Мухоловка феб (Sayornis phoebe). В начале недели на нас обрушилась запоздалая мартовская метель, но южный ветер быстро топит снег. Поет странствующий дрозд, на запруде звучат йодли красноплечих трупиалов. Я с часу на час жду возвращения феба. Сейчас он должен с попутным ночным ветром лететь на север из Алабамы или Джорджии, торопясь на обратном пути к малюсенькой точке на карте – моему дому, откуда птица улетела на юг в прошлом сентябре. Такие подвиги выносливости и чудеса навигации – обычное дело для многих перелетных птиц, но мне по-прежнему трудно представить, как у них это получается, сколько бы объяснений ни приводили ученые о том, что птицы ориентируются по магнитному полю, по солнцу, запоминают объекты пейзажа, действуют по точному расписанию и пользуются преобладающими ветрами.
Я просыпаюсь в серых утренних сумерках от долгожданного звука – громкого, ударного, бесконечно повторяемого «ччирзиип, ччирзиип». Энтузиазм птиц заразителен. Я выпрыгиваю из постели и объявляю: «Наши фебы вернулись!»
За словом «наши» стоит целая история. Я был на короткой ноге с фебами с 1951 года, когда впервые встретил пару этих птиц на нашей ферме в Мэне и в отхожем месте любовался их гнездом из грязи, украшенным зеленым мхом, где лежало несколько жемчужно-белых яиц. Хотя однажды я видел гнездо феба на скале в Вермонте, эти мухоловки теперь гнездятся почти исключительно близ человеческого жилья, а то и в нем самом. На северо-востоке США едва ли можно найти дом в лесу, который не стал бы постоянным пристанищем для пары таких птиц. Фебы – неотъемлемая черта почти любой старой фермы, амбара или сахарной хижины[8].
Выскочив из постели, я как следует рассмотрел нашего друга. Вот он, думал я, пристроился на ветке сахарного клена, примерно в двух метрах от окна спальни. Он качал хвостом вверх-вниз – у феба это знак бодрости и здоровья. Глядя на птичку размером с воробья вблизи, я заметил черную шапочку, белый фартучек и темно-серую спинку. Феб расправил крыло и встряхнул пушистое оперение, и я как будто переродился в другое существо. Я ощутил прилив тепла и довольства, как сделал бы любой на моем месте, столкнувшись с чудом творения, когда оно магически возникает у порога точно в предсказанное время.
Мухоловка феб у своего гнезда на доске, которую я пристроил внутри курятника. Пестрое яйцо подбросила туда воловья птица (Molothrus ater)
Понемногу загорается рассвет, а феб осматривает два потенциальных места для гнезда: полку шириной в два пальца под крышей возле задней двери дома и изгиб водосточной трубы у окна наверху. Осмотрев каждое из этих мест, он издает мягкие чирикающие звуки и взволнованно трепещет крыльями.
На рассвете следующего утра птица непрерывно исполняет типичную песенку фебов – короткое «фии-бии», перемежающееся «фии-бей», в обычном темпе около 30 фраз в минуту, регулярно, как часы. Феб поет на самом верху большого клена, затем летит над лесом в направлении соседского дома. Я предположил, что это самец, который стремится привлечь партнершу. И в самом деле, к концу дня вокруг дома уже кружили две птицы, а спустя еще два дня они прогоняли третью. В это время пара все еще изучала два потенциальных гнездовых места.
К третьему утру пара сосредоточилась уже на одном гнездовом месте. Птицы выбрали узкую полку под крышей у задней двери, которой мы пользуемся как основной.
Затем процесс гнездования внезапно прервался. Целую неделю с темного неба сыпался мелкий дождь, переходящий в снег. Обе птицы примолкли, а через пару дней стали сонными и нахохлились. Вскоре их крылья повисли, вместо того чтобы оставаться плотно сложенными на спине, как раньше. Исчезли мухи, которых можно было бы ловить, по крайней мере тем способом, которым это делают фебы, слетая с излюбленного насеста, чтобы схватить жужжащее насекомое в полете. В пургу насекомые не летают. Я не знал, выживут ли фебы. К моему величайшему удивлению, одна из птиц спрыгнула, как воробей, на бесснежную землю под моим пикапом – видимо, чтобы попробовать что-то новое. Она также зависла перед куском сала, которое я повесил для дятлов, поползней и черношапочных гаичек, и в итоге стала его клевать. Как она узнала, что это съедобно? У фебов не может быть генетической программы поедать сало. Может быть, они подсмотрели это у других птиц, кормящихся там же, – так можно было бы объяснить поведение различных видов птиц, которые добывают питание совершенно по-разному, но все вместе пользуются непривычной пищей в человеческих кормушках.
Когда погода улучшилась, пара мухоловок снова стала выглядеть и звучать жизнерадостно. Как и раньше, они чирикали и одновременно трепетали крыльями, когда в видимом возбуждении садились на выбранное для гнезда место. Песенка феба теперь будет повторяться тысячи раз, как мантра, и бодрить меня еще до утреннего кофе. Я не знаю, почему такая монотонная, немелодичная и сдержанная песня настолько меня воодушевляет. Дело точно не в виртуозном исполнении. Мухоловка феб – представитель отряда воробьинообразных, самого успешного (то есть самого разнообразного и многочисленного) на планете. Воробьинообразные делятся на певчих птиц и на их менее музыкальных братьев, подотряд кричащих воробьиных, или тираннов, куда входят и мухоловки фебы. Это во всех отношениях простая птица.
