чики снова поднимают желтые головки соцветий. Мухоловка феб два месяца молчал, а сегодня утром немного пел, и по ночам иногда раздаются отдельные голоса квакш.
19 октября 2005 года. Ветреная прохладная погода не дает мне покоя, я жду завтрашнего дня, чтобы уехать в Мэн. Повсюду падают листья. Несмотря на холод и затянутое небо, зацвело еще несколько «весенних» цветов – обычные синие фиалки (Viola sororia), черноголовка обыкновенная (Prunella vulgaris), журавельник (Geranium maculatum). Я с удивлением вижу, что пересаженные в мае весеннецветущие груша и китайка в конце сентября снова дали цветки. Еще и жимолость на нашей подъездной дорожке распустила несколько почек, из которых растут веточки с листьями и цветками. Мимо проносится белый пушистый ватный шарик, слабо помахивая крыльями, – это мигрирующая форма волосатой ольховой тли. Не знаю, куда направляется насекомое, но это последнее летнее поколение, которое дали бескрылые родители. Ночью я слышал крики гусей. Этим утром около 50 этих птиц тихо сидели, как чучела-приманки, на бобровой запруде. Около 8 утра они внезапно с плеском снялись и полетели на восток, затем повернули на север, и лишь потом вся стая направилась на запад. На запруде осталась дюжина гусей. Еще с нами несколько белоголовых зонотрихий – они пролетали здесь на миграционном пути. Издает ритмичные звуки воротничковый рябчик. Его я не слышал с весны.
Бобры на запруде опять валят осинообразные тополя, отгрызают ветки и тащат их в воду, чтобы набить продуктовую кладовку рядом с хаткой, где их скоро скроет льдом. Бурундуки собирают желуди, набивая ими защечные мешки, бегают к своим норкам и обратно, чтобы пополнить подземные хранилища. Я заготавливаю дрова, собираю мед и утепляю дом и ульи, пока Рейчел маниакально закатывает овощи и делает яблочные пироги. А тем временем над головой гогочут гуси, летящие на юг, а в соседних лесах у лосей и оленей начался гон: так телята родятся весной достаточно рано, успеют вырасти и окрепнут к следующей зиме. Как всегда к концу лета, бо́льшая часть того, что я вижу (и пытаюсь делать сам), выглядит осмысленно. Так и должно быть. В конце концов, немногие животные или растения могут прожить целый год, не меняя поведения и физиологии, и притом подготовиться к неизбежному страшному испытанию стужей. Смена времен года предсказуема, и меня озадачивают те растения или животные, которые выбиваются из графика. Это аберрации? Но если да, почему их так много?
Я только что заметил, что пара воронов, живущая недалеко от нашего дома, с шумом вернулась на свое гнездовое место на скале, как будто снова собирается гнездиться. Как обычно, они утратят к этому интерес через месяц-другой (хотя есть сообщения о том, что европейские во́роны иногда гнездятся осенью). Друг доложил мне, что видел скопу, несшую палку, как будто для гнезда, а один человек написал по электронной почте, что пара воронов около Бетела на Аляске носила прутья в гнездо в середине октября. В это время года в лесах иногда издает глухую дробь воротничковый рябчик, как весной, когда самцы привлекают самок. Некоторые считают, что во время бабьего лета птицы таким образом «занимают территории», но на самом деле большинство рябчиков сейчас отчасти ведут образ жизни, близкий к общественному, часто кормятся и отдыхают вместе в небольших группах.
Дятлы тоже иногда барабанят, а лазурные сиалии прилетают и осматривают скворечники. Некоторые птицы снова запели после двухмесячного молчания. На днях я слышал болотную, певчую и белошейную зонотрихий; скворцов; рубиноголового королька; сероголового виреона; время от времени странствующие дрозды, фебы и золотоголовые дроздовые певуны издают укороченные и какие-то нерешительные вариации своих характерных песенок, как бы приглушенно, не от всей души. Они поют несколько первых нот песни на половинной громкости, а потом звук затихает, как будто птица передумала. Весенние перелетные птицы по возвращении делают так же.
Пение у птиц – прерогатива самцов, с его помощью они заявляют свои права на территорию, отгоняют оттуда других самцов и, возможно, привлекают партнершу. Но многие из поющих птиц, которых я слышу сейчас, летят зимовать на юг. Они не будут образовывать пары и искать территории для размножения до следующей весны и лета. Короче говоря, их пение выбивается из контекста и графика примерно на полгода.
Многие цветки канадского дёрена при вторичном цветении деформированы
Возможно, сейчас птицы поют от избытка возбуждения, которое обычно приберегают до весны. Но если так, то это лишь непосредственная реакция, она не объясняет первопричины, ведь энтузиазмом нельзя объяснить поведение растений. К концу сентября я иногда нахожу цветки не только на упомянутых растениях в Вермонте, но и по крайней мере на растениях еще одного вида около моего лагеря в Мэне – это дёрен канадский, Cornus canadensis. У этого дёрена броские белые цветки, которые ковром покрывают землю в северных лесах на две недели в мае. Летом их нет. Когда цветки снова появляются на растении осенью, то создают любопытный аномальный контраст с ярко-красными ягодами дёрена и опавшими красными, бурыми и желтыми древесными листьями. Ни один из поздних цветков дёрена не даст плодов. У многих из них неправильная форма, которая у меня ассоциируется с «несовершенной» приглушенной птичьей песней, звучащей в это же время. Возможно, теплой не по сезону осенью (глобальное потепление?) зацветать будет еще больше растений, но цветение вызывает не температура как таковая, ведь летом всегда еще жарче, а растения не цветут.
