Отец улыбнулся, откинулся на спинку кресла и слегка поморщился.
– Когда ты только родилась, – вспоминал он, – я постоянно заходил к тебе в комнату и смотрел, как ты спишь, потому что очень боялся, что ты перестанешь дышать.
– Правда? – удивилась я.
Мне действительно не приходилось слышать об этом. Историй, которые касались бы только меня, а не нас со старшим братом или с младшей сестрой, было довольно мало, и я считала, что слышала их все.
– Да. С твоим братом об этом беспокоиться не приходилось. Он кричал едва ли не каждую секунду. В первый год с ним у мамы вряд ли было более пяти часов в сутки на сон. Но ты спала ночи напролет. И это меня пугало.
Подошла Анджела с кофейником, подлила мне кофе и поставила тост поближе к отцу, как будто он не ел потому, что просто не замечал его на столе.
– И вот, – продолжал отец, сделав глоток кофе, – я стоял в дверях детской, прислушиваясь к твоему дыханию, чтобы убедиться, что ты жива. Считал количество вдохов и выдохов, пока не убеждался, что тебе ничто не угрожает.
Анджела принесла счет, и мы сменили тему: теперь отец рассказывал, как путешествовал по стране сразу после старшей школы и заблудился в Миссури и как я узнала правду о Санта-Клаусе. Но картина с отцом, стоящим в дверях моей детской и прислушивающимся к моему дыханию, так и запечатлелась у меня в памяти.
Теперь мы сидели с Генри на причале, и разговор с отцом казался чем-то очень далеким.
– Посмотрим, может, от печенья он не откажется, – я отложила гостинцы в сторону и снова поцеловала Генри. Мне нравилось целоваться с ним еще и потому, что это заставляло меня отвлечься от всего остального – семьи, болезни отца, мысли о которых в такие моменты приглушались, словно звук телевизора, доносившийся из соседней комнаты. Когда наши губы смыкались и Генри обнимал меня, мне удавалось почти не думать об отце.
– Так что? – продолжил Генри после небольшой паузы. Мы лежали в идеальной, на мой взгляд, позе: он обнимал меня за плечи, моя голова покоилась у Генри на груди, а одну ногу я перекинула через него. – Есть какие-нибудь планы на четвертое[17]?
Такого вопроса я не ожидала, поэтому села и уставилась на Генри.
– Наверно, будем смотреть салют, – ответила я, – прямо отсюда. – Над озером хорошо был виден салют, и мы обычно всей семьей собирались на причале его смотреть.
– Отлично, – сказал Генри. – После салюта ничего не планируй, договорились? У меня будет для тебя сюрприз.
Я села поудобней и посмотрела ему в глаза.
– Сюрприз? – переспросила я, стараясь скрыть радость. – Что именно?
– Спроси у Уоррена определение слова «сюрприз», – посоветовал Генри, и я улыбнулась. – Сюрприз предполагает неожиданность для того, кому он предназначается.
Мы полежали еще некоторое время, глядя на заходящее солнце. Потом опустились сумерки, и в траве замигали светлячки. Меня укусил первый москит, я отогнала его и села, чтобы взглянуть на часы – настало время ужина.
– Пора? – спросил Генри. Я кивнула, поднялась и протянула руку, чтобы помочь ему встать. Генри взялся за руку, но мне не пришлось его тянуть, он поднялся без моей помощи. Поверх бикини я натянула балахон, застегнула молнию, собрала полотенце, очки и гостинцы Генри, и мы вместе пошли по причалу, держась за руки.
У заднего крыльца нашего дома Генри пожал мне руку.
– Увидимся завтра, – сказал он.
– До завтра, – я широко улыбнулась.
Он наклонился и поцеловал меня, а я, встав на цыпочки, ответила на поцелуй.
Рядом раздалось деликатное покашливание. Мы отпрянули друг от друга, и обернувшись, я увидела Дэви с Мерфи. Брат Генри состроил гримасу.
– Это отвратительно.
– Со временем ты изменишь свое мнение, – заверил его Генри. – Опять гулял с собакой?
Дэви кивнул и неохотно протянул мне поводок. С тех пор как отец разрешил ему гулять с псом, Дэви относился к своим обязанностям очень серьезно и выгуливал Мерфи по несколько раз в день. Доходило до того, что пес под вечер был без задних лап и сразу после ужина засыпал у отца на коленях.
– Спасибо, – сказала я, перехватывая поводок у Дэви.
Он кивнул и улыбнулся Генри.
– Пока, – попрощалась я.
– Пока, – ответил Генри, а Дэви недовольно вздохнул и они пошли к своему дому, о чем-то переговариваясь.
– Ну, как прошел твой день? – обратилась я к Мерфи, поднимая его на руки. Он выглядел совершенно измотанным и, казалось, был рад возможности передохнуть. Я взяла пса подмышку и, почесывая ему уши, пошла к крыльцу. – Совершил что-нибудь великое?
Подойдя ближе, я услышала музыку, причем не оперную арию или балетную увертюру, а старый добрый рок. Я отпустила пса, отцепив поводок, и открыла дверь. Мерфи вбежал на террасу и стремглав понесся к своей миске. В следующую секунду я услышала, как он с жадностью лакает воду.
