…Санечка сноровисто разливает по второй.
Не переборщить бы, думаю.
Это – не безопасный, в принципе, паровоз, это – тайга.
И таежная горная речка: они ошибок, знаете ли, не прощают.
В лучшем случае, – без улова останешься, если что не так пойдет, да спиннинги переломаешь.
Про худший – даже думать не хочется.
Достаточно просто оступиться.
Течение – очень быстрое и сильное.
Людей по берегам особо нет.
Если в высоких вейдерсах в речку сверзишься, – на помощь звать бесполезно. Даже по рации, без которой здесь даже за грибами городскому человеку от лагеря сильно отходить не рекомендуется.
Да и медведей полно.
Да, – ты для них, – не объект охоты, мишки тут предпочитают ягоды, которых на болотах просто какое-то нереальное количество. Или рыбу, которую они тут на мелководьях насобачились ловить покруче любого спиннингиста, конечно.
Но – береженого все равно Бог бережет.
Весна, знаете ли.
Это уже ближе к осени зверюги становятся сытыми, жирными и благодушными, сейчас – все-таки пока что слегка «недоедают», так сказать…
…Ларин тем временем уже встал:
– Как говорили наши предки, – вздыхает, – господа гвардейские офицеры, – между первой и второй пуля не должна успеть просвистеть. Короче, – за приезд. И за то, чтобы нам сюда возвращаться еще и еще. Ура, товарищи!
И снова:
– Ура! Ура!! Ура!!!
…Да, думаю.
Если сейчас миши где по окрестностям и бродят, то после этих вот кошачьих воплей уже точно должны разбежаться.
Я бы на их месте, по крайней мере, – точно бы убежал…
…Во второй раз «шило» проскочило внутрь уже практически незамеченным.
Отож…
…Третий тост Олег Дмитриевич уже предложил сам.
Понятное дело.
В его конторе народ тоже не макраме занимается, так-то.
Выпили.
Помолчали.
Потом разговор как-то сам собой перекочевал из состояния «ни о чем» на некоторые практические особенности рыбалки на Кольском полуострове. Ничего удивительного, в принципе, особенно если за одним столом собрались те, которые тут, на Инделе, половину камней знают, зачем, почему и в какую именно сторону они из воды торчат. И те, которые приехали сюда в первый, а возможно, кое-кто и в последний раз: Север принимает далеко не всех, но если принимает, то это – уже навсегда…
…Глебушка, кстати, как-то довольно быстро и неожиданно для меня нашел общий язык с пижоном Геннадием. Тот оказался, на удивление, весьма толковым и грамотным «нахлыстовиком», и Глеб, тоже давно открывший для себя этот вид ловли, дотошно расспрашивал его о мухах, шнурах, оптимальности техники заброса удилищ разного класса и прочей, довольно специфической, на мой взгляд, лабуде.
Сам-то я в нахлыст тоже иногда не прочь покидать, но вот только, вы меня уж извините, как-то без такого вот староанглийского фанатизма.
Славян, естественно, гордо игнорируя увлекшегося едой, но-таки присутствующего рядом мужа, ужом вился вокруг Алёны.
Мы с Санечкой, перемигнувшись, дернули сепаратно еще по половине рюмки и не торопясь закурили.
– В море-то, – спрашиваю, выпуская тонкой фиолетовой струйкой дым в дощатый и неструганый потолок балагана, – выбирался уже в этом году?
Санечка фыркает.
Чешет вдумчиво подбородок.
– И не один раз, – говорит гордо. – И сам, и с туристами. С Мурманска тут уже даже приезжали, у них что-то беда в этом году на Баренцухе с рыбой, так что возил их в заповедник, на треску. Хорошо, кстати, половили оба раза. Первый раз с мужиками, четверо их было, еще как-то не так, а вот во второй раз приехали мама с дочкой. Маме где-то чуть за сорок, дочке в районе двадцати. Мама там начальница какая-то в Мурманске, чуть ли не в коммуналке, а дочка в институте у вас в Москве учится. Красивые, кстати. Но я сначала пугался, женщины все-таки. А оказались – такие рыбачки, блин, ага: иной мужик откурит, просто не нагибаясь. Такие продуманные обе, блин. Лодку и холодильники свои за один день рыбой забили, второй и третий я их уже просто по островам возил, красотами любовались. Ну, этого, женьшеня надрали, само собой, который «родиола розовая», или ее еще «золотой корень» называют. Там, на островах, ее полно, сам знаешь. Обещали еще приехать…
Я вздыхаю.
