Они бежали минут десять, пока Анита не выдохлась.
– Алекс… стой! Я больше не могу…
Максимов отпустил ее, и она села на трухлявый ствол поваленного бука. Сердце ее бешено колотилось, грудь вздымалась, как волны штормящего моря.
– Нагуя… мы ее бросили!
– Ей ничего не грозит, – заверил Алекс, дыша не менее тяжело и прерывисто. – Те двое – такие же бесправные, как она. Пошумят и угомонятся.
– А Балотелли? Ты его видел?
– Нет.
– Но он должен быть в доме! Не мог уйти так быстро. Если он узнает, что Нагуя была с нами… помогала нам… представляю, чем это для нее обернется!
Трудно было опровергнуть ее доводы. Максимов прекратил речи, которые после забега и так давались тяжко, провел ладонью по волосам Аниты, выбившимся из-под съехавшей набок шляпки, и кивнул в направлении города.
Они вернулись в гостиницу. А что еще можно было сделать? Общение с сеньором Балотелли и его свитой не заладилось, и Анита рассудила, что повторный визит в усадьбу, скорее всего, обернется еще более печальными последствиями.
– Будем ждать, – подвел итог Максимов за послеобеденным стаканом мадеры. – Если до ночи наша приятельница не даст о себе знать, завтра утром попробую попасть на прием к губернатору. Он, поди, и не ведает, что творится у него под носом.
– А если до утра Балотелли уплывет с Мадейры и увезет Нагую?
– На ночь глядя он не рискнет сняться с якоря. Куда ему спешить? Он только что прибыл и еще не собрал всех сливок с этого благословенного острова. А такие скряги никогда не упустят возможности заработать лишнюю копейку.
– Хоть бы ты не ошибся, – вполголоса молвила Анита и вышла в гостиничный садик, где над бутонами порхали мотыльки.
Думы о Нагуе не отпускали ее. Вторжение в усадьбу Балотелли смотрелось теперь шагом безрассудным и опрометчивым. Он, бесспорно, умен, а личина фигляра – всего лишь маска, под которой он скрывает свою истинную натуру, разыгрывая дурачка. Он догадался, что Нагуя искала защиту у иностранцев, и может запереть бедняжку, дабы она не могла никуда отлучиться без его ведома.
Алекс собирается идти к губернатору. Что это даст? Ни Балотелли, ни кто-либо из его труппы не являются подданными португальской королевы Марии. Достанет ли у губернатора полномочий и, что не менее важно, желания вмешаться в отношения между чужеземцами?
Зашуршали кусты, и Анита непроизвольно отвлеклась на внезапный звук. К ее радости, на лужайку, под навес из переплетенных сливовых ветвей, выбежала Нагуя. Ее косички растрепались, левую щеку пересекала ссадина, а на платье виднелись два или три пореза – возможно, ножевых.
Вид ее не на шутку переполошил Аниту.
– Это он, да? Хотел тебя убить?
– Да… – судорожно всхлипнула эскимоска. – Но я убегай… Он будет искать…
– Идем! – Анита сжала ее маленькую, почти детскую, кисть. – Я тебя спрячу. Он не найдет!
Ее переполняла жалость к несчастной Нагуе, вместе с тем в сердце клокотала злость по отношению к изуверу-итальянцу. Должна же найтись управа на этого негодяя!
Алекса уговаривать не пришлось: он согласился, что Нагую как минимум до утра необходимо оставить в гостинице. Отельер, после того как ему доплатили пяток золотых, перечить не стал, тем более что лишней комнаты не понадобилось – Вероника приютила эскимоску в каморке для прислуги, где имелась лишняя лежанка. Беглянку накормили и уложили спать, так как над островом уже сгустилась ночь – плотная и непроглядная, как обычно бывает в тропиках.
– Этот макаронник у меня попляшет! – грозился Максимов. – Я ему такой Везувий устрою! Будет сам, как дрессированный пес, в обруч прыгать…
Но Аниту больше заботила судьба Нагуи. Взять ее, что ли, с собой? Лишний рот, но как-нибудь справятся. Девчонка не из ленивых, будет помогать Веронике. Да и к спартанской жизни приучена, странствия по белу свету ей не в новинку.
Погрузившись в составление планов, Анита уснула далеко за полночь. А на рассвете ее и Алекса разбудила Вероника. Она постучала в господскую спальню и затараторила:
– Анна Сергевна, Лексей Петрович! Там барин пришел… не по-нашему лается!
Аниту как ветром смело с постели. Она вскочила, набросила на плечи шелковый халат и откинула крючок, запиравший дверь. Вероника ураганом ворвалась в номер.
– Там он, внизу! – Она указала под ноги, подразумевая первый этаж.
– Итальянец?
– Почем я знаю! Долдонит как скаженный! Три словечка только разобрала: «господа» и «зови живо». Вас, значица, требует…
Балотелли! Как нашел?
– Алекс, вставай! – Анита толкнула полусонного Максимова и приказала Веронике: – Помоги одеться!
Все-таки услуги горничной иногда бывают кстати – например, когда испытываешь нехватку времени. Совладать с крючочками и пуговками, расположенными в самых неожиданных местах, в одиночку бывает затруднительно.
Вероника умеючи облачила барыню в приличествующее случаю домашнее платье, лишенное каких-либо легкомысленных декоративных элементов и фривольных деталей, а Максимов, удалившись за ширму, натянул брюки и влез в белую накрахмаленную рубашку.
