский врач, начальник отдела Amt D III (санитарное обслуживание и лагерная гигиена) главного административно-хозяйственного управления СС. Курт Кристман по прозвищу доктор Ронда – командир зондеркоманды 10-а, уничтожившей 214 детей в городе Ейске именно в грузовике-газенвагене, и еще многие сотни лагерных садистов и тысячи хорватских фашистов. Их переправляли в страны Африки и Южной Америки католические епископы.
И у меня уже есть готовые ответы. Жили они вот в таких тайных убежищах, которые строит сейчас рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Ну, а документы… были бы деньги, а приличные деньги у Генки Гиммлера водятся – не с пустыми же руками он в Аргентину намылился.
То, что сразу после войны англичане отловили Генриха Гиммлера, как простого бомжа, пробиравшегося через позиции союзнических войск, я ни на мгновение не верил. Иметь такие гигантские мобилизационные возможности и уходить пешком в одну харю?
Не смешите мои тапочки. Бывшие советские военнопленные, состоявшие на службе в британской армии, отловили двойника, который тут же отравился, и его прикопали от греха подальше, не предъявляя труп широкой общественности. Так сказать, спрятали концы в землю.
Никто даже не подозревал в пожилом солдате Вермахта Генриха Гиммлера – таких солдат в плен к союзникам в те дни сдавались десятки тысяч, а тот сам взял и сознался, что он рейхсфюрер СС, и тут же отбросил копыта. Для чего сознавался-то? Чтобы прилюдно отравиться? А втихую этого сделать было нельзя?
И самое главное: почему Гиммлер двигался к побережью Северного моря, а не в Баварию, где у него были отличные связи и специально созданные убежища? Зачем он вообще уходил так далеко? В этом не было никакого практического смысла. В конце концов, рейхсфюрер мог спрятаться в одном из подземных бункеров в самом Берлине или его пригородах.
Подземный Берлин – это отдельный город, к наземному городу отношения не имеющий. Почему Гиммлер его покинул? Почему он направился на северо-запад? Вот это основные вопросы, на которые после гибели двойника рейхсфюрера СС почему-то никто так и не ответил.
– Слышь, «Рейнджер»! – раздался от двери пренебрежительный голос. – Иди. Тя командир зовет. Давай, мухой. Капитан ждать не любит. – Ого! Что-то у Байкова с «Лешим» случилось, – боец произнес целых два оговоренных слова срочного вызова.
– Сейчас я подойду. Передайте капитану… – но боец тут же прервал меня:
– Иди. Не сцы! Пригляжу я за твоей подружкой. – Слово «подружка» было третьим контрольным словом, и мне пришлось прервать допрос Поогена.
– Мне придется покинуть вас, Георг. Сейчас я попрошу прислать к вам врача. Теперь вы мне очень до́роги, и я постараюсь как можно быстрее доставить вас в безопасное место. – Выйдя за дверь, я обратился к вызвавшему меня бойцу: – «Шелест»! Вызови ему врача, пусть перевяжет. Я эсэсовцу палец отрезал – довел он меня. И напои его. Надо. Очень ценный «язык». Головой за него отвечаешь.
– Так «Лекарь» занят. Там гауптштурмфюрер отходит. Никто его, паскуду, и пальцем не трогал, а он сдыхает. И понять ничего не можем.
– Тогда перевяжи его сам, но играть и материть не забывай. Он почти все понимает. Полиглот! Мать его! Одиннадцать языков знает – впервые такого встретил. Мне его обязательно надо еще раз допросить, так что до моего прихода он должен дожить.
– Понял, товарищ майор! Все сделаю, как скажете. Идите. Там Байков с «Лешим» вас уже заждались. – В голосе «Шелеста» сквозанули уважительные нотки, но я сразу не придал им значения.
До комнат, где мы расположили остальных эсэсовцев, пришлось идти в соседнее крыло особняка.
– Докладывайте, – приказал я, увидев капитана Байкова.
– Адъютанта сначала ни с того ни с сего корежить начало. Трястись стал всем телом. Руками и ногами дергать – хоть и привязаны они были, но все равно ходуном ходили. Потом головой о спинку стула принялся биться и стонать так, что всех проняло до печенок.
Кляп с него сдернули, он воздуха хватанул, и рвать его начало. Полоскало сильно, но непонятно. Цвет такой – темно-коричневый. А ведь он полсуток уже, почитай, ничего не жрал, кроме того, что мы в него запихивали. И не пил вовсе. Это как вы с «Лешим» приказали, – доложился обескураженный Байков.
– Что врач говорит?
– Да «Лекарь» и сам ни черта понять не может. Остальные двое ведут себя так, как ты рассказывал, а гауптштурмфюрер – такое впечатление, что у него сразу начался третий, а то и четвертый день допроса. Симптомы те же: дергался как припадочный да орал, как будто с него кожу с живого снимали, но ведь и пальцем его не трогали. – Байков обескураженно замолчал.
