Танцевальное представление мне повезло найти. Причем прямо здесь, в мэнском лесном лагере. Проходит оно в уличном туалете, исполнители – особая труппа неутомимых артистов. Я лишь наблюдатель, но условия наблюдения отличные. Приятные 21 °C – слишком прохладно для слепней и хризопсов (они же златоглазики, или пестряки), слишком сухо для мошки и мерзейших исчадий ада – мокрецов.
Наш туалет спереди открыт и развернут к густым тенистым зарослям сахарного клена. У танцоров – их две-три дюжины – по шесть длинных тонких ног. Они снуют вверх-вниз, взад-вперед в темном углу под самой крышей и неистово разгоняются в пляске. Похоже, у них огромный опыт выступлений. Должен быть огромный. Ведь, скорее всего, они исполняют ту или иную версию своего представления более 225 млн лет, еще с триасового периода. И представление того стоит.
Большинство танцует поодиночке, но у некоторых есть партнеры, к которым они прочно прикреплены – гениталиями. Партнеры в паре смотрят в разные стороны, а когда отдыхают – чаще, чем одиночки, – то один цепляется за потолок передними ногами, а второй болтается снизу в воздухе.
В 13:30 танцы вовсю продолжались, и тут я прошелся по «танцполу» сачком и одним взмахом поймал штук 30 насекомых, чтобы получше рассмотреть их. Через пару часов танцоров уже было как раньше, и они продолжали плясать как минимум еще два дня с восьми утра до восьми вечера. Кто знает, может быть, они плясали и ночью.
С виду мои танцоры напоминали гигантских комаров. Они были родственны этой группе насекомых. За очень длинные ноги их называют комарами-долгоножками. Тело долгоножки немного меньше сантиметра, а ноги втрое длиннее. При малейшем прикосновении конечности отпадают – это позволяет быстро освободиться от хищника. Но от меня им уйти не удалось, хотя в сачке осталась кучка отброшенных ножек. Все насекомые выглядели одинаково, различались у них только гениталии. Я рассмотрел пару долгоножек: у одной брюшко было потолще, но заостренное, а у другой потоньше и с тупым концом. Думаю, более полная особь была самкой. С помощью лупы я увидел клещевидное устройство для захвата у самца.
Самцов среди исполнителей брачного танца было значительно больше. В моей выборке из 30 особей соотношение оказалось 28:2. Танцуют в основном одиночные самцы, а самок, как и у лесных лягушек, привлекает их общее представление. Самец находит самку (или наоборот), они спариваются и покидают толпу. Заполучив пару, самец некоторое время остается ей верен. Чтобы понаблюдать за этим, я посадил в банку три пойманные пары. Одна из них, которая рано утром уже сидела на потолке (вероятно, с прошлой ночи), тут же распалась. Две другие пары, пойманные, когда насекомые уже танцевали, оставались вместе одна около 4, а другая около 5 часов.
Долгоножки: предварительные заметки и зарисовки
Несмотря на то что долгоножки очень заметны и ведут себя ярко, я не смог определить их вид. Но это обычное дело: я ничего не знаю про огромное количество видов, которые живут вокруг нас, даже вполне заметных. Вдобавок появляются все новые. Летом 2006 года я впервые увидел крупных мух с резко-белыми головками и лимонно-желтыми брюшками. Они кормились на цветах таволги вязолистной. Позже выяснилось, что это Belvosia bifasciata, вид ежемух-тахин. Они паразитируют на крупных гусеницах, чаще всего сатурниях.
По-английски названия многих насекомых оканчиваются на «-fly», то есть «-муха» (например, бабочка – butterfly, стрекоза – dragonfly, наездник – ichneumon fly и рогоуст – dobsonfly), но на самом деле словом fly называют лишь одну группу насекомых – отряд Двукрылые (Diptera)[18]. Как понятно из названия отряда, его члены отличаются тем, что у них всего два крыла, а не четыре, как у остальных насекомых. По оценкам в мире около 240 000 видов двукрылых, но лишь примерно половина из них идентифицированы. В США их пока что описано около 25 000. Жителям Мэна хватает знакомства с группой примерно из полудюжины видов двукрылых. Эти соседи по летнему миру, которых мы, пожалуй, знаем даже слишком близко, населяют обширную географическую зону от лесов Новой Англии до канадской тундры. И это они (комары, мошки, мокрецы, слепни и пестряки-хризопсы) ищут нас, а не наоборот. Лучше бы не искали. Благодаря огромному числу особей эти виды почти всегда оставляют глубокий след в памяти каждого, кому случилось встретиться с ними в тот часто очень определенный период лета, который они сделали частью своей экологической ниши.
Двукрылые нападают на животных, от гусениц до оленей, самыми ужасными способами, с большим коварством и изобретательностью. Например, некоторые поедают жертву изнутри наружу, а некоторые – снаружи внутрь. Впрочем, справедливости ради, большинство из тысяч видов двукрылых совершенно безобидны, даже очаровательны. Одни имитируют ос и разноцветных пушистых шмелей; у других форма настолько экзотична, что они кажутся инопланетными пришельцами. Некоторые ошеломляюще красивы, а еще существует множество редких видов, которые никто из нас никогда и не встретит.
