Борьку сразу поймали. И вызвали соответственно одного Борькиного папу.
— Взрослый парень, а ведешь себя как дошкольник! — кричал тогда папа. — У меня срочная работа, а я ее должен бросать и ехать с тобой разбираться! Ни ответственности, ни дисциплины…
А чего разбираться? Спальня-то была на втором этаже, оттуда не то что на веревке — просто так спрыгнуть можно. Борька уж не стал говорить, что они как раз и собирались спрыгнуть, а спуск на веревке был началом подготовки к прыжку… А насчет дисциплины… Им бы на работе такую дисциплину установить, как в этом лагере, тогда папа бы, наверное, по-другому заговорил. Сам он, между прочим, все время жалуется на пожарника, который не дает им в лаборатории чай кипятить. Отбирает электрочайники и даже грозится оштрафовать. А они новый купят — и опять за свое. И еще ругаются, что формализм. А тут сразу — «ответственность», «дисциплина»…
В общем, Борька все родителям выложил — и про то, почему он в лагерь не хочет и что он — человек, а не пустое место и имеет полное право голоса, тем более что речь идет о его собственных каникулах.
Совершенно неожиданно мама спорить не стала.
— Согласна, — сказала она, — имеешь. Давай свой голос.
И тут выяснилось, что право голоса — это еще не все. Нужно еще иметь, что сказать. Чего Борька не хотел — это он знал хорошо. А вот чего хотел…
Вот такой это получился неудачный день.
Одесса накрылась.
«Спартак» проиграл.
Что делать с каникулами — неизвестно.
В конце концов на семейном совете решили, что будут думать дальше — все вместе и каждый порознь.
Первой придумала мама.
— Хочешь поехать в туристический лагерь? — спросила она на следующий же вечер. — Палатки, походы, комары — романтика!
Борька всегда немного завидовал парням с рюкзаками и гитарами, бодро шагающим к вокзалу. Идут куда хотят, останавливаются где понравится. Дикая природа, рыбалка, грибы. А вечером звенит гитара, звучат песни, в горячей золе доходит печеная картошка… Идея была отличная. Но, чтобы не ронять марку, Борька не стал кричать «ура», а как можно небрежнее пожал плечами:
— Можно, конечно, и в турлагерь.
— «Можно, конечно», — передразнила мама. — Знаешь, как он называется? «Лагерь капитана Гранта»! Здорово, правда? Так я договариваюсь? — И не дожидаясь Борькиного ответа, мама схватилась за телефон.
— Здравствуйте, моя фамилия Лисовская. Это насчет моего сына вам вчера… Что? Ну конечно, мальчик спортивный… Обожает! Да он просто помешан на туризме!
— Послезавтра, — сказала мама, закончив разговор. — Лагерь уже выехал, но послезавтра инструктор оттуда будет в Москве. С ним и поедешь.
Инструктор — это Борьке понравилось. Как-то серьезнее звучит, чем пионервожатый. Но времени до послезавтра оставалось в обрез. А столько всего еще нужно было купить! Не теряя даром времени, он сел к столу и составил список самого необходимого:
1. Рюкзак.
2. Спальный мешок.
3. Палатка.
4. Гитара.
На этом фантазия у Борьки временно иссякла. Но он напряг память и вспомнил, что у виденных в электричках туристов к рюкзаку обязательно приторочен…
5. Котелок.
У мамы Борькин список должного восторга не вызвал.
— Палатки и спальные мешки там, к счастью, дают, — сказала она. — Твой папа еще не лауреат Нобелевской премии. Что дальше? Гитара?
Мама оторвала взгляд от бумажки и посмотрела на сына с нескрываемым интересом.
— Ты играешь на гитаре? Вот новость!
Еще во втором классе Борьку начали было учить музыке. Занятие это особого вдохновения у него не вызвало. Месяца три или четыре мама мучила Борьку, а Борька — преподавательницу, в конце концов было решено, что музыкального слуха у ребенка нет, и Борьку оставили в покое. Сам он так, правда, и не решил, есть у него слух или нет. Может, для пианино не было, а для гитары появится. Гитара — это ведь совсем другое дело!
— Научусь, — твердо сказал Борька. — Там наверняка кто-нибудь играет.
— Когда научишься, тогда и поговорим. — Мама была непреклонна, и гитара вылетела из списка вслед за спальником и палаткой. Вместо Борькиного мама составила в результате свой список, куда менее романтический. В него вошли: носки простые, носки шерстяные, майки, рубашки, свитер, куртка и многое, многое другое, о чем даже писать неинтересно. И еще туристские ботинки.
— А это еще зачем? — удивился Борька. — В кедах куда удобнее.
— Не знаю. Сказали, обязательно. И еще «Дету» от комаров и штормовку.
И как это Борька сам забыл про штормовку?! Без зеленой брезентовой куртки с капюшоном и турист не турист.
Ботинки заняли одну половину новенького рюкзака. Штаны, свитер, штормовка, майки, носки и прочее — другую. В последний момент мама вспомнила про миску, кружку и ложку. Их удалось запихнуть в карман рюкзака. Больше в него не мог бы влезть даже носовой платок. Так что в походе палатки, спальники и продукты придется, видимо, нести кому-то другому.
Ну все. Присели на дорожку. Сейчас мама скажет: «Смотри не простудись!» — и в путь. Это она говорит всегда, даже если Борька собирается в кино через дорогу.
