Родители у Максима оказались нормального продвинутого вида. Деловые такие. Спортивные. Их папа сразу двинулся вперед и сказал:
— Куда идти? Ведите.
А мой папа кивнул:
— Веду.
Рыжие братья надели на себя плавательные круги и «поплыли» следом. Очень быстро они остались позади нас, и Максим крикнул им:
— Шевелитесь, козявки.
Ласково он с ними. Максим повернулся ко мне и, будто извиняясь, сказал:
— Это я по-доброму.
— Да я поняла, — успокоила его я.
Папы ушли вперед и что-то бубнили. Было видно, что мой папа пытается не спорить, а вести, как он говорит, бесконфликтный диалог. Мамы шли молча, но в каком-то молчаливом согласии. Я думала, как здорово все разрешилось. А Марку, похоже, было неловко. На его месте мне бы тоже стало неловко, наверное…
Главное, чтобы мамы нашли общий язык. Моей маме, честно говоря, с другими представителями ее пола тяжело. Ей со мной легко. С папой легко. Но в нее когда-то проник легкий шовинизм (может быть, благодаря папе). Она говорила, что другие женщины не думают, и говорить ей с ними не о чем.
И тут Максимова мама спросила у моей, достаточно осторожно:
— А чем вы по жизни занимаетесь?
И моя мама с вызовом ответила:
— Детской литературой.
Моя мама пишет для детей, и знает, что другие считают это ерундовым занятием, не таким важным. И из детских писателей знают в лучшем случае Драгунского. Максимова мама сначала никак не отреагировала, а потом спросила, тоже так, очень осторожно:
— А как вам ДиКамилло?
У мамы загорелись глаза.
— ДиКамилло — это вещь, да. Но «Кролик», конечно, лучший.
— Да-да, — согласилась мама Максима. — «Кролик» лучший. Но ведь остальное тоже на уровне! Хотя про свинку я не решилась почитать…
— О, свинка и меня пугает!
— А вы читали Ракитину?