– Ну, если ты без мяса наешься… – пожала она плечами и достала из нижнего ящика сковородку поменьше. Часть картошки с луком отправилась туда. – Кто ещё не ест мяса?
Миккель помотал головой, Матс вообще не слушал.
– Перед тем как бить, оботри яйца как следует, – обратилась бабушка к Миккелю и показала старые газеты, на которые чистили картошку. А потом Миккель и Матс по очереди разбивали яйца над обеими сковородками и даже мешали еду лопатками, пока яйца жарились: Миккель в большой сковороде, а Матс в маленькой.
– Честной компании приятного аппетита! – объявила бабушка. Сквозь густую вербу за окном в тёмную кухню ещё пробивалось немного солнца, а яичница по-крестьянски вышла в тысячу раз вкусней, чем в любом загородном кафе, где Марта её пробовала.
– Шрёдерсон говорит – вкусно! – с набитым ртом сказал Матс. И опять так захохотал, что картошка упала с вилки и даже вылетела на стол изо рта. – Шрёдерсон любит какашные яйца!
– Ну, тогда проблем с ним в ближайшее время не будет, – ответила бабушка, как ни в чём не бывало продолжая есть.
Глава 10
– Достань-ка полотенца из шкафа! – попросила бабушка. И, пока Марта недоумённо на неё смотрела, Миккель уже побежал распахивать все дверцы шкафа. – Всем по одному.
Кухонные полотенца, наверняка такие же старые, как сам дом, были отлично отутюжены и сложены вчетверо. Раньше на них были картинки, но они почти стёрлись.
На полотенце Миккеля можно было еле-еле разглядеть хижину и горы со снегом. Над ними написано «Привет из Тироля», а цвет надписи трудно было назвать: когда-то она была красная. Китч, а не полотенце, мама такое в жизни бы не купила.
– Какое красивое! – восхитился Миккель. – С картинкой! Ты там была?
– А у меня с дыркой! – возмущённо махал своим полотенцем Матс. Ему попалось белое в синюю клеточку, старенькое, которым бабушка небось вытирала посуду, ещё когда была девочкой. – Тётя бабушка, это старьё на выброс!
– А ты вытирай полотенцем, а не дыркой! – ответила бабушка со смешком, как будто хорошо пошутила. – И не называй меня «тётя бабушка», говори просто «бабушка» или «ба» – идёт, баловник? – Потом она налила воду в исцарапанный розовый таз и поставила его в раковину. В такой кухне – и пластмассовый таз! В загородном доме Изольды и Фридриха всё было эмалированное, под старину.
– Нет, – заспорил Матс, увлечённо ковыряя дыру в полотенце. Наконец он просунул в неё палец и пошевелил им. – Так я говорить не буду, потому что я тебя не знаю. А если человек незнакомый – надо говорить «тётя» или «дядя», а то невежливо.
– У тебя нет посудомоечной машины? – спросила Марта. При желании можно было и на её полотенце рассмотреть картинку. И надпись «Ллан-вайрпуллгуингиллгогерихуирндробуллллантисилиогогогох». На картинке была станция железной дороги и табличка с названием: «Ллан-вайр-пулл-гуин-гилл-го-гер-хуирн-дроб-улл-ллант-и-силио-гого-го́х».
Бабушка резко повернулась к ней:
– Значит, телефона у меня нет, Интернета тоже нет, посудомойки нет? Всё – старьё на выброс? – И она остановила на Марте выжидательный взгляд.
– Бабушка, у тебя такие красивые куры! – заторопился вставить Миккель, который ужасно грустил, когда ему казалось, что кто-то расстроился. – Ничего, что нету посудомойки, зато у тебя красивые куры!
«Если бы они ещё мыли посуду!» – подумала Марта. Дома она бы ответила Миккелю: «Не говори ерунды». Но тут нельзя огорчать малышей. У них теперь, кроме неё, никого не было.
– Да, у меня отличные куры, правда? – ответила бабушка и вздохнула. – Посуду вы небось тоже никогда в жизни не вытирали? Или справитесь?
Миккель неуверенно кивнул, а Матс просунул в дырку ещё один палец. Пожалуй, дырка стала чуть-чуть больше. Марта не собиралась объяснять, что дома вытирать посуду было не нужно: как вытирать, сообразит и круглый дурак.
– Сначала банки! – скомандовала бабушка. И никто ни разу ничего не уронил, даже Матс.
Глава 11
Потом бабушка загнала кур в курятник, а Миккель смотрел, как они устраивались на насесте.
– Можешь запереть дверь! – разрешила бабушка. – А завтра можешь сам отправить их на боковую.
Миккель кивнул. В груди надувалось счастье, такое большое, что он боялся лопнуть.
– Я сам, один?
Бабушка кивнула:
– Тогда у меня будет на одно дело меньше. Только пересчитай хорошенько, прежде чем запирать. Мало ли, вдруг ночью лиса нагрянет. Кто её знает.
Миккель повернул ключ в замке и на всякий случай подёргал дверь.
– Кто её знает, – повторил он. Среди его знакомых ни у кого не было таких классных кур. И уж тем более в городе он не знал никого, кто сам мог бы запереть их на ночь.
– Бабушка, а я могу ещё что-нибудь сделать для тебя! – предложил Миккель.
– Ну что ж, посмотрим, – ответила бабушка.
