– Почему бы и нет? – поддержала ее Керенса.
– Он постоянно болтался между этим островом и Лу, – заговорила Селина со слегка мечтательным видом. – Боже, как он был красив! До того как отпустил бороду. Я всегда была против этого. Думаю, он и сделал-то это только для того, чтобы позлить меня.
– Ой, а мне это нравилось, – брякнула Полли, не подумав, и тут же Керенса лягнула ее под столом. – Что? Ой…
Селина же, погрузившись в воспоминания, продолжила:
– Он был великолепен. Все те идиоты, с которыми я встречалась прежде, были настоящими задницами, только и болтали что о Сити, или о спекуляциях нефтью, или о делишках папочки… и тому подобном.
– Пока не получали дозу, – добавила Керенса.
– Точно, – кивнула Селина, закуривая сигарету и помахивая ею.
Полли и Керенса ничего не имели против, но Флора явно пришла в ужас.
– Придется научиться курить, если хочешь заполучить шикарного парня, – сказала Селина. – Родители отправляют их в дорогие школы-пансионы. И они там постоянно курят, чтобы не плакать.
– Пожалуй, мне не стоит выходить за шикарного парня, – пробормотала Флора.
Она оглянулась на Джейдена, не сводившего с нее глаз и тут же энергично помахавшего ей рукой.
– Уверен, сегодня вечером я многое узнал, – заметил Дюбоз.
– А он был настоящим, – проговорила Селина. – Он молчал, когда ему нечего было сказать. Он не старался очаровать… я это ненавижу. Это совершенно лишнее. Как будто это может что-то значить… Обаяние – просто способ этих ублюдков заставить тебя делать то, чего они от тебя хотят. Могли бы точно так же приставить пистолет к твоей голове. Подействовало бы с той же скоростью.
– Знакомо, знакомо, – кивнула Керенса.
Да уж, Рубен и правда был таким несносным и необаятельным, что Полли порой хотелось обойти его вокруг и поискать обаяние за его спиной.
– Он просто говорил все как есть… конечно, поначалу меня это по-настоящему привлекало. Хотя потом мне хотелось убить его каждый раз, когда я пыталась завести разговор о наших взаимоотношениях.
Женщины дружно кивнули.
– И он был просто… он настолько отличался от тех, кого я прежде знала… Такой откровенный. Такой честный.
Полли уставилась в стол, у нее загорелись уши.
– И вот, – снова заговорила Селина, – я все бросила… О боже, мои родители сходили с ума. А я себя чувствовала как одна из тех шестнадцатилетних дурочек, о которых каждое лето пишут в газетах, – они едут отдыхать в Турцию и случайно выходят замуж за официантов. Серьезно, я примерно так и поступила. Моя мачеха… Ну да, у нее дурной характер, но она пробилась наверх, чтобы выйти за моего папу, у которого были кое-какие деньги, и часто твердила: «Ты просто не знаешь, что такое бедность, Селина. Тебе это кажется романтичным, но ни капли романтики нет в том, что у тебя посреди зимы ломается бойлер, а муж где-то далеко в море». И еще она передразнивала говор прибрежных жителей: «А кроме того, знаешь ли, у всех моряков венерические болезни!»
Она замолчала.
– Конечно, хуже всего то, что она была права.
– Насчет венерических заболеваний? – Полли вдруг выпрямилась на стуле.
– Нет, о боже… Вы же его знали. Вы знали, каким он был великолепным парнем. Нет, насчет денег. А это выматывает… Я не могла найти вакансию учительницы. Предлагали работать только горничной в отеле или барменшей. Я, кстати, попробовала и то и другое. – Она покачала головой.
К ним тихо подошел Энди, поставил на стол еще одну бутылку, и Керенса снова наполнила бокалы. Но Селина уже отчасти утратила оживление.
– Вот поэтому… вот поэтому так ужасно было возвращаться в город. Там полно людей, не знавших его. Не знавших, каким он был достойным, и добрым, и честным, – они помнили только меня в чертовых старых трениках и наши постоянные ссоры… После его смерти я пустилась во все тяжкие, но это тоже было ужасно. Я всегда заканчивала тем, что выпивала пару лишних бокалов вина и портила всем вечер.
– Так вы поэтому вернулись сюда?
– Ну да, – мрачно подтвердила Селина. – И еще потому, что я просто не знаю, куда деваться.
Парни начали отплясывать хорнпайп, и Полли сделала вид, что наблюдает за их лихими подскоками и коленцами, а сама прислушивалась к тому, что говорила Селина.
– Давайте лучше сменим тему! – наконец заявила та. – Я не могу без конца изображать безутешную вдову. ПОЖАЛУЙСТА. Я действительно устала.
И они стали болтать о других вещах, осторожно обходя в беседе острые углы. Дюбоз принял основной удар на себя, стараясь рассмешить Селину, и вполне преуспел, а Полли разговаривала с Арчи – тот только что пришел в паб и задержался у их столика.
Арчи пристально посмотрел на Флору, видимо не сразу узнав ее, и затем устало улыбнулся.
– Как она? – тихо спросил он Полли, кивая на Селину.
– Думаю… думаю, есть подвижки в лучшую сторону, – сказала Полли.