У каждого двукрылого насекомого свое место и свой сезон, а для многих характерно еще и определенное время дня (или ночи), когда они активны. Мои самые близкие знакомые не так занятны, как танцующие долгоножки (а их тоже сотни видов), и я не могу назвать их здесь, так как не знаю их имен. Говоря о следующей партии, с которой мы встречаемся летом, я тоже не буду называть точных видовых названий.
Первыми в списке местных знакомых нам двукрылых идут комары. С ними смириться легче всего, потому что, в отличие от тропических собратьев, северные виды (насколько мы знаем) не переносят малярию, лихорадку денге, желтую лихорадку и другие болезни. Самки комаров сосут кровь, чтобы получить достаточно белка для образования нескольких сотен яиц, которые откладывают в воду. Личинки живут в воде и питаются, отфильтровывая микроскопические частицы. Они двигаются вихляющими движениями и периодически всплывают подышать. Воздух всасывают через короткую трубочку на заднем конце тела. Почти любой водоем со стоячей водой, где нет рыбы, летом кишит извивающимися комариными личинками. Конечно, на этой стадии они никого не беспокоят, а в кровожадных демонов превращаются, только когда выйдут из плавающих куколок. Люди в основном сталкиваются с самками – самцов интересуют нектар и соки растений, а также самки, с которыми можно спариться.
Поскольку я в основном веду дневной образ жизни и люблю открытые солнечные пространства, мэнские комары меня никогда особенно не беспокоили. Вот арктические – совсем другое дело: по каким-то причинам, чем дальше на север, тем они злее и многочисленнее. Олени карибу из-за туч комарья иногда теряют столько крови, что худеют, хотя все время пасутся.
Постоянно на комаров охотится только одно животное – стрекоза. Стрекозы занимаются этим уже по крайней мере 100 млн лет. Похоже, у комаров выработались некоторые привычки, благодаря которым им удается не пересекаться с этими хищниками. Они избегают солнечных мест, где стрекозы наиболее активны, но стоит войти в густой тенистый лес, где стрекоз нет, и комары появляются тучами. Когда стрекоз мало, комаров полно.
Стрекозы, летающие в сумерках, просто-таки пируют комарами. Я подозреваю, что такие невероятные глаза у стрекоз развились, чтобы следить за добычей, которая пытается улизнуть в темноту. Их поведение приспосабливается к решению той же задачи. Идя в высокой траве в Ботсване жарким днем, я видел, как в воздух взлетают комары, а меня сопровождали несколько охотящихся на них стрекоз. Похоже, стрекозы двигались именно за мной, потому что, когда я перешел на неспешный бег, они продолжили лететь следом. Они вели себя как некоторые виды птиц – воловьи птицы в Северной Америке и египетские цапли в Африке, – которые тоже следуют за крупными животными, чтобы поймать добычу, которую те вспугнут своим движением.
Стрекозы действуют по обстоятельствам. 23 июля 2005 года около восьми вечера везде – от нашей лужайки до бобровой запруды – воздух был полон крупных стрекоз. Они сотнями выписывали зигзаги во все стороны – довольно низко, от 3 до 5 метров над землей. Я никогда не видел столько стрекоз одновременно. Прошло десять минут – солнце еще стояло градусах в пяти над горизонтом, и пчелы по-прежнему трудились на цветках, – а стрекозы вдруг перестали летать.
От комаров порой бывает почти никуда не скрыться, но, зная их расписание, с ними можно почти не встречаться. В первую очередь для этого нужно сидеть по ночам в помещении. Те комары, которые добираются до меня, пока я сплю, оставляют маленький волдырь, и за несколько минут он исчезает. Новички в лесу, те, кто еще не уплатил «входную плату» природе, не всегда отделываются так легко. Ходить с голым задом после наступления темноты – не лучшая идея, особенно если иммунная система пока не очень тонко настроена. Так можно заработать большие красные волдыри, которые будут чесаться до умопомрачения.
Мошка́ вступает там и тогда, когда комары уходят. Мошка – это несколько видов мелких (около 3 миллиметров) горбатых мушек с толстыми короткими ножками (так удобнее заползать к вам в волосы и под одежду через складки и дырки) из рода Simulium. Их личинки – фильтраторы, они прикрепляются к камням на дне быстрых ручьев, часто в таких количествах, что кажется, будто камни покрыты черным мхом, но каждый стебелек «мха» – это на самом деле личинка. Такие ковры из личинок могут простираться по ручьям до бесконечности, когда же выходят имаго, то половина из них жаждет крови. Другая половина – самцы, которым не нужно белковое питание. Мошка бесшумна, в отличие от комаров она не жужжит на подлете, а, как только незаметно сядет, сразу вгрызается в кожу до мяса. Она сводит с ума лосей и еще хуже действует на некоторых людей. Те, кто живет вблизи диких мест или решается выйти в лес в «сезон мошки» (то есть летом), даже если с годами выработали иммунный ответ на укусы, считают этих мелких двукрылых изрядной докукой.