— Ну, душенька, ты только представь, что заговорят обо мне! Или ты считаешь, что я могу себе позволить роман, и об этом никто не узнает? Да нет же. Я не умею таиться, а другого способа я не вижу. Я должна справиться с собой и поставить на место юнца. И так уже Александров Бог весть что готов выкинуть, как бы до дуэли не довели!
Татьяна Дмитриевна внимательно посмотрела в лицо подруги и изрекла трагическим голосом:
— Так ты готова отказаться от любви, посланной тебе небом, и отдать это сокровище, то бишь Николеньку, какой-нибудь пустышке, холодной светской развратнице или, еще хуже, дворовой девке?! Подумай хорошенько. Молодой, сильный мужчина вот уже месяц живет на лоне природы, питаясь только надеждами. По девкам не бегает, как Волковский, влюблен в тебя без памяти, а ты мучаешь его и даже готова его вовсе отвергнуть!
Эта обличительная речь повергла бедную женщину в смятение:
— Но… его тайна? Ведь что-то он скрывает.
— Тебе что за дело? Nikolas благороден, у него не может быть никакой порочащей его связи или мрачного секрета, поверь мне.
Лизавета Сергеевна чувствовала, что Таня права.
— Так ты отказываешься от него? Да или нет? — продолжала наступление безжалостная подруга.
Лизавета Сергеевна мучительно искала ответ:
— Я… я не знаю. Нет, я знаю, что не должна компрометировать себя, иначе все рухнет…
— Тогда я им займусь, — хладнокровно заявила Татьяна Дмитриевна.
— Как? — тут же возопила несчастная женщина. — Неужели ты способна на такое коварство?
— Где здесь коварство, mon amie? Я внесу в его летний отдых здоровое начало.
Лизавета Сергеевна подавленно молчала под пристальным взглядом непреклонной подруги, потом выдавила из себя:
— Ты не сделаешь этого.
— Сделаю, будь покойна. Я-то знаю, на что способен ревнивый человек! — произнеся эту загадочную фразу, она чмокнула тихую подругу в щечку и бодро направилась в сад.
Лизавета Сергеевна не знала, как поступить: бросаться ли вслед за ней или положиться на волю провидения. «Все мужчины таковы, — заранее сердилась дама на ни в чем не повинного Nikolas, — Они будут вам клясться в вечной любви, но стоит только появиться в их поле зрения более доступному предмету, прощай любовь! Тут же отдаются в плен искусственных приманок… Неужели и он, он даст себя соблазнить?.. Но Таня какова! После всего, что я рассказала!»
Она окончательно расстроилась и удалилась к себе под предлогом головной боли. Не вышла к обеду, отказалась от прогулки и катания на лодках и, мучая себя, не имея сил ни на какое дело, металась по комнате, заговаривая с собой вслух.
— Что же произошло? Таня права: я веду себя, как собака на сене. Нет, я не должна выдавать своего смятения, ведь ничего не случилось. Ничего!
Старательно причесавшись и тщательно продумав свой наряд, Лизавета Сергеевна вышла к ужину, твердо решив не обнаруживать свои чувства. Молодежь за столом весело обсуждала предстоящий праздник. Приготовления велись весь день, дом ходил ходуном: вынимались старые вещи из сундуков, зачем-то посылалась экспедиция в деревню, дети мастерили костюмы, репетировали спектакль. Но нынче вечером было решено музицировать и танцевать.
Лизавета Сергеевна держалась мужественно, ничем не выдавая своих мук, хотя сразу приметила первые шаги подруги: Татьяна Дмитриевна выбрала место за столом возле Nikolas и постоянно обращалась к нему, кокетничала совершенно бесстыдно, как казалось Лизавете Сергеевне, и требовала ухаживать за ней. Юноша, как всегда, был предупредителен и внимателен к даме, отвечал на ее вопросы, улыбался, жаля в самое сердце молодую женщину, наблюдающую за ним. Хвостова заговорщески подмигнула подруге, когда та вошла. Она была тоже во всеоружии: изысканно причесана и одета к лицу. Ревнивый взгляд влюбленной женщины отмечал каждую деталь. Вот Nikolas склонился к даме, слушая ее, и их головы соприкоснулись, вот он улыбается мягкой, снисходительной улыбкой, как Ангел из ее сна. Она заметила также, что Александров поглядывает в сторону Мещерского довольно злобно, хотя молчит.
— Maman, а Nikolas обещал нам спеть «Жил-был король когда-то»! — похвастала маленькая Аннет.
— Ах да, mon ami, я еще не слышала его голоса, — тут же подхватила Татьяна Дмитриевна, — поэтому попросила Николеньку спеть, и он любезно согласился, — она подарила племяннику нежный взгляд, который, конечно, больно задел ее подругу.
«Коварная, жестокая Таня, зачем она так? — молча стонала Лизавета Сергеевна. — А Nikolas совсем не смотрит в мою сторону, он обижен до сих пор или… или уже пленен ею?» Она так погрузилась в свои размышления, что не слышала, о чем говорят за столом и включилась только тогда, когда доктор Крауз обратился к Мещерскому с вопросом:
— Что скажите вы, как человек, постигающий естественные науки?
Nikolas пожал плечами:
— На мой взгляд, это бездоказательно. Все вычисления и гипотезы требуют убедительных обоснований. Пока их нет. Существующая теория надумана, взята с неба, простите за дурной каламбур. Обитаемость Луны — это большой вопрос по сей день.
