— Почему?
— Потому что у меня есть другие обязательства.
— Это связано с тем парнем? — поганое предчувствие заставляет меня задать этот вопрос.
— В том числе.
Ее односложные ответы начинают меня нервировать. При мысли, что лето с Лерой закончится быстрее, чем я себе нафантазировал, на меня накатывает нечто похожее на панику. Что будет потом, когда она уедет? Хватит ли мне сил ее отпустить? Никто не говорил, что летние романы заканчиваются чем-то серьезным. Мне ли не знать — у меня перед глазами есть пример Матвея, который каждое лето встречается с новой девушкой, а потом они расходятся, как в море корабли.
— А что дальше? — все же спрашиваю я.
— Что именно? — на красивом лице написано растерянность.
— Ты и я.
— У нас есть, как минимум, пять недель, — отвечает она с улыбкой, которой я не позволяю провести себя. Ей тоже грустно.
Я протягиваю ей ладонь и, когда она ее принимает, тяну на себя, вынуждая Леру подняться со своего места.
— Что ты задумал?
— Иди сюда, — говорю я, усаживая девушку на свои колени.
Уткнувшись лбом в ее грудь, прикрытую моей рубашкой, я закрываю глаза, жадно вдыхая одной ей присущий запах, к которому на этот раз примешивается аромат моего одеколона. Она запускает пальцы в мои волосы, неспешно поглаживая меня по голове.
Я не могу ей этого объяснить, и, наверное, это все ужасно глупо, но уже сейчас я ощущаю боль от того, что через пять недель она уедет, а я буду вынужден ее отпустить. Пять недель, черт возьми! Чуть больше месяца. Тридцать пять дней. Это ничто. Мне нужно больше. Я хочу больше.
Пальцами я раздвигаю воротник рубашки и целую открывшуюся мне кожу. Покрываю мелкими поцелуями шею, верхнюю часть груди, выступающие ключицы, касаюсь языком ямки, в которой быстро-быстро бьется пульс.
— Я не хочу отпускать тебя, — в этой простой фразе соединяются все желания, физические, эмоциональные, которые я испытываю к Александровой.
— Не отпускай, — шепчет в ответ она, находя мои губы.
33
Что такое дом? Раньше моим домом был Екатеринбург, но с тех пор, как отца не стало, воспринимать нашу квартиру на Урале как родную я не могу. Москва тоже так и не стала моим домом — два последних года я снимаю небольшую студию на Университете, а до этого жил в общаге. Назвать что-то из этих мест домом у меня никогда не возникало никакого желания. Существует мнение, что дом — это не место, а люди, создающие в нем атмосферу. Если представить, что это так, у меня сегодня появилось ощущение, что Лера — это и есть мой дом. Необъяснимая фигня, но сейчас, когда мы лежим с ней на палубе катера, она сладко сопит у меня под мышкой, а я смотрю, как угасают последние звезды и светлеет небо на горизонте, я испытываю абсолютную гармонию чувств, мыслей и ощущений. И мне хорошо. Это состояние — не страсть, не радость обладания, не эгоистичная гордость от того, что я оказался у Леры первым мужчиной. Это тепло, спокойствие, ставший родным аромат мяты и мандаринов и близость, физическая и эмоциональная, которая словно дополняет меня. Ставит на нужное место кирпичик, которого не доставало в стене, и теперь, на этом самом месте, можно начинать строить дом, которого у меня так давно не было.
Лера что-то бормочет во сне и теснее прижимается к моей груди. Я обнимаю ее крепче, тычась носом в ее макушку, отчаянно сопротивляясь естественному утреннему возбуждению и одновременно желанию дать ей поспать еще немного.
На самом деле нам уже давно пора. И я, и Лера должны успеть в лагерь до горна и отмеренное нам время неумолимо утекает, но мне так не хочется нарушать совершенство этого момента, так не хочется уезжать — кто знает, когда нам в следующий раз удастся побыть вместе.
— Лера, — шепчу я ласково, выждав драгоценные минуты. — Пора просыпаться.
Она вздыхает и умилительно трется щекой о мою грудь, но глаза не открывает.
— Лера, уже утро, — повторяю я, касаясь свободной рукой ее щеки.
Она что-то неразборчиво мычит и забавно морщит нос, на котором собираются точки-веснушки. В следующий миг длинные ресницы вздрагивают и девушка, наконец, открывает глаза.
— Ох, — бормочет она удивленно, вскакивая так быстро, что я не успеваю ее удержать. — Я уснула.
— И? — с улыбкой спрашиваю я, наслаждаясь ее трогательным замешательством и сонным выражением на прекрасном лице.
— Извини, я не хотела, — она одновременно пытается пригладить взъерошенные волосы и поправить рубашку, мою рубашку, которая сползла с одного плеча.
— Чего ты не хотела? — уточняю я, откровенно забавляясь ее смущением.
— Засыпать.
— Что в этом плохого?
— Нам пора возвращаться? — отвечает она вопросом на вопрос.
— Пора, — подтверждаю я, не скрывая сожаления. — Но мы еще вернемся, если захочешь.
Протянув руки, я заключаю Леру в объятия и, не взирая на слабый протест с ее стороны, притягиваю к себе.
— Мне надо почистить зубы, — шепчет она застенчиво, едва приоткрывая рот.
— Угу, — бормочу я, целуя ее в бровь, в висок, в скулу и уголок сжатых губ.
— Кирилл, ну, пожалуйста.
