— Хорошая идея, — соглашается друг, но на меня даже не смотрит — его глаза прикованы к танцполу. И отчего-то у меня нет ни малейшего сомнения, что, а точнее, кто, вызвал у него такой горячий интерес.
— А Лера хороша, — с глупой улыбкой говорит напарник.
— Согласен, — откликается Паша. — Ты уже фронт проверил? Свободна?
— Как раз собираюсь это сделать, — говорит Матвей, отделяясь от нашей компании и двигая в сторону тацующих.
Проследив за ним, я нахожу взглядом Александрову. С раздражением признаю, что двигаться она умеет — это я помню еще с того времени, как она встречалась с Вадиком и как-то раз мы вместе пошли на вечеринку. Лера танцевала весь вечер, а я, чтобы в открытую не пялиться на нее, был вынужден час выслушивать пустую болтовню какой-то незнакомой девки.
Конечно, сейчас все иначе. Я старше и в состоянии контролировать себя. Поэтому, приняв подчеркнуто равнодушный вид, слежу за ее плавными движениями и невпопад думаю, что если в следующий раз она прогнется еще сильнее, то в глубоком вырезе легкого желтого платья будет заметна ее грудь.
Глубоко втягиваю воздух, чтобы успокоиться, и неверной рукой провожу по волосам. В штанах жарко и тесно, горло похоже на выжженную солнцем пустыню. И все это от простого наблюдения за тем, как стерва танцует! Дичь какая-то. Пойти, что ли, попить.
Когда через пять минут я возвращаюсь на дискотеку, предварительно вылакав литр минералки, по воздуху плывут тягучие аккорды популярной баллады. Матвей в центре площадки танцует с Лерой, бесстыдно поглаживая ее по спине. Паша о чем-то треплется с новенькой вожатой из отряда малышей. А стоит мне остановиться, ко мне тут же спешит Лариса.
— Потанцуем? — спрашивает она, призывно хлопая ресницами.
Хочу ее технично послать, но в поле моего зрения вновь попадают руки Матвея, хамовато лапающие Александрову. На языке появляется странная горечь, которую мне хочется затушить еще одним литром минералки, а пальцы рефлекторно сжимаются.
— Пошли, — говорю раздраженно.
Она с готовностью цепляется за мою ладонь и тащит на танцпол. Потом обвивает руками за шею и жмется ко мне всем своим тощим телом.
Несмотря на то, что у меня давно никого не было, на Ларису мое тело реагирует резким отторжением. Вот что в ней не так? Вроде и симпатичная, и не круглая дура, а даже мысли о том, чтобы с ней перепихнуться у меня не возникает. Вся моя надежда этим летом на аниматоршу Татьяну — надеюсь, за год, что мы не виделись, она не завела себе постоянного бойфренда и с радостью скоротает со мной выходной.
При мысли о Тане внутреннее напряжение немного отпускает, но ненадолго, потому что в следующее мгновение я ловлю на себе заинтересованный взгляд Александровой. Она испуганно распахивает фиалковые глаза, словно я застал ее на месте преступления. Легкая улыбка, которая до этого момента играла у нее на губах, медленно угасает. Она сглатывает раз, второй, третий, облизывает кончиком языка губы, а яркий румянец на ее щеках становится заметен даже в неярком освещении на стадионе.
Я невпопад думаю о том, как она выглядит во время секса. Почему-то подозреваю, что почти также. Сука.
В этот миг что-то происходит между нами — пространство словно сгущается, как бывает перед штормом, и я отчетливо ощущаю связь. Интуитивную, энергетическую, даже физическую, которая отдается мощным всплеском желания в моем теле, столь сильным, что мне приходится отстраниться от Ларисы, чтобы она ничего не заметила и, не дай бог, не приняла это на свой счет.
Эта игра в гляделки длится между мной и Александровой секунд десять, не больше. Потом Матвей что-то шепчет ей на ухо, и Лера, словно очнувшись, отводит взгляд. Я тоже возвращаюсь в реальность, в которой Лариса опять едва не лежит на мне, протирая своей щекой мою грудную клетку. Демонстративно отодвигаюсь от нее и уже хочу сказать, чтобы отвалила, но ее спасает то, что медляк благополучно заканчивается, и я могу уйти, не устраивая сцену.
До конца вечера я больше не танцую. Сижу на трибуне, с которой видна вся танцплощадка, слежу за своими ребятами. За Александровой следить у меня нет никакого желания, но почему-то я знаю, что она сегодня нарасхват — танцует с Ваней, потом еще раз с Матвеем и даже с особенно ушлым парнишкой из моего собственного выводка.
Мне до этого нет никакого дела, поэтому, как только часы показывают 21.30 и ди-джей объявляет последний танец, я тут же собираю отряд и, невзирая на желание мальчишек задержаться, веду на базу с зеленым флагом.
Перед тем как уйти, бросаю последний взгляд на танцпол. Александрова в объятиях Вани медленно покачивается под самую тошнотворную мелодию вечера, а у меня вновь отчаянно чешутся руки кому-нибудь вмазать. Сука, вот что это за чувство? Неужели, именно так чувствовал себя Вадик, видя эту девчонку с другим?
7
Несмотря на эмоциональную и физическую усталость, заснуть мне удается не сразу, и в этом я виню белокурую стерву, которая второй раз непрошено ворвалась в мою жизнь, чтобы все испортить. Подумать только, несколько дней назад я наивно радовался возможности спокойно отдохнуть в «Синичке», а теперь спокойствие мне только снится. Да и снится ли, если я вторую ночь подряд просыпаюсь в темноте с неясным предчувствием надвигающейся катастрофы и потом долго лежу, воображая всякую ерунду?
