– Слушай, – сказала Люси, тщательно приглаживая челку. Мне нравилась ее челка, и поэтому я ужасно ей завидовала. Меня даже постригли прошлой осенью, но получилось совсем не как у Люси – у нее волосы лежали ровно, мои же, пушистые и непослушные, всегда были в беспорядке, из-за чего маме приходилось покупать мне повязки для волос. К началу лета я снова обросла, и мне не пришлось признаться Люси, что я пыталась ей подражать.
– Мама говорит, что если ей достанется дом и все получится, я смогу скоро сюда вернуться, может быть, через месяц. – Люси попыталась произнести последнее слово с оптимизмом, но вышло довольно безнадежно. Что мне делать целый месяц без Люси?
– Да, – я изобразила бодрость, хотя на душе было тоскливо. – Это было бы здорово. – Я широко и фальшиво улыбнулась, Люси внимательно посмотрела на меня, и мы обе расхохотались.
– Таких вруш, как ты, свет не видывал, – сказала Люси.
– Знаю, – подтвердила я, хоть и не могла вспомнить ни одного случая, когда по желанию или необходимости соврала ей.
– Но ты, по крайней мере, будешь не одна-одинешенька, как я, – Люси театрально вздохнула. – Мне будет так скучно.
– Мне тоже будет скучно, – заверила я ее. – С кем мне здесь дружить?
Люси пожала плечами и почему-то, избегая моего взгляда, предположила:
– С твоим другом Генри, может быть.
– Это совсем другое, – ответила я. И хоть и знала, что несправедлива к Генри, продолжила: – Ему бы только ходить в лес да рассматривать камни. Он ужасный зануда. – На самом деле это было не совсем так и, сказав это, я почувствовала угрызения совести. Но ведь я старалась ободрить Люси.
– Люси, – позвала со стороны дома миссис Марино. Я обернулась и увидела ее на подъездной дорожке, рядом с готовой к отъезду нагруженной машиной.
Люси тяжело вздохнула. Мы обе понимали, что пришло время расставаться, поэтому собрали «скитлс» и пошли к дому. На подъездной дорожке мы хлопнули друг друга по поднятым ладоням – большую часть прошлого лета отрабатывали этот ритуал, включавший двукратный оборот каждой участницы вокруг себя, – потом попрощались и торопливо обнялись. Мама Люси сказала, что если они сейчас же не выедут, то попадут в пробку.
Я стояла рядом со своим велосипедом на подъездной дорожке к их дому и смотрела, как машина выезжает на улицу. Люси, высунувшись из окна, махала мне рукой, пока я не потеряла ее из виду. Только тогда я села на велосипед и медленно покатила домой. Мне вовсе не хотелось туда, но ничего другого не оставалось. Идти одной на пристань или в бассейн теперь казалось просто невозможным.
– Эй, Эдвардс! – Я оглянулась, хотя знала, что это Генри. Он затормозил рядом со мной. С недавних пор он всех звал по фамилиям и хоть требовал того же и от меня, я отказывалась называть его Кроссби.
– Привет, Генри, – я слезла с велосипеда и ударила ногой по педали, заставив ее крутиться. Генри тем временем кружил возле меня.
– Где Марино? – спросил он.
У меня уже голова шла кругом о того, что приходилось следить за ним.
– Люси уехала на лето, – сказала я, вникая в смысл каждого сказанного слова. – На бóльшую часть лета, по крайней мере.
Генри остановился и поставил одну босую ступню на землю.
– Вот облом, – сказал он. – Печальная новость.
Я кивнула, хоть и не была уверена, что он говорит искренне. Они с Люси никогда особо не ладили – он находил ее излишне изнеженной, а она обзывала его всезнайкой. В тех редких случаях, когда мы пробовали проводить время вместе, я чувствовала себя судьей на ринге, которому все время приходится разнимать бойцов, и это было очень утомительно. Поэтому я старалась встречаться с Люси и Генри порознь, так было лучше для всех.
– Итак, – сказал Генри, продолжая кружить, – я собираюсь на пристань. Поехали?
Я взглянула на него и задумалась. С ним было гораздо лучше, чем сидеть дома, несмотря на то, что он зовет меня Эдвардс и все время пытается устроить гонки или соревнование, кто съест больше хот-догов.
– Давай, – сказала я, прокрутив цепь назад и поставив ногу на педаль. – Предложение заманчивое.
– Потрясающе, – Генри улыбнулся мне, и я заметила, что передние зубы у него уже не кривые, как было при нашей первой встрече, а улыбка очень обаятельная. Почему я прежде этого не замечала?
– Давай наперегонки до пристани? – предложил он, держа руки на руле в ожидании состязания.
– Не знаю, – сказала я, делая вид, что у меня что-то с переключением скоростей, но между тем незаметно готовясь к старту. – А вообще-то… давай! – выкрикнула я последнее слово и изо всех сил закрутила педали. Генри пришлось меня догонять. Я со смехом понеслась по нашей улице; волосы, собранные в конский хвост развевались на ветру. – Проигравший покупает кока-колу!