Лизавета Сергеевна поняла, что речь идет о прошлогодней сенсации — предположении об обитаемости Луны. Мещерский продолжал:
— Нынче весьма популярны Кабалла, алхимия Парацельса, магнетизм Меснера, но это все не наука. Я предпочитаю эмпирические доказательства. Влияние планет на человека, конечно, возможно, но все нужно доказывать.
— Значит, в гипнотизм вы тоже не верите: — неожиданно для себя спросила Лизавета Сергеевна.
— Гипнотизм как воздействие на человека определенных сил, безусловно, существует, — отвечал Nikolas. — Но это только медицинский факт, доктор может подтвердить.
Крауз снисходительно улыбнулся и ничего не сказал.
— А если не медицинский факт, а… — Лизавета Сергеевна замялась в поисках нужного слова, — из области чувств, сердечных отношений?
— Вы говорите о магнетизме личности? Но это тоже можно истолковать с точки зрения медицины.
— И только? — Лизавета Сергеевна внимательно смотрела на Мещерского, отчего тот несколько смутился, но ответил:
— Я не берусь судить о явлениях мира духовного, в это замешаны небеса. Христос безусловно обладал магнетизмом небесного происхождения. Иногда такое случается между людьми.
Татьяна Дмитриевна мгновенно внесла в разговор легкомысленную ноту:
— Ты говоришь о любви, mon sher? Конечно, это иногда случается между людьми.
Все засмеялись. С другого конца стола, где сидела молодежь и сложилась своя беседа, воззрились на них. Сергей громко произнес:
— Мещерский, не морочь дамам головы своей ученостью. Бьюсь об заклад, ты прочел уже целую лекцию о…
— О высокой любви! — зло усмехнувшись, добавил Александров. Налимов громко захохотал.
Лизавета Сергеевна видела, как напрягся Nikolas, еле сдерживая себя. Татьяна Дмитриевна не дала назреть скандалу:
— Однако мы засиделись, а мне не терпится услышать «Песню о блохе»!
Все застучали стульями, выходя из-за стола, и направились в гостиную. Лизавета Сергеевна успела подметить подметить, какими взглядами обменялись студент и гусар. Татьяна Дмитриевна взяла под руку Nikolas и повлекла за собой. Хозяйке предложил руку доктор Крауз. В гостиной шел спор, кто будет аккомпанировать. Решила все Татьяна Дмитриевна, сев к роялю сама и решительно раскрыв ноты. Мещерскому было явно не по себе от глаз, устремленных на него со всех сторон. Он пел здесь впервые на публике, если не брать в расчет репетиции водевиля, на которых присутствовали только избранные. Девочки были заинтригованы, все ждали с любопытством.
При первых звуках слегка дрожащего от волнения, но быстро набирающего мощь голоса Nikolas Лизавета Сергеевна чуть не расплакалась. Она почувствовала, как поднимается в ее душе горячая волна нежности, восторга, беспредельной любви. «Как он поет! Как он поет! — в упоении думала она. — Эти смягченные шипящие звуки, как он произносит, этот изумительный тембр! Какая же у него должна быть душа!» Впрочем, пение Мещерского на всех произвело сильное впечатление. Когда растаял последний звук, рукоплесканьям не было конца. Аннет прыгала на месте, кричала «Браво» и отбивала ладошки. Татьяна Дмитриевна, явно растроганная, со слезами на глазах приблизилась к Nikolas и поцеловала его в губы. Гусары дружно присвистнули, а Лизавета Сергеевна ахнула и стиснула веер. Сам Мещерский немного смутился. Девочки смотрели на него восхищенно, даже Крауз отметил:
— Да, неплохо, неплохо, пожалуй…
Упросили еще спеть Машу, она технично и виртуозно исполнила венецианские баркароллы. Лизавета Сергеевна петь категорически отказалась. Перешли к танцам, установив по обычаю очередность, кому садиться за рояль. Начали с любимого вальса.
Обычно не танцующая Лизавета Сергеевна уже было подсела с пяльцами к карточному столику смотреть, как тетушка раскладывает гран-пасьянс и занимать ее беседой. Она ревниво поглядывала в сторону танцующих пар (Татьяна Дмитриевна, конечно, вальсировала с племянником) и дважды укололась иглой. Неожиданно к ней подскочил Александров и расшаркался, предлагая тур вальса. Он был разгорячен вином, посему так храбр. «Ну, что ж? — подумала молодая женщина, — отчего и не станцевать, если другие танцуют?» И она подняла руку на плечо гусара. Александров вел легко и умело, он оказался прекрасным танцором. Лизавета Сергеевна ощутила вдруг давно забытое удовольствие от этого плавного скольжения по паркету и целиком отдалась ритму танца, не замечая, как волнуется от ее близости Александров, как крепко обнимает ее талию его рука и как сокращается расстояние между ними. Они танцевали молча, Александров пожирал даму глазами. Когда смолкла музыка, Лизавета Сергеевна едва выговорила «mersi» и упала на стул, раскрыв веер. Александров расположился возле.
Однако когда грянула мазурка, он не успел пригласить даму: гусара опередил Мещерский. Молодые люди стояли перед ней, ожидая своей участи. Лизавета Сергеевна протянула руку Nikolas. Александров не смог сдержать негодования: «Что за черт!»