Вот что Александрова тут забыла? Не поверю, что с ее послужным списком, она не нашла себе занятия лучше, чем провести лето, присматривая за нескладными девочками-подростками. Впрочем, для меня не станет сюрпризом, если в середине смены она сбежит из лагеря, составив за собой шлейф разбитых сердец и неоправданных авансов.
Закинув руки за голову, тоскливо смотрю в окно. Ни убаюкивающий цокот сверчков, ни монотонный шелест листьев на ветру не в состоянии помочь мне справиться с раздирающими душу эмоциями. На часах почти двенадцать. Давно прозвенел горн на отбой, а Матвей все еще не вернулся. Возможно, прямо сейчас он тискает Александрову в укромном уголке лагеря. Стоит мне подумать об этом, как воображение тут же услужливо рисует мне картину: как от удовольствия закатываются фиалковые глаза, как тонкие девичьи пальцы путаются в жестких каштановых волосах, как с опухших от поцелуев губ срываются горловые стоны…
Зажмурившись, я утыкаюсь носом в подушку и беззвучно матерюсь, в мыслях возвращаясь в прошлое, в тот самый день, когда я впервые увидел Леру Александрову.
Я тогда жил в Екатеринбурге вдвоем с отцом, учился в 11 классе и с присущим юности максимализмом верил, что смогу изменить мир к лучшему до того, как он изменит меня.
Тем теплым осенним вечером я ждал лучшего друга Вадима Мерзликина у местного торгового центра — мы с ним собирались пойти в кино на шпионский блокбастер, который рвал бокс-офис по всему миру. Вадик опаздывал, что было для него совершенно несвойственно, а когда, наконец, появился на горизонте — с ним была она. Белокурый ангел с удивительными фиалковыми глазами и ямочками на щеках, которые появлялись всякий раз, когда она улыбалась. А улыбалась она часто.
— Кир, это Лера, — сказал друг с глупой улыбкой, словно это объясняло его получасовое опоздание, из-за которого мы не попали в кафе. Я, прямо скажем, рассчитывал перекусить до сеанса, потому что ради похода в кино отказался от ужина дома.
— Здравствуй, Кирилл, — мелодичным голосом поздоровалась незнакомка, одарив меня сияющим взглядом. — Вадим много о тебе рассказывал.
— Привет, — буркнул я в ответ, испытывая одновременно раздражение и необъяснимое смущение. — А о тебе он мне не говорил, — и потом, глядя только на друга, добавил: — Пошли уже за билетами, а то одни боковые места останутся.
Да, это точно было не самое дружелюбное с моей стороны знакомство, но время показало, что другого Александрова и не заслуживала.
Два месяца Вадик находился в любовном дурмане — он таскал девчонку за собой на наши мальчишники, пропускал уроки, чтобы успеть встретить ее после школы на другом конце города, все карманные деньги тратил на подарки и обеды в кафе. А в один прекрасный момент застал ее целующейся с другим парнем. Пытаясь выяснить отношения, он заработал смачный фингал под глазом и узнал, что Александрова не только целовалась, но и спала с типом, который был старше всех нас на пять лет и ездил на сияющей черной «Бэхе».
Меня такой исход, прямо скажем, не удивил. Было что-то такое в этой Лере, что не позволяло мне поверить в искренность ее чувств к Вадику. Смотрела она на него точно не как влюбленная, а порой, когда я исподтишка наблюдал за ней, казалось, что в компании много друга она откровенно скучала. Вот и зачем, спрашивается, она вообще с ним путалась? Уже тогда, несмотря на юный возраст, она была очень привлекательной и сексуальной, хотя, казалось, не прилагала к этому никаких усилий. Парень старше с правами и «Бэхой» для нее был куда более логичным вариантом, чем подающий надежды школьник-хоккеист, который добирался на свидания на автобусе.
Как бы то ни было, после этой истории Вадик стал сам не свой. Он забросил учебу, спорт, начал серьезно налегать на алкоголь, а однажды я вытащил его из бара, когда он пытался попробовать наркоту. Одним словом — Александрова его сломала. И, по правде сказать, нашу дружбу она сломала тоже, потому что после года бесконечной борьбы за Вадима я опустил руки и, сдав выпускные экзамены в школе, в одиночестве уехал поступать в Москву.
После этого виделись мы лишь однажды — он приходил на похороны моего отца. И хотя я понимал, что с его стороны это был огромный шаг навстречу, вернуть все назад оказалось нереально — слишком разными мы стали за три с лишним года, прошедшие с окончания школы, и дальше одной ностальгической встречи в баре за бутылкой виски дело так и не пошло.
История Вадика научила меня в отношениях с противоположным полом смотреть далеко за красивый фасад. Так что на удочку Александровой я точно не попадусь, какое бы сексуальное тело не пряталось под ее объемными шмотками и какими бы невинными не казались мне ее робкие улыбки и выразительные глаза. А они кажутся, я же не дурак. Прекрасно слышу тревожные звоночки в голове, которые верещат о том, что девчонка, даже не напрягаясь, начала пробираться под кожу. Ей всегда это легко удавалось, но трюк, который она играючи проделала с Вадиком, со мной у нее не пройдет, даже несмотря на то, что физически она меня привлекает куда больше, чем я бы этого хотел.