— Ты в последние дни ходил хмурый и напряженный. Прости, если лезу не в свое дело, но я начал волноваться.
— С Лерой сложно постоянно быть счастливым, — невесело усмехаюсь я. — Она слишком непредсказуема, чтобы я мог расслабиться и просто плыть по течению.
— Значит, все-таки проблемы в раю? — проницательно уточняет приятель.
— У нее есть обязательства, которые меня раздражают, — отвечаю уклончиво, понимая, что не вправе откровенничать с другом о личных делах своей девушки. — Вот и все.
— Поэтому ее нет в лагере?
— Да.
Паша некоторое время молчит, но его любопытство явно пересиливает его тактичность. Впрочем, я его не виню.
— Это как-то связано с ее частыми выходными и звонками, о которых говорил Матвей?
— Да, — признаюсь я.
— Сочувствую, друг.
— Нормально все, — говорю я, но после непродолжительного молчания продолжаю: — Я просто, наверное, не был готов к тому, что для меня это будет так. Я рядом с ней не могу расслабиться, знаешь? Постоянно жду какого-то подвоха. Она со мной, но мыслями будто где-то далеко. Как солнечный зайчик, который скачет перед глазами, но поймать его никак не получается.
— Мне кажется, ты загоняешься, — замечает Паша. — Понятно, что ты на нее запал, но и девчонка, очевидно, от тебя без ума. Подумай сам, она отшила всех, а тебе сдалась без сопротивления.
— Я сейчас не об этом, Паш, — поясняю я растерянно. — Не о том, что между нами происходит, а о том, что я при этом чувствую. Понимаешь, когда я был с Дианой, мне было комфортно. Я не ревновал ее. Не сходил с ума, если ее не было рядом или она не сразу отвечала на сообщение. С Лерой я постоянно в напряжении. Будто жду, что что-то пойдет не так. Она лишает меня почвы под ногами и одновременно помогает ее обрести — это какая-то херня, которую я не могу объяснить.
Паша сдержанно смеется и хлопает меня по плечу в знак поддержки.
— Вроде, эта херня называется любовью.
— Да уж, спасибо, — саркастически отвечаю я. — А то я не знал.
39
К вечеру я эмоционально измотан и растерян. За весь день Лера написала мне лишь однажды, кратко ответив на вопрос, добралась ли она до места. Я помню, что обещал дать ей время и пространство для решения вопросов с тем парнем, но никогда еще держать свое слово не было для меня столь проблематично. Пару раз я почти срывался, чтобы поехать за ней. Останавливало меня только понимание того, что Леру это расстроит, а мне не хотелось уподобляться ее Роману, который играл чувствами и привязанностями, не заботясь о последствиях.
Когда мой телефон, наконец, вспыхивает новым входящим сообщением, на часах почти десять вечера, а отряд готовится ко сну. Мое тело бросает в жар, короткие волоски на затылке становятся дыбом, а грудь заполняется кислородом — словно до этого момента я весь этот утомительно долгий день не жил и не дышал, а теперь снова начинаю чувствовать.
«После отбоя буду ждать тебя на тропинке, ведущей к озеру».
Не в состоянии сдержать счастливую улыбку, я глазами ищу Пашу. Одного взгляда на меня ему достаточно, чтобы понимающе ухмыльнуться и кивнуть. Большего мне не надо — я мчу в душ и переодеваться. К свиданию с Лерой мне хочется быть во всеоружии.
Мы встречаемся на нашей тропинке, исхоженной вдоль и поперек, в десять пятнадцать и, даже не поздоровавшись, сразу начинаем целоваться. Мне сложно это объяснить, но сегодня наша потребность друг в друге достигает какого-то сверхъестественного уровня. Я знаю, о чем говорю, это не мои фантазии, — в том, как отчаянно Лера цепляется за меня, как жадно целует, как тесно жмется своим хрупким телом к моему, чувствуется нечто особенное. И если это не любовь, о которой столько говорят и пишут, то я не знаю, что это.
— Все в порядке? — спрашиваю я, когда мы, прижавшись друг к другу лбами, пытаемся отдышаться после страстного приветствия.
— Все будет хорошо, — шепчет она, согревая теплым дыханием мою щеку.
— Ты ему сказала?
Она кивает. Длинные ресницы, скрывающие от меня выражение фиалковых глаз, дрожат, и мне кажется, что девушка в этот миг едва сдерживает слезы.
— Я понимаю, что тебе было тяжело, — шепчу я, беря ее лицо в свои ладони. — Но это хорошо и правильно, Лер. Ты умница.
На мгновение ее лицо искажает болезненная гримаса, но она быстро прячет ее за мягкой улыбкой, которая придает ей особую беззащитность и хрупкость. Нежность затапливает меня изнутри. Я ощущаю неконтролируемую потребность защитить ее, стереть с ее лица следы отчаяния и слез, сделать так, чтобы со мной она всегда улыбалась.
— У меня есть для тебя подарок, — говорю я, запуская руку в карман шорт.
— Что это? — отстранившись, Лера внимательно смотрит на бархатный мешочек на моей ладони.
— Открой и посмотри.
Она протягивает руку, чтобы взять у меня мешочек, но ее пальцы так дрожат, что она никак не может справиться с шнурком, который его стягивает.
— Давай я? — предлагаю мягко.
Лера нервно смеется и кивает, а я быстро развязываю мешочек и кладу на маленькую ладошку девушки серебряную цепочку с круглым медальоном.
