– На завтра билеты.
– Что? – спросил папа и поправил очки.
Он всегда, когда волнуется, очки поправляет. И мама, когда волнуется, тоже очки поправляет. Здорово, что у меня зрение нормальное, а то бы я тоже поправляла очки, когда волнуюсь, – я очень легко перенимаю чужие дурные привычки. Думаю, привычку называть детей глупыми именами я тоже перейму. Я уже даже имя придумала, для мальчика. Не скажу какое, потому что оно переделывается совсем неприлично.
И вот стоим мы с сумками, смотрим на проводника, а тот смотрит то на фонари, то на провода. И папа безнадежно спрашивает:
– Так мы не едем, что ли?
– Завтра едете, – сказал проводник. – Можете даже не уходить никуда, подождать тут.
– Ну уж нет, – ответила мама и поправила очки. И говорит мне: – Пойдем, девочка наша, мы возвращаемся.
С некоторых пор родители вообще боятся называть меня по имени, как будто я их укушу. В общем, вместо того чтобы нюхать, какую еду едят в вагоне, мы на автобусе поехали домой. Ехали молча, даже я молчала. Приехали домой, а там бабушка цветы поливает. Мы ей ключ дали, чтобы она раз в несколько дней за цветами ухаживала. В общем, смотрим мы на нее, она тоже смотрит на нас и льет в цветы воду. Как-то совершенно не жалея воды. Еще бы жалеть – ведь мы на море поехали, и, если вдруг бабушка всю воду в цветы выльет, то мы с моря еще привезем.
Бабушка решила, что лучше маме сейчас ничего не говорить, и обращается ко мне:
– Дусенька! Вы уже вернулись?
– Да, бабушка, – сказала я. – Только мы цветы уже сегодня поливали. А я Тамара.
– Это ничего, – кивнула бабушка. Видимо, ничего страшного, что меня зовут Тамарой, Дуся из меня все равно куда лучше.
Я решила, пусть мама сама рассказывает бабушке, как меня на самом деле зовут, и ушла в свою комнату.
А я решила позвонить Кузнецовой. Это моя одноклассница. Честно говоря, не знаю, зачем я с ней все время разговариваю, но такая уж у меня привычка. Это доставляет мне какое-то непонятное удовольствие.
Я подумала, что за эти полдня Кузнецовой без меня слишком хорошо жилось. А людям нельзя расслабляться. И, хоть я и забыла сегодня паспорт, и мы за ним возвращались домой; хоть мы и перепутали числа и никуда не уехали; хоть бабушка явилась поливать цветы сразу же после нашего исчезновения… Все равно, все равно, разговор с Кузнецовой стал главным событием сегодняшнего дня. Потому я его перескажу полностью, от и до. Чтобы ясно было, что за человек Кузнецова. Я набрала номер и сказала:
– Привет, Кузнецова.
А она мне:
– Ой, а вы едете уже?
Я ей говорю:
– Вообще-то мы уже на море. Нечего ездить подолгу. Приехали, свалились на пляж, купаемся.
Тут Кузнецова ненадолго замолчала. Видимо, думает. А потом спрашивает:
– Это вы так быстро приехали?
– Ну да, – отвечаю я. – Одна нога здесь, вторая – в море.
Кузнецова опять замолчала. Ну и я ничего не говорила, чтобы она подумала как следует – это ей полезно. Думала она минуты три. А затем выдает:
– А вы на поезде ехали?
Я ей говорю:
– Ты совсем рехнулась, что ли? Как бы мы успели на поезде? За пару часов-то?
– Не знаю, – говорит Кузнецова. – На скоростном.
Я ей:
– Ты где ж видела такие скоростные поезда?
А она их видела, оказывается, по телевизору, в Японии. И тогда я спрашиваю:
– Но мы же не из Японии ехали, правда?
Она совсем грустно, чуть не плачет:
– Не знаю…
Мне ее жалко стало, что я над ней издеваюсь, она ведь такая бестолковая. Папа частенько говорит, что человек я вредный и недобрый. А я вот, оказывается, добрая и пушистая. В общем, успокаиваю ее:
– На самолете мы, на самолете! Билеты сдали на поезд, и вперед, вверх, в небо, к морю!
Кузнецова расцвела:
– И ты уже купалась?
Я ей:
– Да вот сейчас в море. Далеко не захожу, чтобы телефон не замочить.
Кузнецова прямо представила, как я там на море с телефоном. Даже я не могу этого представить, а она запросто. И говорит с придыханием:
– Ух ты…
А я:
– Это не ух ты, тут и утонуть можно.
И она так заботливо:
– Ну ты далеко не заходи тогда.
Я говорю:
– С телефоном не буду далеко заходить.
– А у вас там жарко? – поинтересовалась Кузнецова.
– Вообще, – говорю, – жарища. На мне можно яичницу жарить, так жарко тут у нас, на море.
Тут Кузнецова решила меня успокоить:
– У нас тут тоже жарко.
Я посмотрела в окно. Очень кстати подул ветер и сгустились тучи к дождю. Надо же, не ожидала, что Кузнецова сможет мне соврать. Оказывается, на это фантазии у нее хватает.
Я ей сказала:
– А мне кажется, что у вас там собирается дождь. Слишком уж тут жарко. Не бывает так, чтобы сразу в двух местах жарко было.
Кузнецова засомневалась:
– Правда? – но тут же решила сменить тему: – А парни там есть? Красивые?
– Полно, – заверила я. – Хоть отбавляй. И все в квадратиках.