Хотя фебы не прославились вокалом, у них множество контекстно обусловленных звуков и движений, которые вызывают определенные эмоции. Находясь на своей территории, феб начинает возбужденно петь перед восходом солнца, а через полчаса почти замолкает. Когда пара нашла место для гнезда, она выражает энтузиазм негромкими успокаивающими звуками, и партнеры приходят к согласию, договариваются друг с другом. Начиная строить гнездо, взрослые птицы «чипают» друг другу, иногда вставляя взволнованное «цзиибит» или «чирриип». Когда самка откладывает первое яйцо или вылупляется первый птенец, это тоже обязательно сопровождает возбужденная вокализация. Несколько раз я слышал взволнованные крики в середине дня и понимал, что происходит что-то необычное. Я заглядывал в гнездо и обнаруживал, что начинает проклевываться птенец. Совпадение? Возможно. Я также слышал похожие взволнованные крики, когда прогнал бурундука, который пытался добраться до гнезда фебов. Возможно, у всех этих очень разных событий есть что-то общее и они вызывают одни и те же эмоции.
Просительное «чиип» птенцов в гнезде едва слышно (возможно, дело в том, что по тихому звуку гнездо труднее найти хищнику, потому что птицы в безопасных гнездах, например птенцы дятла в дуплах в твердых деревьях, почти всегда непрерывно шумят). После того как молодняк покидает гнездо, родители зовут «чип», а молодые отвечают «чиип», но теперь подросшие птенцы кричат громче, чтобы их можно было найти и покормить. Эти разные типы зова – не слова. Они передают эмоции, которые я не могу почувствовать так, как птицы, но которые могу понять.
На первой неделе апреля одна из птиц, предположительно самка (у самцов и самок одинаковое оперение), начала носить в клюве грязь из глинистой лужи на подъездной дороге. Мухоловка прилепляла ее на тонком выступе, на краю доски под крышей черного хода в дом, а также приносила зеленый мох из леса и укрепляла, украшала и маскировала им гнездо. Затем, когда гнездовая чаша была готова, птица стала подбирать шерсть бродячих собак и растительные волокна для выстилки гнезда, а на последней неделе апреля откладывала по одному безупречно белому яичку в день, пока в кладке их не стало пять штук. К тому времени мухоловка привыкла к нашим хождениям туда-сюда и редко вылетала из гнезда. Яйца проклюнулись через две недели насиживания. Желтовато-розовые птенцы были покрыты редкими пучками белого пуха.
К началу июня молодняк был почти готов покинуть гнездо, и однажды я увидел, как родитель принес в клюве большого кузнечика. Рот открыл только один птенец: выводок, должно быть, был хорошо накормлен. Тут начался ливень, а когда он закончился, я сразу услышал оживленное «фии-бии». Но песенка доносилась не с выступа возле гнезда, как обычно, и время для нее было не характерное – не рассвет. Наоборот, дело шло к сумеркам. Я взглянул вверх и увидел феба, который кружил высоко в небе, как жаворонок или вальдшнеп, но лишь несколько секунд. Почти сразу же его неожиданное выступление закончилось, он неподвижно расставил крылья, сделал круг и нырнул обратно вниз.
В шесть часов на следующее утро я услышал суетливые взволнованные «чипы» и увидел, как один из молодых птенцов выбирается из гнезда. Он поймал ветер крыльями и неловко упорхал в лес. Кто-то из родителей летал вокруг и около него, продолжая выкрикивать возбужденное «чип». Другие слетки явно уже отправились в полет. Я нашел одного из них на земле под своим грузовиком. Ко второй половине дня возле дома стало тихо: фебы себя больше не показывали. Но на следующий день я нашел весь выводок из пяти короткохвостых юнцов сидящим в рядок на сухой ветке под развесистой кроной граба неглубоко в лесу.
И уже на следующее утро на рассвете один из старших фебов щебетал около старого гнезда, собираясь начать второй в сезоне цикл размножения. Два дня спустя самка чинила и перестилала гнездо, готовя его к новой кладке. Пока она насиживала яйца, супруг взял на себя кормление слетков. Новый выводок вылетел 11 июля.
В 2005 году мы переехали в другой дом на той же дороге. Он вонял кошками, и, вероятно, там никогда не жили фебы: не было подходящих полочек для гнезда. Моя жена занялась заменой ковриков в доме, а я стал устраивать полочки: взял три досочки и прибил их в разных местах под крышей, чтобы у птиц был выбор, где делать гнездо. В оправдание наших надежд пара фебов явилась в первую же весну и осмотрела места для гнезд, которые я им сделал. Они выбрали полку около дверей гаража.
За следующие два года фебы (похоже, две разные пары) четыре раза пытались вывести потомство на этой полочке, но всякий раз их постигала неудача. На гнездах паразитировали буроголовые воловьи птицы, подкидывая туда свои яйца, а только что вылупившихся птенцов воровали бурундуки, которых привлекала птичья кормушка и которые как-то умудрялись залезать по стене до гнезда.