Глава 12
Приемный покой в онкологическом отделении страудсбергской больницы выглядел так, будто здесь оставили последние попытки бороться с унынием. В отличие от приемной моего врача, на стенах, выкрашенных в темно-персиковый цвет, не было ни единого ободряющего плаката о том, как следует мыть руки или что делать при первых признаках простуды. Единственный плохо написанный пейзаж изображал холм – я так и не поняла, не то с овцами, не то с облаками. Сиденья кресел были так промяты, что мне казалось, будто я в них утопаю, самый свежий журнал – месячной давности. Браки, заключенные двумя парами знаменитостей, о которых трубили глянцевые обложки, уже успели закончиться скандальными разводами. Я полистала ближайший номер, с грустью отметив, что статьи о союзах, которым, казалось бы, суждено безоблачное будущее, воспринимаются совсем иначе, если уже знаешь финал. Через несколько минут я отбросила журнал в сторону, посмотрела на часы, затем на дверь, в которую вошел отец на прием к врачу. Вообще говоря, я собиралась провести свой выходной совсем иначе.
После первого и такого ужасного рабочего дня я не собиралась появляться в закусочной, поскольку не видела смысла проводить лето в компании людей, которым не нравлюсь и которые даже не пытаются это скрывать. Но за ужином в тот вечер, состоящим из отварных початков кукурузы, жареной картошки и гамбургеров, приготовленных на гриле, – наш первый по-настоящему летний ужин – мой план столкнулся с непредвиденными препятствиями.
Джелси ненавидела теннис. Пока она жаловалась на его глупые правила и на то, какие недалекие все в ее теннисной группе, а Уоррен пытался ввернуть в рассказ, что теннис придумали во Франции в двенадцатом веке и что потом он приобрел популярность при дворе Генриха Восьмого, я тихо ела кукурузу и выжидала момент, чтобы вмешаться в разговор и объяснить, что преимущества работы в закусочной несомненны, но все же летнее время можно провести и получше, занявшись чем-то более интересным. Я пыталась сформулировать свою точку зрения, поэтому потеряла нить разговора, происходившего за столом. И только услышав свое имя, отвлеклась от собственных мыслей.
– Что? – переспросила я, глядя на отца. – Что ты сказал, пап?
– Я говорю, – отец обращался главным образом к Джелси, сердито глядевшей в тарелку, – что сегодня ты столкнулась с новыми сложными задачами. Но, в отличие от сестры, не пасуешь перед трудностями.
Черт!
– Хм, – я посмотрела на Уоррена в надежде, что он поймет меня без слов и отвлечет всех очередной историей возникновения чего-нибудь. Но Уоррен только зевнул и подложил себе жареной картошки. – Да, так насчет…
– Тейлор не бросает работу, – сказал отец. Я набрала в грудь побольше воздуха, собираясь прервать его монолог и надеясь, что при этом не буду выглядеть полной дурой. – И день у нее, конечно, выдался непростой. Ведь верно?
Он обернулся ко мне, и все посмотрели на меня. Уоррен застыл с картошкой на вилке, так и не донеся ее до рта.
– Да, – честно призналась я.
– Ну вот, – подтвердил отец, чуть подмигивая мне и заставляя ужаснуться тому, что я хотела сделать. И тут я вспомнила, какую рожу скорчила Люси, узнав, что я работаю в закусочной, и как тоскливо мне было есть ланч в полном одиночестве.
– Послушайте, – сказала я, предположив, что это, может быть, лучшая возможность выпутаться из ситуации, обещавшей со временем только ухудшиться, – дело не в том, что я не хочу работать. Но закусочная – не совсем… хм… то, чего я ожидала. – Мама посмотрела на меня так, точно знала, что я собираюсь сказать. Я отвернулась от нее и продолжила: – Поэтому, учитывая высокую академическую нагрузку в будущем году, считаю, что это лето следует использовать для…
– А мне все равно, – завыла Джелси, и было похоже, что она вот-вот зальется слезами. – Я не хочу играть в теннис, да мне и не надо. Так… нечестно.
Уоррен, глядя на меня через стол, закатил глаза, а я покачала головой. Вот что бывает с младшим ребенком в семье – он закатывает истерики, уже давно выйдя из того возраста, когда это вообще допустимо. Джелси стала всхлипывать, уткнувшись в салфетку, и я поняла, что момент объявить о моем уходе с работы упущен.
Поэтому я вынесла еще две смены в закусочной, рассчитывая, что после них уволюсь, но хотя бы сохраню лицо перед отцом. Обстановка на работе в эти дни была примерно такая же, как и в первый: Люси со мной едва разговаривала, и весь день я только тем и занималась, что считала минуты до момента, когда можно будет пойти домой, с каждым прошедшим часом все более убеждаясь, что мое время стоит дороже тех жалких грошей, которые мне здесь платят по минимальной ставке. Я собиралась в выходной зайти в клуб и через Джиллиан сообщить о своем уходе Фреду (который, несомненно, будет на рыбалке), а затем поставить родителей перед уже свершившимся фактом. Но в тот день, когда отец намеревался отложить работу и поехать в Страудсберг, на прием к врачу, мама позвала меня на крыльцо.
Она сидела на верхней ступеньке, расчесывая сестре волосы. Джелси расположилась ступенькой ниже, прикрыв плечи полотенцем и слегка запрокинув наза