За спиной у меня хрустнула ветка. Я вздрогнула, сердце аж подпрыгнуло. Я обернулась, надеясь, что это белка, а еще лучше бабочка – лишь бы не медведь. Передо мной стоял мальчик примерно моего возраста с каштановыми взъерошенными волосами. Он был худ, коленки расцарапаны.
– Привет, – он поднял в приветствии руку.
– Привет, – сказала я, разглядывая его.
Я знала всех детей, родители которых владели домами в Лейк-Финиксе. Все мы приезжали сюда с раннего детства. Но этого мальчика я видела впервые.
– Заблудилась? – спросил он. В его вопросе не было насмешки, ведь я действительно заблудилась. И тем не менее я густо покраснела.
– Нет, – ответила я, складывая руки на груди, – просто гуляю.
– А кажется, что заблудилась, – заметил мальчик все так же рассудительно. – Кругами ходишь.
– Ничего не кругами, – возразила я и почувствовала желание дернуть перед ним волосами. Героиня книжки, которую я читала, часто так делала, и я искала случая изобразить перед кем-то нечто подобное, хотя точно не знала, как это делается.
Мальчик пожал плечами.
– Ладно, – сказал он и собрался уходить.
– Погоди! – закричала я и побежала за ним. Он подождал меня. – Может быть, я немного заблудилась, – призналась я, догнав его. – Мне надо на Причальную или вообще на любую улицу, тогда я сумею найти дорогу домой.
Мальчик пожал плечами:
– Не знаю, где Причальная, но могу вывести тебя на нашу улицу. Кажется, она называется Мальвовая.
Где находится Мальвовая, я знала, но это было в десяти минутах езды на велосипеде от нашего дома. Тут я поняла, как далеко ушла от дома.
– Вы недавно приехали? – спросила я, идя в ногу с мальчиком.
Он был немного ниже меня ростом, и глядя на него сверху вниз, я видела россыпь веснушек у него на носу и щеках.
– Сегодня днем, – ответил он, кивнув.
– Откуда же ты знаешь, куда идти?
Я снова начала паниковать. Может быть, теперь мы заблудились вдвоем и окажемся главным блюдом на ужин медведям?!
– Я умею ориентироваться в лесу, – все тем же спокойным голосом убеждал он меня. – У нас в Мэриленде за домом есть лес. Надо обращать внимание на ориентиры, тогда всегда сможешь найти дорогу обратно.
Мне это показалось не слишком убедительным.
– Вот как?
На это он улыбнулся, и я заметила, что передние зубы у него немного кривые, как было у Уоррена, пока он не стал носить скобки.
– Да, вот так, – подтвердил мальчик. – Видишь? – он указал на дорогу за деревьями, по которой ехали машины.
– Ничего себе! – Я испытала колоссальное облегчение. – Мне казалось, нам никогда не выйти к жилью. Большое тебе спасибо.
– Не за что, – пожал он плечами.
Я отметила про себя, что он не хвастался и не смеялся над тем, что я сначала отрицала, что заблудилась, а потом попросила вывести меня к дому. Глядя в его серьезные зелено-карие глаза, я вдруг порадовалась, что не дернула перед ним волосами.
– Меня, кстати, зовут Тейлор.
– Рад познакомиться, – он улыбнулся. – А я Генри.
Глава 34
Отец вернулся из больницы на следующий день, но было ясно, что в нашей жизни начался новый период. Врачи больше не могли оставлять отца без постоянного медицинского наблюдения, и кроме того, вскоре ему понадобится помощь, оказывать которую самостоятельно мы не сможем. Поэтому отца отпустили домой с условием, что теперь у нас круглые сутки будет дежурить сиделка. Ему также запретили подниматься по лестнице, поэтому в гостиной поставили больничную кровать с дистанционным управлением, позволявшим поднимать и опускать изголовье, а стол, которым мы никогда не пользовались, отодвинули, чтобы освободить место. В углу террасы как предзнаменование надвигавшихся перемен теперь стояло кресло-каталка.
Привычному образу жизни пришел конец, и, словно в подтверждение этого, мы ждали приезда дедушки.
После нашего разговора с Генри я ушла в дом и целый час проплакала. Это сильно напугало Уоррена, пришедшего на ужин вместе с Венди – он не ожидал ни того, что отца увезли в больницу, ни того, что у сестры глаза на мокром месте.
Успокоившись и призвав на помощь Уоррена, я позвонила в Нью-Йорк дедушке и рассказала ему, как обстоят дела. Едва я договорила, как он сказал, на каком автобусе приедет и где его встречать. Поэтому, пока мама устанавливала с медиками кровать и обсуждала вопросы медицинского снабжения, а Уоррен повел Джелси есть мороженое (несмотря на то что было только десять часов утра) и объяснять, что случилось, я поехала в Маунтинвью встречать дедушкин автобус.
Я приехала заранее, припарковалась возле автобусной станции и, только выйдя из машины, подумала, что теперь придется следить за тем, как я одеваюсь. Я была босиком, чему в Лейк-Финиксе никто не придавал значения, а кожа на ступнях так огрубела, что я могла бегать по гравию подъездной дорожки. Я предпочитала и машину водить босиком, и все же не забывала бросить в салон какие-нибудь шлепанцы, чтобы, выйдя из машины, не выглядеть странной. После полубессонной ночи, размышлений о том, правильно ли я поступила с Генри, и суеты посторонних людей, устанавливавших у нас медицинское оборудование и слонявшихся по дому, я была далеко не в лучшем настроении. Автобус прибыл вовремя, и я пошла к нему по горячему тротуару. Двери открылись, стали выходить пассажиры – дедушка был третьим. Я помахала ему рукой, и он ответил коротким кивком.
