Славка молчит.
Думает.
– Ладно, – говорит. – Замнем для ясности. Все равно я когда «надо» воевать – понимаю. А вот когда «хочется воевать», как-то и не хера…
…Глебушка тяжко вздыхает.
– А ты пока еще много не понимаешь, Славян, – морщится. – Да и не надо тебе этого понимать. Лучше так живи…
…Мы понимающе переглядываемся.
Так получилось, служили в одних войсках.
И практически в одно и то же время.
Прав тут Глебушка так что.
На все сто.
Есть опыт, которого лучше не понимать…
…Славка обиженно сопит:
– А обычными словами рассказать что, нельзя?! Обязательно так вот щеки дуть?! Переглядываться многозначительно?!
Ну, блин, – чистый ребенок.
Только с большими яйцами.
Отрастил.
Да…
– Славян, – говорю как можно спокойнее, хотя самого душит смех. – Понимаешь, если ты не собираешься на войну, тебе этого знать абсолютно незачем. Это совершенно отрицательный опыт. Точнее, нет, не отрицательный. Просто другой. В нормальной жизни он совершенно не нужен, отчего люди и бесятся и придумывают себе какой-нибудь «вьетнамский» или «афганский» синдром. Просто из-за того, что они знают и умеют что-то важное, а это и на фиг никому не нужно. И некоторые, прикинь, вместо того чтобы становиться нормальными людьми, становятся сильно пьющими мудаками, слишком много думающими о себе. Вот, в принципе, и все. И просто подумай: нужен тебе такой «опыт»?! И если нужен, то, извини, – на хера?!
Славка неожиданно жестко прищуривается.
– Какой мне опыт нужен, – тянет медленно, – я решу сам. При всем, что называется, уважении, Валерьяныч. Это моя жизнь, мой опыт, мне и решать. Вот и все. А насчет «синдромов» ты, Валер, по-моему, все же гонишь. Не все же такие толстокожие, как ты. А убивать живых людей, мне отчего-то так думается, – не самое простое занятие.
Глеба крякает.
– Убивать, Славян, – говорит неожиданно спокойно, – если уж ты так хочешь знать, это вполне нормально. Не плохо, не хорошо. Нормально. В смысле, если это делаешь на войне. Там это обычное, рабочее состояние. Тебя туда для этого и привезли, в принципе. «Страдать» из-за этого после возвращения может либо восторженная курсистка, либо свинарь из хозвзвода, который сам на войну не ходил, но ребята рассказывали. А так, для человека с нормальной психикой, некоторое офигение вызывает только сам момент возвращения. Плюс пара недель на понимание, где оказался, и возврат навыков нормальной человеческой жизни. Причем, эту пару недель сам по себе нормальный дембель вряд ли осознает глубину проистекающих в нем психологических процессов, ибо керосинит еще хуже, чем в день проводов в армию. Вот вместе с похмельем это осознание и приходит помаленьку. А дальше кто-то приспосабливается к нормальной жизни, а кто-то живет воспоминаниями. Вот эти вот могут в себе внутри что угодно расковырять, любой, понимаешь, синдром. К счастью, таких, много о себе думающих, все-таки меньшинство. И можешь, кстати, извиниться перед Валерьянычем: «толстокожесть» тут совершенно реально ни при чем…
Глава 13
…Мы уже подъезжали к Медвежьегорску, когда дверь в купе неожиданно распахнулась.
Алёна.
Во всей своей недетской красе.
– Здравствуйте, мальчики, – говорит.
Я чуть мысленно водкой не подавился.
Нормальное начало, думаю…
– Я так поняла, мы с вами фактически в одни места едем, – продолжает. – А вы не отведете даму по этому поводу в ресторан?! Пусть это будет даже «вагон». А то мои все дрыхнут. А я выспалась. Мне скучно и хочется кого-нибудь съесть…
…Вот, думаю, твою мать.
Начинается…
…Я, оно конечно, хотел сначала в какую-нибудь сторону съюлить.
Но по охотничьей стойке, – лапа вперед, хвост параллельно земле, даже целых два хвоста, я бы сказал, – понял, что в ресторан идти все-таки придется.
Просто чтобы глупостей не наделали.
А то – эти могут.
Только дай….
…Нет, я все понимаю.
Безусловно.
Ага…
– А отчего бы, – улыбаюсь, – и не проводить. Дайте нам только минут несколько, мы с парнями чуть носики припудрим.
Дама хихикает и удаляется, грациозно прикрывая дверь.
Я показываю двум высунутым языкам сначала кулак, а потом еще и средний палец вдогонку.
– Охолоните, – шиплю, – изверги. Оставьте тетку в покое. Она почти наверняка чья-то мать и жена.
Высунутые языки меня, естественно, не слушают.
И глаза горят совершенно нездоровым охотничьим блеском.
Альфа-самцы, мать их так.
Проблема.
Блин…
…Ладно.
Пора и вправду собираться, а может, и даже носик попудрить.
А то эти красавцы там без меня такого натворят…
…Когда ровно через пять минут я открыл дверь в коридор, я моментально понял, то сбываются мои самые худшие опасения.
Девушка тоже переоделась.
Причем, если снизу это были еще пусть и обтягивающие, но все-таки джинсы, то сверху было накинуто нечто настолько легкое и воздушное, что лучше бы она не одевалась сверху вообще, так было бы просто честнее. По крайней мере, первое, во что уткнулся мой взгляд – так это был даже не столько тяжелый и, судя по всему, темный сосок, а родинка с внешней стороны идеальной формы груди: девушка стояла в полоборота.