– Каких еще квадратиках? – спросила Кузнецова.
– Коричневых, – сказала я ей. – Которые на пузе. Накачанные которые. Пресс. И все квадратики лоснятся, блестят, ну просто глаз не оторвать.
Кузнецова прочно замолчала. Только дышала в трубку. А потом попросила:
– Ты мне пофотаешь?
– Пофотаю, пофотаю, – благосклонно пообещала я ей.
– Ой, спасибо! – расцвела Кузнецова.
И тут очень некстати в комнату зашел папа с пылесосом. Уж не знаю, зачем он решил сделать уборку. Наверное, потому же, почему бабушка поливала у нас сегодня цветы. Кузнецова сразу спросила:
– А что там у вас шумит?
Я ей говорю:
– Море шумит. Чайки кричат. Набор звуков, называется «морской».
– Ааа… – с сомнением протянула она.
Папа шепнул:
– Хватит морочить человеку голову.
Прикрыв рукой трубку, я ему ответила, что ничего я не морочу.
А Кузнецова мне тут совсем подозрительным голосом сказала:
– Мой папа говорит, что ты по городскому телефону звонишь.
Дурацкий определитель номера! Нет, наверняка, если бы у меня не вились волосы, то все было бы нормально. А так… Я пошла совсем уж ерунду Кузнецовой говорить.
– Это такая новая услуга на мобильном, – объяснила я. – «Звонок с домашнего» называется. Чтобы те, у кого есть определитель номера, не определили, что ты звонишь с мобильного.
Папа, который увлеченно пылесосил мой диван, покачал головой.
А Кузнецова спросила:
– А зачем?
И тут я пришла в ярость:
– Я же говорила! Затем, чтобы те, у кого есть определитель номера, не определили, что ты звонишь с мобильного!!! Все, Кузнецова! Элементарных вещей не понимаешь! Я пойду в море, заброшу мобильный телефон в волны, потому что нет смысла объяснять тебе хоть что-нибудь!
– Ты мне пофотать обещала, – осторожно напомнила Кузнецова.
– Уже фотаю, успокойся. Пока!
– Пока! – сказала Кузнецова, и я повесила трубку.
Папа тут же перестал пылесосить и вышел из комнаты. И то, что у меня полдивана в пыли, ему было неинтересно. Видимо, как только я договорила, ему сразу стало любопытно, как там бабушка – все еще поливает цветы или уже пересаживает их в новые горшки?
В общем, не знаю, как мы все-таки умудрились доехать до моря. Такими темпами мы разве что за город смогли бы выехать, и то сразу же вернулись бы домой. Но мы доехали! В вагоне я занимала родителей такими разговорами:
– будет ли заметна моя кучерявость, если я все-таки постригусь налысо?
– как из имени Евдокия получить имя Дуся, если в двух этих именах пересекаются только две буквы?
– как поправить очки раз и навсегда?
– поливает ли бабушка в данный момент цветы?
– если я тоже буду орать, то этот ребенок с соседней полки успокоится или нет?
Родители в основном молчали, папа только вскакивал на предложения проводников перейти из плацкарта в купе, но мы его усаживали обратно.
Но на море все снова пошло кувырком. Это, наверное, потому, что там растет столько винограда. А виноградная лоза, как известно, вьется. Может быть, эту виноградную лозу зовут Евдокией, даже наверняка.
Для начала мы не туда уехали. Сели не в тот автобус, потому что папа названия городов перепутал. Ехали долго, думали, будет море, а оказалось – пустыня без капли воды. Пришлось ехать еще полдня и заночевать в автобусе. Я даже родителей развлекать разговорами уже не могла, потому что они города путают. Но минус день, и мы на море.
Я уже не говорю о том, что я споткнулась, когда из автобуса выходила. Подумаешь, споткнулась, мало ли кто не падал, выходя из автобуса. Я, между прочим, сразу подскочила и крикнула:
– Не смейтесь! – хотя никто и не засмеялся.
Все это нормально. И пока мы шли к автобусу, который в город везет, тоже все было нормально. Даже, может, нормально то, что меня Дусей зовут. Но совсем ненормально стало, когда папа сказал:
– Давайте лучше не на автобусе, а пешком, а то у меня деньги закончились.
В этом месте мне захотелось поправить очки. Мы с мамой хором восклицаем:
– Как закончились?!
Папа пожал плечами:
– Ну, мы же ездили… на автобусе… туда-сюда, пообедали, приехали…
– И что? – спрашиваем мы с мамой.
– Что-что, – с вызовом отвечает папа. – Вон у Томы волосы вьются, а у меня деньги не могут закончиться, что ли?
Но мы с мамой так на него смотрели, что он признался:
– Дома я их забыл.
Мне почему-то захотелось позвонить Кузнецовой. Сказать ей, как здорово на море. Как мы хорошо устроились. Как от морского воздуха у меня выпрямляются волосы. И еще мне жутко захотелось есть. Мы тащились с сумками в сторону города, а я смотрела по сторонам. И мама, похоже, тоже смотрела. Папа выглядел так, как будто он вышел в открытый космос – важности хоть отбавляй. И как будто он подвиг совершил. Это, наверное, защитная реакция.
На обочине иногда встречалась желтая алыча. И совсем не кислая. Мы с мамой останавливались и пытались наесться на неделю вперед. Папа нам сказал:
– Вот видите? Зачем еще какие-то деньги? Еда есть. Спать можно прямо на берегу. Главное, что мы на море.