В доме музыка звучала еще громче. Мелодия была очень знакомая, наверняка я слышала ее когда-то по радио. Я положила кекс и печенье на стол и пошла по дому, попутно зажигая свет, но никого не встретила. Источник музыки и отца я обнаружила одновременно. Он сидел на полу в комнате, где стоял телевизор, перед старым проигрывателем. Вокруг было разложено множество виниловых пластинок.
– Привет! – сказала я, включая лампу, и оба мы сощурились от яркого света. На отце были спортивные штаны и футболка. Я обратила внимание, что волосы у него аккуратно расчесаны на пробор.
– Привет, малыш, что нового?
– Никаких новостей, – ответила я, улыбаясь, и посмотрела на пластинки.
Надо сказать, такая музыка мне нравилась больше, чем оперная. Я встала на колени и взяла пластинку Чарли Рича. Оформление альбома и борода исполнителя были в стиле семидесятых годов.
– Что это такое?
Отец улыбнулся и убавил громкость. Звучала песня о Калифорнии.
– Просто решил посмотреть, что у нас есть, – пояснил он, – нашел проигрыватель и старые пластинки. Решил их перебрать, но заслушался… – Отец замолчал, поднял пластинку и перевернул.
– Так кто это такой? – спросила я, когда песня о Калифорнии закончилась и зазвучала следующая, более мелодичная и тихая.
– Это, – отец потянулся назад, взял альбом и подал его мне, – Джексон Браун.
– Ты его слушал? – спросила я, рассматривая изображенную на обложке машину, стоящую под единственным фонарным столбом.
– Все время, – отец улыбнулся, как будто что-то вспомнил. – Мой отец от этого с ума сходил.
– Ну так сделай громче, – предложила я и села рядом с ним, прислонившись спиной к дивану.
Отец вынул из кармана платок, откашлялся в него, сложил и убрал в карман.
– Тебе не обязательно это слушать, – он улыбнулся. – Я понимаю, это не совсем то, что тебе нравится.
– Мне понравится, – запротестовала я. И мне действительно понравилось. Стихи были настоящие, со множеством скрытых смыслов, каких у «Бентли Бойз», конечно, нет. – Расскажи мне об этой песне.
Отец тоже прислонился к дивану и некоторое время слушал.
– Эта мне всегда нравилась, но особенно я полюбил ее после того, как встретил твою маму, – в его голосе звучала улыбка. – Называется «Танцовщица».
Я улыбнулась. За окнами темнело, а мы сидели вдвоем, слушая музыку, которую он любил в юности. Я знала, что скоро вернутся мама, Уоррен и Джелси, принесут с собой новости, шум и суету. Но сейчас были только мы с отцом и прекрасное мгновение, которое нам подарила судьба.
Глава 31
Четвертое июля пришлось на субботу и выдалось солнечным, так что на пляже яблоку было негде упасть. Люси, Элиот и я бегали туда-сюда целый день и к полудню распродали весь запас трехцветного мороженого «Фейерверк». Даже Фред толкался в закусочной, путаясь у всех под ногами и мечтая о том, чтобы наконец вернуться к своей рыбалке. Но когда в самый разгар торговли сломалась морозилка, я обрадовалась, что Фред здесь, так как только он и мог ее починить.
Мама в последний момент решила пригласить соседей на барбекю и поручила мне купить все необходимое. После этого мы планировали пойти на причал смотреть салют. Я работала и с нетерпением ждала пяти часов, но только в двадцать минут шестого мы смогли обслужить всех покупателей, толпившихся в очереди за жареной картошкой, газировкой и бургерами. Мы заперли закусочную, и я напомнила Люси о барбекю. Элиот, услышав, что Люси, возможно, примет приглашение, заявил, что тоже придет. Тогда я решила, что чем больше народу, тем веселее, и пригласила Фреда, который поблагодарил меня, но быть не обещал. Я также позвала Лиланда, но он сказал, что, к сожалению, прийти не сможет, так как входит в состав команды, которая будет запускать фейерверк с середины озера.
– Им нужен спасатель, – сказал Лиланд, когда я забирала велосипед с парковки, – на случай, если кто-то начнет тонуть оттого, что в него попадет фейерверк или что-нибудь в этом духе.
Я подумала, что вряд ли при этом от Лиланда будет какой-то толк, но велела ему беречь себя, поехала на велосипеде в «Хенсонз» и купила там все кукурузные початки, какие были, в надежде, что этого хватит на всех потенциальных гостей. Проезжая мимо булочной, я заглянула внутрь. Мне хотелось увидеть Генри хотя бы на минуточку. Но во «Времени» было полно народа, и, хотя Генри заметил меня в окно и помахал рукой, я поняла, что ему сейчас не до разговоров.
По дороге домой я наслаждалась теплым ветром, игравшим в волосах, и запахами стейков и бургеров, которые в этот день разве что ленивый не готовил на заднем дворе. Я поехала домой, чувствуя, как ветер раздувает волосы, и вдыхая запах шашлыка, доносящийся с задних дворов домов, мимо которых я проезжала. Впадина больше не пугала меня – теперь я с легкостью преодолевала ее.
Прислонив велосипед к террасе, я поднялась на крыльцо и вошла в дом. Мне срочно надо было принять горячий душ и смыть запах фритюра и лимонада, который я пролила на себя. Я понятия не имела, что за сюрприз приготовил мне Генри, но стоило мне о нем подумать, и я уже не могла сдержать улыбку.