— Смотри не простудись! — сказала мама.
В результате первого же шага, сделанного Борькой от дверей собственной квартиры, он шарахнул рюкзаком по лестничным перилам. Новенький котелок, притороченный к заднему клапану, непонятным образом отцепился от собственной дужки и поскакал вниз по лестнице.
Борька хотел было его догнать, но с рюкзаком не очень-то разгонишься. Так они и прыгали со ступеньки на ступеньку: впереди с ужасным грохотом котелок без дужки, а за ним Борька с рюкзаком.
Анна Михайловна из восьмой квартиры выглянула на шум и, увидев Борьку, возмущенно сказала:
— Не стыдно тебе? Ведь взрослый уже парень!
Борька хотел было ответить, что стыдно должно быть не ему, а тем, кто делает такие хлипкие дужки, но Анна Михайловна уже закрыла дверь. Борька сильным пинком отправил остановившийся наконец, но совершенно бесполезный теперь котелок в угол под лестницей, а сам отправился навстречу неведомой судьбе.
— Это даже хорошо, что так получилось, — сказал инструктор Коля, когда услышал про неприятность с котелком. И в самом деле хорошо. Автобус, в котором они с Борькой ехали, был забит до отказа. Борька сумел оседлать рюкзак, и можно было даже считать, что у него сидячее место. Колю зажали в тиски две женщины, на которых в сумме приходилось, по Борькиным подсчетам, семь сумок. Две с разных сторон упирались в Колю, одна, по виду самая тяжелая, стояла у него на ногах. Котелок в это пространство уже явно не вписался бы. Но, оказывается, Коля, сказав «это даже хорошо», имел в виду вовсе не дорогу в автобусе.
— Понимаешь, у нас в отряде двадцать человек. И у всех двадцати в походе отличный аппетит. Так что котлы берем соответствующих размеров. Ты ведь не собирался себе отдельные обеды варить, правда?
На лице у Коли было самое серьезное выражение. Но Борька сразу представил себе, как ржали бы ребята в лагере, увидев его с персональным котелком. До конца смены был бы посмешищем! Так что спасибо бракованной дужке.
А народу в автобусе все прибывало. Совершенно непонятно, как в него еще можно было войти, но еще непонятнее, как выходить. Тем более с таким рюкзачиной. Тем не менее выйти удалось. Правда, Борька чуть не вынес на рюкзаке чей-то пластиковый пакет, зацепившийся за карман, но владелица пакета в последний момент успела вернуть свое имущество.
— Может, давай я, — предложил Коля, показывая на рюкзак. Выражение лица у него было по-прежнему предельно серьезным, но Борька сразу догадался, что это проверка, и только улыбнулся в ответ: мы, мол, и сами с усами.
Узкая асфальтовая дорожка — двум автобусам на ней точно не разъехаться — вывела к пионерскому лагерю. Под здоровым щитом с надписью «Маяк» скучали два парня в галстуках и с красными повязками — дежурные. Интересно, почему пионерские лагеря всегда называются или «Маяк», или «Салют»? Два года назад, когда Борька после каникул первого сентября пришел в школу, Колька Агапов с Аликом Подошьяном из параллельного даже поспорили. Один говорит: «Я в «Маяке» отдыхал», и другой в ответ — я тоже в «Маяке». «Ты в каком отряде был?» — «В седьмом». — «Врешь ты все, это я был в седьмом, а тебя там не было».
Чуть до драки дело не дошло. А потом выяснилось, что от одного «Маяка» до другого — километров двести. Начали дальше считать, так оказалось, человек десять в «Маяках» были, и все — в разных. И еще шестеро — Борька в том числе — в «Салютах». От одного этого такая скучища, что ни в какой лагерь ехать не хочется. То ли дело название — «Лагерь капитана Гранта»…
Минут через десять дорога уперлась еще в один пионерский лагерь. Опять забор, ворота, парни с повязками. Ну так и есть — «Салют»! Цирк!
За «Салютом» дороги уже не было. Узкая тропа вела в поле, за которым расстилался густой ельник. Борька вопросительно посмотрел на Колю. А тот гостеприимным жестом показал на ворота «Салюта».
— Прошу. Приехали.
Вот уж действительно — приехали! А как же капитан Грант?
2. БУДЕМ ЗНАКОМЫ
На дощатых помостах выстроились в ряд брезентовые палатки. Армейские — Борька часто видел такие в передаче «Служу Советскому Союзу». Приземистое бревенчатое здание в стороне — столовая. Мачта с флагом. Яма для прыжков, турник. Рядом — стол для настольного тенниса и еще какое-то непонятное бревно на вкопанных в землю столбах. То есть оно вначале бревно, а другой, незакрепленный конец — тонюсенький.
Так выглядел лагерь капитана Гранта, в котором Борьке предстояло жить. Оказалось, что капитан Грант все-таки есть. Это бессменный, со дня основания лагеря, его начальник Грант Александрович Саркисян. На самом деле он, конечно, никакой не капитан, а просто Грант — это довольно популярное армянское имя. Но, услышав про Гранта, все сразу вспоминают знаменитый роман Жюля Верна. Поэтому так и стали называть — лагерь капитана Гранта. Все это Борьке рассказал инструктор Коля.