Ничего.
Не мог же мой Высший всерьез надеяться, что он соберет всех конкурентов в кучку и передавит – в лучших целях, конечно же! Даже если он объединится с Инсеками и Прежними, всех сразу не победить, Высшие примерно равны по силе, это я уже понимал.
И все-таки мне показалось, что я начал что-то нащупывать. Какую-то слабую ниточку к правде, к тому, что замыслил Высший… к тому, кем и чем он является.
– Кто ты? – спросил я.
Нет, ответа не было.
Только ироничная мысль: «А кто ты?»
– Я Максим Воронцов, – сказал я упрямо. – Я человек. Надеюсь, неплохой, но человек. Я не умею всех любить, я знаю, что все разные и не все достойны любви.
«Кто ты?»
– Я твоя основа, – произнес я в полутьму. – Но не знаю, почему.
«Тогда меня не будет. И ничего не будет».
Вот так я с Высшим еще не разговаривал. Я уже не сомневался, что это он, что это его голос звучит во мне. Но теперь он не приказывал, не требовал, он говорил негромко и спокойно, как я с Кариром, когда мы слились.
– Ты уже есть.
«Я есть, и меня нет. Я лишь вероятность. Шредингеровский Высший. Квантовая пена на ткани бытия».
– Как это?
«Слишком сложно. То, что я говорю тебе, лишь аналогии».
– Почему ты не можешь просто объяснить? Кто я, кто ты? Что за опасность грозит всему живому, если Милана победит?»
«Если я скажу, возникнет парадокс. Слишком значительный даже для меня. Я исчезну, а может быть, исчезнет вся Вселенная».
Я подумал.
– Но ты вмешивался.
«Защищая себя, а не помогая себе родиться».
– Защищая… Наська думает, что ты защитник.
Высший молчал. Тогда я собрался с духом и спросил:
– Лихачев жив?
«Ты мог бы отправить его на смерть?»
– Нет!
«Значит, он жив».
– Верни его!
«Вернул».
– А все остальные?
«Большая их часть не была достойными людьми».
Да уж, хорош защитник…
Я лежал и разговаривал с голосом в своей голове. Обычно такие вещи – повод для визита к врачу, но в моем случае все еще хуже. Как там спрашивал Андрей, «голос изнутри или снаружи»? В моем случае изнутри. Интересно, что хуже…
– Мне всегда помогало поговорить с Андреем, – сказал я, размышляя. – Он как-то так читает стихи, что начинаешь понимать…
Высший не ответил.
– А в этот раз ничего не прочитал, – продолжил я. – Даже Агнию Барто…
Хотя нет! Он же прочитал пару строчек! Этого, индуса… Тагора или Тахира…
Я прошептал, слова вспомнились неожиданно легко:
– О, всеединство разума, духа и бренной плоти!
Тайна жизни, которая в вечном круговороте…
Высший молчал.
Сердце застучало в груди. Я сглотнул пересохшим ртом. И начал дальше читать стихи, которых никогда в жизни не слышал:
От века не прерывается, исполненная огня,
В небе игра волшебная звездных ночей и дня.
Вселенная воплощает тревоги свои в океанах,
В скалах крутых – суровость, нежность – в зорях багряных.
Сплетенье существований, движущихся повсюду,
Каждый в себе ощущает, как волшебство и чудо.
Сквозь душу порой проносятся неведомых волн колебания,
Каждый в себе вмещает вечное мироздание…[16]
Высший молчал.
Мне должно было стать легче?
Я должен был понять, что и к чему?
Да что «неведомых волн колебания», что «квантовая пена» – это лишь слова, они ничего не объясняют!
– От века не прерывается исполненная огня, в небе игра волшебная… – произнес я.
Высший молчал.
– Я знаю, кто я такой, – прошептал я. – И кто такой ты.
Будто что-то вздохнуло во мне: огромное, могущественное и одинокое.
– Не бойся, – сказал я. – Теперь мы вместе. Мы справимся. Будет трудно, но справимся. Только… не смей больше никогда меня отключать! Ясно?
«Договорились», – ответил Высший.
Я встал. Глянул на скомканный плащ, увидел информационный канал, тянущийся в глубины космоса – к коллективному разуму Продавцов. Погрозил плащу пальцем.
На том конце запаниковали. Плащ вздрогнул и попытался уползти под кровать. Я дотянулся, набросил его на плечи. Пусть смотрят.
Я переместился на два этажа выше, в свою старую детскую, теперь отданную Наське.
Она сидела на кровати при свете бра и, высунув язык, красила ногти на ногах ярко-алым лаком.
При моем появлении Наська одновременно вытаращила глаза, попыталась спрятать пузырек с лаком и негодующим шепотом спросила:
– Тебя стучаться не учили? Между прочим, это моя комната, а я – девочка! Вдруг я была неглиже?
– Я же знал, что нет, – садясь на край кровати, ответил я. – У мамы лак сперла?
Наська кивнула и с гордостью произнесла:
– «Шанель»! Он засох, я его сама ацетоном развела… Ты сейчас Высший?
– Раз уж появился из ниоткуда… – уклончиво ответил я.
– Высший, – кивнула Наська. С гордостью сказала: – У меня подруга – Высшая, и брат – тоже Высший. Во мне обязательно прорежутся неслыханные таланты, вот увидишь… Ты защитник?