Лифчики ей, кстати, еще долго, думаю, не понадобятся.
Ага.
Я невольно сглотнул.
Она – демонстративно «ничего не заметила».
Да…
…Даже вот, кстати, думать не хочу, какие сейчас глаза у вылезающих у меня из-за спины оглоедов.
Как у какающей собачки, скорее всего, разумеется.
И такой же вывалившийся язык.
– Вы, – говорю, – Алёна, немилосердны. Как бы нам из-за вас драться с кем-нибудь сегодня еще не пришлось…
Она деликатно хохотнула и изобразила что-то вроде книксена, демонстрируя ровный загар по всем двум полушариям и окончательно вгоняя мой лоб в испарину.
Как мне показалось, – не без самодовольства, разумеется.
Дела…
…Как, кстати, накликал.
Не успели даже до вагона-ресторана дошкандыбать, как нам эти два «морячка» в тамбуре повстречались.
Такие…
Широкие, короче.
Проще перепрыгнуть, чем обойти.
И уже достаточно бухие для того, чтобы начинать терять тормоза.
Один, по крайней мере, – уже точно всё.
Мурманский поезд, а что вы, простите, хотели…
– Ути-пути, – тянет лапу тот, что попьянее. – Иди к нам, курочка. Мы тебя повеселим. А вы идите, петушки, куда шли. У вас для такой девочки писи маленькие пока…
…Большой шкаф, как известно, отличается тем, что громко падает.
А этого я еще и отправил в сторону как-то очень своевременно выставленной коленки Глебушки.
Он ее всегда вовремя выставляет, насколько я его помню.
А помню я его – уже довольно давно…
…Второго, того, кто потрезвее, добил двумя двойками, в печень и голову, Славян.
Ну, тут можно не беспокоиться: в ринг я и сам против Славки не очень охотно выхожу, даже в соответствующих перчатках, маске и с капой в зубах: хоть он меня и изрядно полегче, но – все-таки КМС.
А вот первый, даже после глебушкиной коленки, гляжу, зашевелился слегка.
– Ну, все, – сплевывает. – П. ц вам, суки.
И, гляжу, начинает потихоньку подниматься.
Пришлось встретить, – с ноги, чтобы не нагибаться – я, говорят, по молодости неплохо в футбол играл.
Но неприятности, думаю, нам все равно как-то не нужны…
– Славян, – командую, – веди даму в заведение. Нам с Глебом, кстати, по пятьдесят вискарика какого-нибудь поприличнее закажи, лучше чтобы со льдом. А мы тут немного задержимся, чисто для проведения некоторой профилактической работы…
Славян понимающе кивнул и слегка подтолкнул совсем даже не удивленную девушку к двери в следующий тамбур: эти двое нам с Глебушкой – явно не соперники, если, разумеется, друзья-приятели не набегут.
Ну, – так мы для этого и остаемся, чтобы не набежали…
…Повернулся к постепенно приходящим в себя мариманам, достал из кармана ксиву: она у нас, в нашей конторе, – солидная.
С гербом.
– Ну, – спрашиваю, – орлы морские, вас сразу в ментовку сдавать, с соответствующим наказом?! Или сначала еще раз писюнами померяемся?! Ну, там, чисто по длине, допустим. Или еще как.
…Нет.
Извинений мы от них, разумеется, не дождались.
Но «все, мужики, замяли, мы ж не знали, что вы какой ебучий спецназ», – услышали, и этого было более чем достаточно.
Больше не подойдут…
…А в ресторане нас уже ждал виски и самодовольная мордочка нашей чересчур очаровательной попутчицы.
Ну, – все, думаю.
А вот теперь – уже точно – пропал дом…
– А вы здорово деретесь, – констатирует. – Я люблю, когда мужчины красиво дерутся…
Ну, так, как, типа, – здрасьте.
Перед дамой, кстати, – тоже пузатый стакан обнаруживается.
Со льдом.
– И опыт, – цитирую, – сын ошибок трудных. Ничего, в принципе, особенного. С трезвыми было бы сложнее.
Принюхиваюсь, кстати, к напитку.
О, боги, мать!
– Слава! Сколько раз тебе можно говорить, что я не пью бурбон! Ты бы хоть из уважения, что ли, запоминал, да…
Славян равнодушно жмет плечами.
– Да вас хрен упомнишь, – говорит. – Один одно не пьет, другой другое. Не кипятись, Валерьяныч. Сейчас перезакажем.
Алёна тихо смеется.
Хороша стерва, ничего не скажешь, конечно.
Да…
…Славян тем временем идет к стойке, о чем-то договаривается с колдующим там то ли барменом, то ли официантом.
Возвращается с виски, кстати.
– Вот, – гордится. – Ирландский, как ты любишь. Извини, действительно что-то выехал, да. А этого у него последняя бутылка осталась…
– Славочка! – выгибает брови вверх немилосердный Глеб. – И эта последняя бутылка до сих не у нас на столе?! Не узнаю вас в гриме!
Алёна – уже откровенно заливисто хохочет.
Цель достигнута.
Самцы начали поднимать хвосты и распушать перья.
Ад, конечно…
…Славян исчезает во второй раз и возвращается уже с бутылкой. Виски, кстати, смотрю, – вполне себе даже и не рядовой.