Стояло жаркое субботнее утро, но дедушка был в рубашке с воротничком, синем пиджаке спортивного покроя, брюках цвета хаки и мягких туфлях. Седые волосы были причесаны на пробор, в руках он нес небольшую кожаную сумку и чемодан, которые будто ничего не весили. Дедушка подошел ближе, и я вынуждена была признать, что он, всегда казавшийся мне очень старым, находится в лучшей форме, чем отец.
– Тейлор! – он потянулся и обнял меня.
Отец не очень походил на дедушку и, насколько можно было судить по фотографиям, которые я видела, больше напоминал бабушку. Но только сейчас я впервые заметила, что у дедушки такие же голубые глаза, как у отца и у меня.
– Здравствуй. – Я сразу почувствовала себя как-то неловко рядом с ним и подумала, долго ли он у нас пробудет. – Нам сюда, – указала я и пошла к машине. Он взглянул на мои босые ноги, удивился, но ничего не сказал, за что я была ему благодарна, так как не имела понятия, почему этим утром забыла обуться.
– Итак… – начал дедушка, когда мы тронулись с места. Он держался очень прямо, и потому я тоже сидела прямее обычного. – Как Робин?
Потребовалось некоторое время, прежде чем я поняла, что он говорит об отце, которого все звали Робом. Робином его звал только дедушка.
– Вернулся из больницы, – ответила я, не решаясь добавить что-то еще.
Отец проспал почти все утро и не проснулся, даже когда устанавливали больничную кровать, хотя это сопровождалось таким шумом, что Мерфи убежал и спрятался в моей комнате, под кроватью. Дедушка кивнул и посмотрел в окно, а я вспомнила, что последний раз он виделся с отцом несколько месяцев назад, когда тот казался здоровым и сильным. Я понятия не имела, как подготовить дедушку к переменам, произошедшим с отцом, ведь и сама я едва успевала привыкать к ним.
– Он плохо себя чувствует, – сообщила я, глядя вперед и стараясь сконцентрироваться на сигналы светофора впереди. – Тебя, наверное, удивит его вид.
Дедушка снова кивнул и расправил плечи, готовясь к встрече с больным сыном. Несколько минут мы ехали молча.
– Я сделал это для твоей сестры, – сказал он, – закончил в автобусе, – и, когда перед следующим светофором я сбавила ход, протянул мне что-то из сумки.
Я посмотрела на предмет, лежавший на его ладони. Это была крошечная собачка, вырезанная из дерева в мельчайших подробностях.
– Ты сам сделал? – спросила я с удивлением.
Машина позади нас загудела, дав понять, что зажегся зеленый. Мы поехали дальше, и дед, не переставая, вертел в руках свою поделку.
– Научился вырезать ножом на первом своем корабле, когда дежурил по кухне. Мог придать картофелине сходство с чем угодно. – Я улыбнулась.
По-видимому, у дедушки в запасе имелись интересные истории. – Твоя мама говорила, что у вас теперь есть собака, но не сказала, какой породы, и потому эта, – он приподнял деревянную фигурку, – дворняга.
– У нас тоже дворняга, – сообщила я дедушке, украдкой взглянув на него. – Мне кажется, сестре понравится. – Я представила, как тщательно дедушка вырезал эту фигурку, и устыдилась, что, едва его увидев, подумала, долго ли он у нас пробудет. Хорошо, что он поехал на автобусе, а не полетел. Почему-то мне казалось, что управление транспортной безопасности не одобрило бы нож для резьбы по дереву на борту самолета.
– Хорошо. – Дедушка убрал фигурку обратно в сумку. – Ей, наверное, очень тяжело сейчас. Да и всем вам тяжело. – Я кивнула, сжала руль и велела себе продержаться еще немного. Уж перед кем мне меньше всего хотелось бы расплакаться, так это перед дедушкой.
С подъездной дорожки я заметила, что фургон с медицинским оборудованием уехал, но рядом с маминой машиной стоит еще одна, незнакомая. Я решила, что на ней приехала на дежурство сиделка.
– Ну вот и прибыли, – сказала я, хотя это было и так очевидно. Дедушка взял вещи, отмахнулся от моей помощи, вылез из машины, и я повела его в дом.
Отец лежал на диване, рядом сидела Джелси и наверняка рассказывала ему о карнавале. Отец слушал с едва заметной улыбкой. Увидев нас в дверях, Джелси замолчала. Отец медленно повернул голову. Я следила за дедушкиным лицом.
Я никогда не видела, чтобы дедушка плакал. Он был не из тех людей, которые дают волю чувствам, и, приветствуя отца, всегда обходился рукопожатием и хлопком по спине. Но сейчас при виде сына дедушка прямо у меня на глазах как будто постарел лет на пять. Он поморщился, но расправил плечи, подошел к дивану, кивнул Джелси и крепко обнял отца, а тот схватил дедушкины руки. Я сделала жест Джелси, она поднялась с места и подошла ко мне.