Глава 12
А потом Марта лежала на матрасе и слушала. Из-за чемодана послышалось спокойное дыхание Миккеля, да и Матс заснул давным-давно.
– Но если мне будет страшно, я приду к тебе! – сказал он, укутываясь в непривычное одеяло и обнимая правой рукой Шрёдерсона, а левой – Пятницу. Матс ещё спокойно, без стеснения, признавался, что ночью на чердаке нового дома ему могло быть страшно.
Бабушка пожелала детям спокойной ночи, но осталась стоять на лестнице. Не подошла подоткнуть одеяло Миккелю, не погладила Матса по голове. Никого не поцеловала в лобик, чтобы крепче спалось, и не сказала «Приятного сна!». Да, это было бы странно. Она им почти чужая. Но даже если тебе не пожелали хороших снов, всё равно: что на новом месте приснится – всё сбудется. Поэтому нужно было внимательно следить, о чём думаешь. И думать правильно. Марта тихонько вылезла из-под одеяла. Она знала, что ещё долго не заснёт. Такой был денёк. Она стояла босиком, деревянные половицы казались чуть ли не тёплыми, и на чердаке продолжались светлые сумерки. Марта осторожно подошла к окну в изголовье матраса. На том берегу, над полоской низких холмов, горизонт горел красным, а над ним по всему небу зависли облака с бахромой по краям, взъерошенные ветром, словно кто-то нарочно распушил ватные шарики. С другой стороны неба наползал сумрак, но Марта знала, что настоящая темнота наступит ещё очень не скоро. В такие летние ночи темнело ненадолго: солнце не успевало уйти на западе, как снова выкатывалось на востоке.
Коровы всё ещё мирно паслись на лугу, а между домом и мостками забежали два оленёнка и осторожно потянули носом воздух, а потом уткнулись в траву и увлеклись лакомством. Где-то далеко крикнула чайка – может, над самым морем.
Марта поймала себя на том, что давно стояла и улыбалась, просто так, неизвестно сколько. Мама скоро поправится, и если бабушка хоть капельку подобреет, здесь может быть так прекрасно, что невозможно спать; такая была красота, что в груди кололо. Первый раз Марта почувствовала, что переполнена красотой, этой весной, когда по дороге в школу в парке одновременно зацвели все кусты и запахло совсем по-весеннему. Тогда она всем телом ощутила, как невыносимо прекрасно было вокруг, как никогда – хотя она всю жизнь ездила в школу этой дорогой. Тогда она подумала, что обязательно что-то должно случиться: может быть, эта весенняя красота лопнет или взрыв будет внутри её самой – от нестерпимого счастья. Неужели счастье бывает таким огромным, что ты не понимаешь, как всё вместить?
А теперь, в этот самый момент, наступило летнее счастье.
Через люк в полу донесло запах, такой же, как разносился у них по всей квартире, когда мама пекла папе на день рождения ягодный пирог. От него чердак уже не казался таким чужим, и летняя красота смягчилась: на минутку можно было поверить, что это самый обыкновенный вечер. И что бабушка в кухне пекла пирог внукам.
Красная полоса на горизонте погасла, краски посерели: всё стало просто светлое, тёмное или чёрное. Из кухни слышалась тихая музыка из бабушкиного радио. Марта прокралась к себе на матрас. Она знала, что теперь сможет заснуть.
Пятки заледенели, но скоро они согреются. В окне прямо перед матрасом вставала огромная полная луна, круглая и оранжевая, медленно поднималась всё выше – и наконец ушла в вышину. Теперь её было не видно. Не важно. Марта спала.
Глава 13
Несколько часов спустя, когда луна побелела и взлетела вверх маленьким шариком, а небо готовилось к рассвету, к их берегу из городка тихонько подплыло каноэ. Под ним двоилась серебряная полоска света на спокойной воде, а потом какой-то человек схватился рукой за мостки. Он почти беззвучно вынул весло из воды, подтянулся за ветхую доску и замер. Каноэ покачивалось на ночных волнах, а человек рассматривал дом за деревьями и слушал.
Убедившись, что во всём доме не горит свет и его никто не заметит, человек из каноэ осторожно выбрался на мостки и привязал лодку. Потом в лунном сумраке он пробрался через заросли ветреницы, озираясь на каждом шагу. Он обошёл дом и деревья, достал телефон, вынул его из непромокаемого чехла и что-то записал. Вдруг он вздрогнул: за домом оглушительно загоготали гуси. Он пригнулся, напряжённо всматриваясь в окна. Похоже, гогота никто не услышал. В доме было тихо, и он осторожно вернулся к мосткам. Он отвязал каноэ и, когда бесшумно опустил весло в воду, на луну набежала тёмная туча. Он улыбнулся.
Разведка удалась. Теперь нужно было только представить дело в правильном свете. В следующий раз он приплывёт днём.
День второй
Глава 14
Марта проснулась оттого, что по лицу ей возили чем-то мягким.
– Матс, хватит уже! – пробормотала она.
Чего маленькие дети так рано встают? Марта бы ещё спала и спала, часов до двенадцати запросто.
– А это не я! – ответил Матс. Мягкая тряпочка почти удушила Марту. – Это Шрёдерсон! Он говорит, что пора вставать!
«А я не хочу, – хотелось поныть Марте, – отстаньте все от меня сию секунду!» Тут она вспомнила, где они находятся. А значит, Матса нельзя обижать.