— Это?.. — она обрисовывает пальчиком контур выбитого на металле рисунка и вопросительно заглядывает мне в глаза.
— Да, синичка, — подтверждаю я. — Я подумал, что в этом для нас будет что-то символичное. Думал подарить тебе в финале смены, но сегодня понял, что не хочу ждать.
Лера молчит и гипнотизирует взглядом кулон.
— Не нравится?
Когда она поднимает голову в ее глазах стоят слезы.
— Эй, ты чего? Шшш… Не надо плакать, — шепчу я, прижимая ее голову к своему плечу, поглаживая волосы, целуя в макушку. — Лера.
— Я просто тебя не заслуживаю, — прерывисто бормочет она. — Медальон прекрасен. А у меня нет для тебя никакого подарка.
— Ты сама как подарок. Самый лучший и самый дорогой, — признание сдавливает мне горло, но не потому, что сказать его было сложно — наоборот, это все чувства, от которых кружится голова.
— Ты не понимаешь, — сокрушенно отвечает Лера.
— Тогда объясни мне.
Она шмыгает носом и качает головой.
— Я хотела, чтобы эта ночь была особенной, — жалобно говорит она. — Но расклеилась, стоило мне тебя увидеть.
— Полагаю, это комплимент в мой адрес? — делаю попытку пошутить, чтобы немного отвлечь девушку, и мне это удается. Она слабо улыбается, а я смахиваю с ее щеки успевшую выкатиться из уголка глаза слезинку.
— Ты ведь никуда не спешишь? — спрашивает девушка, лукаво прикусывая губу.
В этот миг я с особенной ясностью понимаю, как сильны мои чувства к Лере. В каком-то смысле она вобрала в себе все качества, которые я всегда ценил в людях — доброту и нежность, дерзость и своеволие, внутреннюю силу и внешнюю деликатность, способность быть одной, а уже через секунду — совсем другой. Покорять своей яркостью, умилять своим очарованием, поражать глубиной и богатством своего внутреннего мира. Но главное — она вывела мою жизнь на какой-то совершенно новый уровень. Заставила посмотреть на простые вещи другими глазами, показала ценность отношений между людьми, научила открываться. Лето еще не закончилось, а я уже совершенно точно могу сказать, что Лера Александрова стала лучшей его частью. И я рассчитываю на продолжение осенью, зимой, весной и так до скончания века.
— До самого утра я в твоем распоряжении, — подтверждаю с улыбкой, разглядывая ее живое лицо. — Особенные планы?
— Я похитила у дяди ключи от гостевого домика, — говорит она заговорщически.
— Ты, что? — потрясенно повторяю я.
Гостевой домик в «Синичке» лишь один — Панин охраняет его, как цербер, и держит всегда готовым к заезду важных гостей из администрации или полиции. Вряд ли в его планы входит, чтобы на чистых простынях этого домика кувыркался я с его обожаемой племянницей.
— Не смотри на меня так, — хихикает Лера. — Я чувствую себя преступницей.
— Ты и есть самая настоящая преступница, — смеюсь я, запечатлевая быстрый и звонкий поцелуй на ее губах. — Значит, сегодня будем спать на царской постели?
— Лично я спать не собираюсь, — шепчет она, обвивая свои руки вокруг моей шеи. — И тебе не дам тоже.
40
В гостевом домике тихо, царит полумрак, а воздух тонко пахнет свежим кондиционером для белья и немного деревом. Пока я осматриваюсь вокруг, Лера направляется в спальню: зажигает свечи, которые она, видимо, принесла заранее, потом задергивает плотные шторы, пряча нас от мира за окном, и, наконец, разворачивается ко мне. Такая красивая, что дух захватывает.
Я подхожу к ней медленно, не форсируя события, желая насмотреться на нее, запомнить ее такой, какая она есть прямо сейчас — немного меланхоличная, с выражением ожиданием в фиалковых глазах и нежной улыбкой.
— Ты красавица, — говорю тихо.
Остановившись на расстоянии вытянутой руки, я протягиваю руки и вынимаю несколько заколок, удерживающих ее волосы в пучке. Светлые, кажущиеся золотыми в дрожащем свете свечей, пряди падают на хрупкие плечи, струящимся водопадом обрамляют красивое лицо.
— Моя красавица.
Лера делает решительный шаг вперед, сокращая расстояния между нашими телами до минимального. Кладет руки мне на грудь, ведет их к животу, заставляя мускулы пресса рефлекторно дернуться, потом поднимает вверх к шее. Ее губы нежно касаются моего кадыка, языком прочерчивают дорожку вниз, в ямку, где быстро-быстро пульсирует голубая венка.
— Хочу, чтобы тебе было хорошо, — шепчет Лера, и с этими словами ее тело вжимается в мое так яростно, словно девушка стремится разрушить барьер из одежды, разделяющей наши тела, и подарить нам обоим то, к чему мы стремимся — друг друга.
Если бы я мог, если бы достаточно владел собой, я бы рассмеялся в ответ на это заявление. Неужели она действительно не понимает, что с ней мне всегда хорошо? Не может быть иначе, это просто данность, магия.
— Глупышка, — отвечаю я, беря ее лицо в свои ладони. — Разве может быть по-другому?
Вместо ответа Лера поддевает пальцами край моей футболки и тянет хлопчатобумажную ткань верх, обнажая торс. Мне нравится, что она самостоятельно начинает игру на раздевание — это заводит мое тело и будоражит мозг. Знать, что она хочет меня, что с таким же нетерпением, как я, ожидает близости — особый вид удовольствия. Почти наркотик.