Покуда длилось переодевание, Анита расспрашивала Веронику о визитере: в каком он состоянии духа? Не слишком ли зол?
– Зол, Анна Сергевна! – восклицала служанка, расправляя складки на топорщившемся лифе госпожи. – Стрекочет, как сорока, а слюни изо рта фонтаном летят!
– А где Нагуя? Он ее видел?
– Нет, что вы! Она его в оконце заприметила, затряслась вся… Говорит: за мной пришел! Я ее, родимую, черным коридором на кухню провела. Пущай посидит. Туда-то он, чай, не сунется.
Анита одобрила действия Вероники. Умница, все сделала верно. Нагуя не должна вернуться к своему притеснителю.
Алекс вышел из-за ширмы, – настрой у него был воинственный.
– Что ж… пойдем потолкуем с этим деспотом.
Анита прихватила ридикюль, в котором лежали ножны с кинжалом – другого оружия не было. Она уповала на благоразумие сеньора Балотелли. Не совсем же он выжил из ума, чтобы устраивать потасовку в гостинице.
Они спустились на первый этаж, где в небольшом холле топтался упомянутый Вероникой разозленный посетитель. Сегодня он выглядел не как бродячий затейник, а как знатный господин: при сюртуке и цилиндре, с тросточкой в руке, гладко выбрит, ни единого пятнышка на холеном лице. Впервые увидев его без грима, Анита удивилась. Честно признаться, он показался бы ей даже красивым, если бы не низкий рост и искривленные от негодования губы.
– Это вы? Наконец-то! – выкрикнул он на чистейшем французском, едва завидев спускавшихся по лестнице Аниту и Алекса. – Я жду вас полчаса!
– Не полчаса, а всего четверть, – поправила Анита невозмутимо. А Максимов ледяным тоном осведомился:
– С кем имею честь?
– Марио Балотелли, – пробурчал итальянец и вынул из кармана сюртука револьвер Дрейзе. – Это ваше?
Алекс посчитал недостойным отпираться и лгать.
– Мое. А в чем дело?
– Вы еще спрашиваете! По какому праву вы залезли ко мне в дом? Хотели меня ограбить?
«Индус с арапом наябедничали, – подумала Анита. – Вот же рабские душонки! Он их эксплуатирует, а они ему верой и правдой служат. Привыкли к покорности. Таких не перевоспитаешь…»
Сеньор Балотелли вертел в руке револьвер и ждал ответа.
Алекс пожал плечами.
– Я зашел поговорить с вами, а ваши слуги набросились на меня, чуть не убили. Если дойдет до полиции, то это у меня будут к вам претензии, а не наоборот.
– Вы так считаете?
– Конечно. В чем вы собираетесь меня обвинить? Разве у вас что-то пропало?
– Вчера нет. – Сеньор Балотелли сделал упор на начало фразы, и Анита догадалась: сейчас он скажет что-то неожиданное и неприятное. – Но сегодня утром я обнаружил, что исчезли все мои деньги.
Вот это новость! Анита на мгновение растерялась, не зная, как реагировать, а Максимов нахохлился и с вызовом произнес:
– Не думаете же вы, что это сделал кто-то из нас? Мы всю ночь провели в гостинице.
Итальянец положил револьвер на полку, где веером лежали литографические открытки с изображениями местных красот, и сказал:
– Вас я не обвиняю. Но у меня есть подозрения относительно одной моей артистки… она могла это сделать самостоятельно либо при вашем посредничестве. Так или иначе, она исчезла вместе с деньгами.
Анита разыграла оскорбленную невинность:
– Если вас обокрал кто-то из окружения, то почему вы явились к нам? Мы, к счастью, не входим в число ваших приближенных.
– Ее видели в вашем обществе, – парировал сеньор Балотелли. – Знаете, где она скрывается?
Из уст Аниты готово было вырваться протестующее: «Да как вы смеете, сударь!» – но вмешался Максимов:
– Нелли, нам незачем лукавить. Мы готовы присягнуть, что Нагуя сегодня ночью не покидала пределов гостиницы. Так, Вероника?
– Истинный крест! – побожилась служанка. – Проспала до рассвета, как дитя малое. Я ей раза два подушку поправляла, она и не проснулась.
Анита знала, что это сущая правда. Если б Нагуе вздумалось отлучиться ночью, то пришлось бы для этого отмыкать входную дверь, чей засов лязгал громче вагонных сцепок, или скрипучую оконную раму. В любом случае ей не удалось бы покинуть здание бесшумно. Сон у Аниты был чуткий, и она ручалась, что сегодня ничего подобного не слыхала.
– Но деньги пропали! – выпалил сеньор Балотелли и взмахнул тростью (итальянская кровь так и кипела в нем). – Вчера вечером я убедился, что они в целости, а сегодня утром их уже не было!
– А где вы их хранили? – полюбопытствовал Максимов.
– В подстилке моего медведя.
– Ого! Да это почище любого сейфа!
– Я тоже так полагал. Взять их могли только двое: я сам и Нагуя. Никого другого этот зверь к себе не подпускает.
Становилось все интереснее. Анита в упор разглядывала гостя. Не похоже, что врет, – да и какой смысл?
– А много ли было денег, если не секрет?
– Полторы тысячи франков. Все, что мы заработали по дороге с Востока, за исключением потраченного на еду и первостепенные нужды.