А потом присмотрелась к Арчи. Морщины вокруг его глаз стали глубже, и Полли вспомнила, как близки они были с Тарни, они ведь много лет вместе ходили в море. Сколько людей сочувствовали Селине и беспокоились за нее, тогда как Арчи в одиночку старался справиться с утратой! Может быть, поэтому его лицо до сих пор выражало боль. Следы горьких раздумий, подумала Полли, они разбегаются, как круги от камня, брошенного в пруд, и ощущаются во всем.
– А ты как? – спросила она.
Арчи пожал плечами.
– Такими вечерами, как сегодня, – ответил он, окинув взглядом добрую половину городка, сидевшую под китайскими фонариками; люди пили, говорили, смеялись, – мне особенно его не хватает. А иногда я забрасываю сеть, и мне почти кажется, что он рядом, но его нет. И я продолжаю думать, делаю ли я все так, как сделал бы он? Был бы он доволен мной?
– Конечно был бы! – ободряюще произнесла Полли.
– Надеюсь, – кивнул Арчи. – Очень, очень надеюсь.
Полли погладила его по руке.
– Тебе нужно больше отдыхать, – сказала она. – Работа сама по себе очень утомительна, не стоит постоянно переживать за всех подряд. Ты хорошо справляешься. Действительно хорошо. Парни довольны, и рыбы много.
Мужчины наконец закончили танец и поклонились в ответ на аплодисменты, а потом запыхавшийся и раскрасневшийся Джейден подошел и остановился перед Флорой.
– Тебе понравилось, как я танцевал? – спросил он.
– А ты танцевал? – равнодушно произнесла Флора.
Полли встала:
– Ладно, домой пора.
– Флора со мной пойдет! – крикнул Джейден так громко, что кое-кто даже ненадолго повернулся в его сторону.
Флора повела глазами.
– К твоей маме, – уточнила она, поднимаясь с места с некоторой неохотой.
– Тебе нужна запасная футболка? – спросила у нее Полли.
– Все в порядке, – сказал Джейден. – У моей мамы полно пижам. – (Сидящие за столиком переглянулись.) – Наверное, – добавил Джейден. – Или ты можешь взять одну из моих футболок.
– В качестве спального мешка, – пробормотала Флора.
Джейден и Флора пошли вверх по холму к дому, принадлежащему матери Джейдена; это был крошечный – две комнаты внизу и две спальни наверху – рыбацкий коттедж, который прилепился к склону, как дитя, цепляющееся за мать.
Полли и Керенса шагали рядом, стараясь не оглядываться на Селину и Дюбоза. Те брели сзади и были заметно навеселе.
Они прошли мимо «Маленькой пекарни на Бич-стрит», мимо ее пустых чистых окон – только на одном из них стоял свадебный торт. Полли приготовила его для одной семьи на материке, и он ждал отправки.
Наконец Полли повернулась, чтобы пожелать Селине спокойной ночи.
– Думаю, вы правильно поступили, приехав сюда, – сказала она. Ей тяжело было видеть тоску в глазах Селины. – Тарни… ваш муж… он здесь повсюду. В каждом камне. В каждом кирпичике. Вы можете говорить о нем целыми днями, если хотите. Здесь нет никого, кто не знал бы его, и все его любили. Его место было здесь, он родом отсюда, и вы тоже можете тут жить.
Селина приостановилась.
– Благодарю, – вздохнула она. – И извините меня. Переезд был немножко ошеломляющим. Спасибо, что позволили мне выговориться.
– Без проблем, – ответила Полли.
Она с некоторой опаской наблюдала за тем, как Дюбоз сжал руку Селины, потом наклонился и поцеловал ее в щеку. Но, попрощавшись, он вернулся к Полли и Керенсе.
Позже, когда они уже выпили дома по чашке чая и Керенса отправилась спать вниз в пристройку, где стояла настоящая большая кровать, Полли поднялась к себе, чтобы посмотреть на море и послать сообщение Хаклу, надеясь, что еще не слишком поздно. Нет, не слишком поздно, пространно объяснил изрядно пьяный Хакл, позвонив ей, – но медовухи было слишком много, а от этого совершенно невозможно призно… призноси… подобрать понятные слова, но она ведь знает, что он… что он… нет, это важно, пусть она не вешает трубку, ладно, он ведь любит ее больше всего на свете, она это понимает? Потому что жизненно важно, чтобы она это понимала, так?
И Полли смеялась и говорила, что понимает, и позволяла ему болтать, пока готовилась ко сну, и пока он наконец не повторил в очередной раз, что любит ее.
Потом она приласкала Нила и с легкой тревогой вспомнила свой разговор с Патриком, но решила забыть о нем на время, пока маленький тупик устраивался поудобнее в своей постельке, сооруженной из старой коробки для чая (Полли купила ему дорогущую собачью корзинку, но Нил ее возненавидел. Ему нравился шуршащий картон. К тому же, если с ним случалось очередное неизбежное, Полли могла просто выбросить коробку и заменить ее новой. Нил так и не стал по-настоящему домашним, хотя теперь вел себя гораздо лучше).
Наконец Полли подошла к окну и посмотрела на маленький городок. Она видела, как погасли фонарики у паба, как выключились уличные фонари; и только луч маяка продолжал вращаться в темноте ночи да внизу в городке, как раз там, где прежде сиживала сама Полли, горел неяркий свет и виднелась фигурка у окна, бессонная, одинокая, в той самой маленькой квартирке над «Маленькой пекарней на Бич-стрит».