Что, если в окончании лета заложены «семена» весны? Лето и зима очень сильно отличаются друг от друга по температуре и продолжительности светового дня, но начало и конец лета во многом похожи. В это время скорее прохладно. В дни осеннего и весеннего равноденствия – 22 сентября и 20 марта соответственно – фотопериод одинаков: 12:12 (12 часов дня и 12 часов ночи).
Одни травянистые растения цветут весной, другие – в середине лета, третьи – осенью. В лаборатории можно заставить одно растение зацвести, искусственно укоротив день, а другое – только удлинив. Похожим образом, поддерживая в лаборатории постоянный фотопериод, можно добиться, чтобы птицы или откладывали яйца, или перестали это делать. У диких птиц, которые размножаются на севере, репродуктивный цикл, включая миграцию, ухаживание и строительство гнезда, разворачивается в строгой зависимости от фотопериода. Наши куры несутся все лето, когда естественный фотопериод включает в среднем не меньше 13 часов света и не больше 11 часов темноты, но, чтобы они продолжали нестись в середине зимы, приходится еще несколько часов дополнительно освещать курятник. После весеннего равноденствия в конце марта фотопериод быстро приближается к соотношению 13:11, это время, когда многие организмы готовятся к лету. Если по фотопериоду они определяют время года, то как одинаковый фотопериод в районе осеннего равноденствия в конце сентября и весеннего в конце марта позволяет им отличить осень от весны?
Температура слишком изменчива, чтобы надежно указывать, начало сейчас лета или уже конец. Растениям и животным нужно знать не только, что лето приближается или уже пришло, им надо также предсказывать, когда оно начнется и закончится. Сам по себе фотопериод – не единственный фактор. Замечательно, что живые организмы могут замерять его и почти всегда определенным образом на него реагировать, но им нужен еще один механизм, чтобы определять, в каком направлении фотопериод меняется. Это не так уж просто. Когда растения цветут не вовремя, это часто объясняют «стрессом» или необычно высокой температурой. Стресс действительно может быть дополнительным фактором, но, возможно, весенний фотопериод осенью и сам по себе вызывает стресс.
Одна почка жимолости (из восьми на этой части ветки) открылась, чтобы в октябре выпустить молодую ветку с листьями и цветками; обычно это растение цветет в конце мая
Ошибки и несовершенства обеспечивают разнообразие, чтобы было над чем работать естественному отбору, делают эволюцию возможной. Есть даже механизм, единственная «цель» которого увеличивать количество вариантов. Это половое размножение. Если нет разнообразия, то не может быть эволюции. Если бы виды создавались каким-то магическим способом, это были бы сплошные клоны. Наследуемая мутация заставила центральноевропейских славок-черноголовок неправильно сориентироваться, так что они в итоге полетели осенью на запад, а не на юг в Африку, начали новую популяцию и теперь процветают в Англии. Некоторые фебы, возможно заблудившись, бросили свои скалы и стали гнездиться на домах, и это стало обычным, потому что дома безопаснее. Лососи, которые не нашли свои родные ручьи на нерестовой миграции и случайно пошли по другим протокам, расширили популяцию. Вероятно, некоторые дятлы что-то путали, тратили массу времени и сил, выдалбливая ложные гнездовые дупла осенью, и в итоге нашли, что это чрезвычайно полезные места, где можно переночевать в очень холодную погоду, так что у них появились более высокие шансы на выживание, чем у дятлов, которые ошибались меньше. И так же редкая синяя фиалка, цветущая осенью, напоминает мне, что природа не всегда абсолютно совершенна, зато эволюционирует и в целом существует благодаря этому несовершенству.
Из года в год под конец лета и осенью в теплые ночи, а иногда и в теплые дни я слышал, как из леса доносятся странные, в основном одиночные высокие писки и чириканье. Всякий раз, как я подходил поближе, чтобы установить источник этих вроде бы птичьих звуков, они всегда затихали, и я ничего не видел. Прошло много времени, прежде чем мне удалось наконец установить, что я слышал голоса явно сбитых с толку квакш и лесных лягушек. Весной эти лягушки собираются и оглушительно шумят в прудах, а после скачут по земле в соседние леса, где все лето молчат. Однако в сентябре и в начале октября, в бабье лето, когда снова начинают раздаваться их голоса, они никогда не бывают в нерестовых прудах, а всегда оказываются в лесу, где будут зимовать под опавшими листьями. Ни одна лягушка-бык, леопардовая или зеленая лягушка не сделает такой же «ошибки» – не станет кричать с фальстарта, как будто начиная брачный ритуал с опережением графика на полгода. Но лесные лягушки тоже кричат осенью, хотя не так часто, как квакши, а крики у них очень короткие и редкие. Однажды в ноябре в Мэне, сидя на елке, я вдруг услышал лесную лягушку внизу под собой. К ней присоединились вторая и третья. Их разделяло метров тридцать. Пруда поблизости не было. Три лягушки кричали минут десять, а затем снова утихли. Возможно, то были последние кличи в сезоне.