— Расслабься, — советую я.
Не дав девушке возможность увернуться, я прижимаюсь своими губами к ее губам, раздвигаю их языком, легонько прикусываю зубами. Мои руки медленно ползут по всем изгибам ее тела, поднимая вверх льняную рубашку, наслаждаясь гладкостью и теплотой обнаженной кожи.
С приглушенным горловым стоном оборона Леры падает. Тонкие руки обвивают меня за шею, губы раскрываются, а язык включается в чувственную игру. Но эта игра совсем не та, что была ночью. Эти поцелуи другие — не жгучие, а почти ленивые. В них нет бешеной страсти, а лишь нежность и теплота, которые не приближают, а, наоборот, отдаляют момент кульминации.
— Ты, блин, просто чудо, — бормочу я, посасывая мочку ее уха.
— Еще, — выдыхает Лера, подставляя свою шею моим губам.
Не в силах отказать себе и ей в удовольствии, я послушно касаюсь языком ее кожи, прочерчивая влажную дорожку от уха до ямочки у основания шеи. Лера покрывается мурашками, ее дыхание становится рваным и бурным, а градус возбуждения между нами подскакивает сразу на несколько пунктов.
— Ещё, — стонет она, характерно двигая бёдрами, сводя меня с ума.
— Эй, потише. Тебе, скорее всего, сегодня нельзя, — шепчу я, стараясь сохранить рассудок. — Может быть дискомфорт.
— Неважно, — бормочет Лера, запуская тонкие пальцы мне в волосы. — Я тебя хочу.
— Нас могут увидеть.
Лера резко замирает, а потом так же торопливо отстраняется от меня, начиная поправлять рубашку. Ее выразительные глаза в это время бегают по сторонам, осматривая абсолютно пустую набережную, которая лентой вьётся в пятидесяти метрах от пришвартованной яхты.
— Я не знала… Не подумала…
— Прекрати паниковать, — говорю твёрдо, приподнимаясь, чтобы заключить ее в объятия и еще немного продлить сладость момента. — Ещё слишком рано для случайных туристов.
— Я чувствую себя глупо, — говорит она смущенно, пряча лицо у меня на груди. — Ты, наверное, думаешь, что я ненормальная.
— Я думаю, что ты совершенно очаровательна, — отвечаю я с улыбкой и, отстранившись, звонко целую девушку в кончик носа. — Но нам, к сожалению, пора.
Лера шарит рукой по столику и находит на нем свой телефон.
— Ого, почти шесть, — говорит она изумлённо.
— Именно, — подтверждаю я, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку, чтобы помочь встать.
— Мы опоздаем к зарядке? — спрашивает она обеспокоенно. — Я обещала девочкам, что вернусь к тому времени.
— Если поторопимся, не опоздаем, — обещаю я. — У тебя есть десять минут, чтобы переодеться и умыться. Внизу есть зубная щетка. А я пока здесь приберу.
Лера кивает и, захватив с собой сумку и одежду, торопливо идёт к лестнице в каюту. Но наступив на первую ступеньку, вдруг оборачивается.
— Спасибо, Кирилл, — говорит она, глядя мне в глаза. — Что бы ни случилось в будущем, эту ночь и это утро я никогда не забуду.
34
— Твою мать, смотреть на твою довольную физиономию уже тошно, — сообщает Паша, лениво потягивая кофе. — Ты хоть для приличия сдерживайся. У некоторых, например, бурных ночей уже пару недель не было. Нам может быть завидно.
— Ууу, — вторит ему Матвей, вгрызаясь зубами в сладкую булку с джемом. — Наш мальчик потерял голову от любви.
— Завалите уже, ради Бога, — огрызаюсь я беззлобно, продолжая неспешно пережевывать омлет. — Не о чем поговорить вам, что ли?
Меня бесит быть предметом их насмешек, но будь на моем месте кто-то из парней, я бы сам не удержался от подобных подколов. Так что приходится сцепить зубы и надеяться, что уже завтра случится что-то новое, и наш с Лерой неожиданный союз перестанет быть новостью номер один.
— Непривычно видеть тебя таким томным, мой мальчик, — говорит напарник.
— Паш, заканчивай, ладно? — цежу я. — Я уже все понял: тебя бесит, что у меня все зашибись.
— Эй, ты чего? — друг внезапно становится серьезным. — Ничего такого, брат. Я наоборот очень рад за тебя.
— Лера — классная девчонка, — авторитетно добавляет Матвей, словно знает девушку лучше всех, и мне отчего-то хочется ему втащить.
— Она особенная, — поправляю я, посылая ему предостерегающий взгляд. — И на этом давайте закроем эту тему.
— Как скажешь, Кир. Без обид, ладно? — Матвей хлопает меня по плечу. — Просто ты так редко даешь нам повод обсудить тебя, что мы немного увлеклись.
Немного — это слабо сказано. Мне кажется, обсуждение моей личной жизни не заканчивается уже больше часа, с тех пор, как я вернулся в «Синичку» после ночного рандеву с Лерой.
— На озеро сегодня не пойдем, я правильно понял? — говорю я, чтобы сменить направление беседы за завтраком.
— Да. Панин и Ваня пообещали в одиннадцать организовать пенную дискотеку, поэтому остаемся в лагере.
— На стадионе, что ли?
— Возле летнего кинотеатра, — поправляет Паша. — Физкультурник там второй день копошится. Вчера пушки привезли для пены.