Врач отряда – старший лейтенант Воскобойников с позывным «Лекарь» – появился почти сразу. Как будто ждал за дверью. Устало вытирая окровавленные руки, он произнес:
– Все понимаю, товарищ майор. Эсэсовцы, палачи, звери, но такой смерти я никому не пожелаю. Кончается он – сильнейшее внутреннее кровотечение.
И, главное, непонятно – от чего? Такое впечатление, что ему маленький осколок в желудок попал и вся кровь начала скапливаться внутри, а не пошла наружу.
Никогда такого не видел, но когда учился – слышал. Сосед у нас упился в дрова и умер, а отец ходил, осматривал. Вот такие же приблизительно симптомы он тогда описа́л. – В голове у меня как щелкнуло.
Взвыв, как раненный в корму лось, я со всей дури влепил кулаком по стене, отбив себе правую кисть напрочь. Байков с «Лешим» и «Лекарем» с удивлением посмотрели на меня, а я не унимался:
– Вот я кретин! Что же такое не везет и как с ним бороться! Своими руками источник информации угробил! Вот баран! Не понял? – переспросил я недоуменно взирающего на меня врача.
– Внутреннее кровотечение без внешних признаков! Ты как об упившемся соседе сказал, я сразу вспомнил. Сослуживец моего друга так умер – он пожилой уже был. До полковника дослужился. Пить ему совсем нельзя было, а он под хорошую закуску принял свою стандартную норму в полтора пузыря и очнулся уже на том свете. Прямо в больнице скончался, даже до операционной не довезли.
Язва желудка у Зомменинга, а я в него сухарей напихал. Вот она и вылезла. Так откуда ж я знал-то? Мля! Такой «язык»! Всем «языкам» «язык». Вот я осёл! – Мне было жуть как обидно.
Хотел ускорить процесс проведения допросов, а главное, правдивости ответов, а получилось, как всегда. Горе от ума называется. Надо срочно менять все планы – трупы эсэсовцев будут изучать лучшие эксперты-криминалисты Варшавского управления гестапо.
Как не вовремя я Циммерману палец отрезал и зубы выбил! Придется маскировать. Гранату в его руках взорвать, что ли?
Оставлять живым Циммермана я не собирался. Еще чего! Жаль, нельзя всех эсэсовцев этой зондеркоманды на колья посадить – лично бы занялся.
– Вот что, доктор! Иди к оберштурмбаннфюреру и начинай плясать вокруг него свои лекарские пляски. Он мне внезапно стал очень дорог. Не допрашивать и не развязывать. Только перевязать и напоить. Воды в него влей побольше и отгони от командира зондеркоманды «Шелеста», а то он эсэсовца до смерти запугает.
И, главное: не вздумайте палец потерять, что я ему отрезал. Иначе мы потом правдоподобную бутафорию не слепим.
Байков! Прикажи притащить сюда шарфюрера и унтершарфюрера – пусть посмотрят на собственного командира. Обязательно скажите, что в самое ближайшее время их ожидает та же самая участь. Пусть готовятся.
Потом растащите их по разным комнатам и допросите, но никаких побоев и пыток – теперь их даже пальцем трогать нельзя. Этим я сам попозже займусь – вам такую работу доверять нельзя. Вы им пока только воду показывайте и максимально издевайтесь – мне интересна их вторая легенда.
В месте, о котором они нам расскажут, нас будет ждать засада – у них было очень продуманное командование. Это место наверняка где-то рядом с Варшавой. Вряд ли далеко от нее. Базируются они в Варшавском гестапо, значит, и ловушки готовили где-то в пригородах.
Глава 15
Я слушал немца второй раз и продолжал думать о своем. Второй рассказ изобиловал подробностями, часто не имеющими отношения к делу, но зато давал полную картину развернувшейся трагедии. При этом сам я ушел мыслями немного дальше – к замыслу Александра Ивановича Малышева.
Мы принесли в этот мир уникальную информацию, но знания, которыми обладала верхушка Германии и руководство СС, и в нашем времени были недоступны. До Малышева дошли лишь отголоски непроверяемых слухов, и для проверки этой информации на месте он отправил практически в никуда мою группу. Так сказать – на деревню к дедушке.
Генерал-майор не знал, с чем мы столкнемся, но нацелился он в числе прочих секретов нацистской Германии на программу «Суперсолдат», развернутую в США в начале пятидесятых годов. Это была немецкая разработка, и теперь мне понятно, почему она была свернута в Америке – негде было взять огромные людские ресурсы для продолжения нечеловеческих экспериментов. Как все мы понимаем, у нацистов такой проблемы не было.
После войны с Японией американцы попробовали залезть в Юго-Восточную Азию, и, в частности, сначала в Корею, а потом во Вьетнам, но получили по щам и, умывшись, свернули программу. Вернее, видоизменили немецкие эксперименты по психологическому и медикаментозному программированию человека с использованием наркотиков, ядов, гипноза, пыток и электрошока. Программа развивалась и дальше, но жестокие эксперименты над людьми сразу после Вьетнама были прекращены.