– Ну… более-менее… – опять ушел я от ответа.
– Колись! – потребовала Наська.
– Не скажу.
– Я сейчас позову ма… бабушку!
– Не позовешь, тебе за лак попадет, – усмехнулся я. – Ацетоном все провоняла, где ты его вообще взяла? Окно открой!
– Кто ты?
Я загадочно улыбнулся, поцеловал ее в лоб. Сказал:
– В любом случае ты помогла, спасибо. Ложись спать.
И переместился очень, очень далеко от Медвежьего переулка, Москвы и вообще родной земли.
Собственно говоря, земли здесь никакой не было.
Только вода.
Зато здесь был день и ярко светило солнце.
Я прищурился. По привычке, конечно. Не думаю, что меня сейчас ослепил бы свет ядерного взрыва.
Если бы я был географом, сказал бы, что нахожусь в точке с координатами 48 градусов 52 минуты южной широты и 123 градуса 23 минуты западной долготы.
Будь я романтичным географом, сказал бы, что нахожусь в точке Немо – самом удаленном от людей месте на планете Земля. До ближайшего островка под названием Дюси было две тысячи шестьсот восемьдесят восемь километров, впрочем, даже этот остров являлся необитаемым.
Будь я космонавтом из прежних времен, пролетал бы над этой точкой на высоте четыреста километров и грустно вздыхал, глядя на просторы Тихого океана, – в точке Немо люди затапливали космические станции, грузовые корабли и спутники.
Будь я биологом, отметил бы, что в этом месте крайне мало живности. Океан на самом деле очень густонаселен, но из-за кольца течений в точке Немо мало пищи, и здесь не любят селиться ни рыбы, ни акулы, ни киты.
Будь я литературоведом, то отметил бы интереснейший факт: именно в этой точке писатель Лавкрафт когда-то поселил космическое чудовище Ктулху, спящее на дне океана в ожидании момента, когда оно сможет разрушить мир.
Я всего лишь Максим Воронцов, но во мне сейчас был мой Высший, и я знал все эти забавные факты.
Тихий океан вовсе не тихий, но сейчас он был спокоен. Я стоял на воде, что совсем не сложно, если изменить закон поверхностного натяжения, и смотрел в темную чистую бездну. Подошвы кроссовок оставляли на воде рубчатые, медленно затягивающиеся отпечатки. Пахло солью, но почти совсем не пахло йодом, как на берегу. Нагнувшись, я коснулся воды.
Холодная…
Кстати, Ктулху там, в глубине, действительно был. Боевая биоформа, в которой воплотился один из Высших еще в предыдущие циклы существования, очень и очень давно, во тьме веков. И это на самом деле его имя – если попытаться озвучить его человеческим голосом.
Он вторгся на Землю, сражался с Высшим, который владел нашей планетой до Прежних, проиграл и погрузился на дно в надежде отлежаться и продолжить схватку.
Но ему не повезло. Лавкрафт ошибся, Ктулху сдох, его органические части разложились, кристаллические структуры окаменели. Лишь остатки энергетической составляющей угасали до сих пор, временами выплескивая в пространство информацию, которую улавливали особо чувствительные люди.
Покойся с миром, космический монстр, мы теперь и сами чудовища.
Глава девятая
Времени было так много, что я тратил его с толком. Только в цейтноте тянет заниматься ерундой.
Не уходя из точки Немо, я проверил, вернулся ли Лихачев.
Да, вернулся и сидел сейчас совершенно обалдевший, но живой и здоровый, перед отставным генералом. Вместе со всей командой столь же растерянных разведчиков. Похоже, для них время пролетело в один миг. То же случилось и с китайским отрядом.
Честно говоря, не вернулись только американцы и бельгийцы. Видимо, в качестве расходного материала для создания монстров-дутиков Высший Инсеков использовал именно их.
Я посетил корабль Инсека. Он и впрямь оказался шаром, а не куполом, глубоко заглубленным в лунный грунт. Там не было никаких признаков жизни, температура внутри упала, содержание кислорода в воздухе тоже. По коридорам ползали два дрона – американский и китайский. Я прошел мимо бесплотной и неощутимой тенью, прежде чем покинуть корабль навсегда.
Потом я проверил окрестности Земли. Не было никаких следов Инсеков, Прежних или Продавцов. Возле Венеры и Юпитера я обнаружил останки двух межзвездных кораблей, погибших в немыслимо далекие времена, но они были мертвее Ктулху. Да и вряд ли Высшим, которые придут к Земле, потребуются корабли.
Но я все же осмотрел древний звездолет, вмороженный во льды Европы. Это было нечто удивительно простое: гигантский цилиндр с фотонным отражателем и термоядерным двигателем. От корабля давно уже остались лишь фрагменты металлических конструкций. Скорее всего, это был автоматический зонд, некогда запущенный амбициозной цивилизацией, немногим превосходящей нынешнюю земную. Удивительно, если вдуматься, – исследовать Вселенную таким примитивным образом!
…В то же самое время я сидел на поверхности океана, раскачиваясь на пологих волнах, и болтал ладонью в воде. Мелкая одинокая рыбка, которую как-то занесло в этот унылый уголок океана, крутилась вокруг и тыкалась в пальцы. Рыбешка была серенькой, очень обычной. Даже как-то обидно в такой дали встретить лишь скучную ставридку.