А что тут можно сказать, при таких-то подробностях.
– Обещали, – затягиваюсь, – это хорошо…
– Ой, – отвлекается неожиданно от славкиных разговоров Алёна, – а у вас большой катер? Вы просто так про море интересно рассказываете, может, нам лучше туда поехать половить? Или там сейчас уже все как-то не так?
Сашка невольно сглатывает.
У него сразу в голове картинка: и вот если эта дура будет настаивать, я что, должен буду надвое разорваться?!
Приходится выручать.
– Милая девушка, – вздыхаю.
«Милая девушка» в ответ только злобно морщится.
Старательно не обращаю внимания.
Я вообще иногда очень умным бываю.
Да…
– Так вот, – подмигиваю ей, отчего она еще забавнее злится, – милая девушка. Рыбалка в море – это, увы, просто совсем другая рыбалка. И я вот даже вот совсем не уверен, что у ваших спутников есть с собой подходящие для нее снасти. Это – во-первых…
– Во-первых, – фыркает, безапелляционно встревая в разговор «а кто у нас муж» Олег Дмитриевич, – можно подумать, что они, морские снасти, у кого-нибудь из вас тут с собой есть. Не за тем, в принципе, ехали…
Я киваю.
– Вот именно. Не за тем ехали. Хотя вот у меня, к примеру, морские снасти как раз для Белого моря с собой есть. Я просто всегда беру в запас в тубус одну-две палки помощнее. А уж когда на сёмгу еду, то тем более. Ваши палки, кстати, для местной морской трески тоже вполне сгодятся, это не Норвегия, тут сорок килограммов не влетит. А вот с катушками я уже про ваши не знаю, тут могут с соленой водой и проблемы быть. Ну, и по мелочам: джиги у меня в чемодане и силикон тоже всегда лежат, если я не на самолете лечу, разумеется. Все может в жизни пригодиться. Мало ли что. Но я вам их не дам.
– Почему это? – прищуривается ехидно Алёна, справедливо чувствуя какой-то подвох. – Жалко, что ли, станет?! Или, как говорят сейчас, жаба на ровном месте задушит?!
– Да нет, – жму плечами. – Просто потому, что если давать вам морские снасти, то это значит – учить ими пользоваться. А учить ими пользоваться – это ехать с вами на море, а я хочу оставаться здесь и элементарно не могу разорваться. Ибо, как совершенно справедливо отметил Олег Дмитриевич, настраивался на другую рыбалку. Увы, кстати, катера у нас с вами тоже не будет, потому что он на Сане, а Саня из лагеря ну никак не уедет, потому что у него кроме нас с вами тут еще три группы. Просто они сейчас на реке, рыбу ловят, а так – вон, видите, палатки стоят…
– Одна, – поправляет меня честный и скрупулезный Санечка. – Группа одна, в смысле. Две я вчера как раз перед вами на вокзал отвез. Но это ничего не меняет, я здесь и одного человека оставить на реке не смогу. Здесь же заповедник! Группы только я могу водить да Толик, он сейчас как раз ребят на стотридцатом на Пану ловить повез, к вечеру будут…
Алёна молчит.
Переваривает.
А вот Олег Дмитриевич – внезапно хохочет.
– А ведь он уделал тебя, Кнопка! – и неожиданно протягивает мне руку. – Никаких Дмитриевичей! Олег. Просто Олег…
…Вот ведь, блин, думаю.
Вот уж снизошел, так снизошел.
Но руку чисто из вежливости протягиваю.
– Валерьян, – говорю. – Но лучше либо Валера, либо Валерьяныч. А то я как-то каждый раз вздрагиваю, спасибо предкам, окрестившим в честь революционера Куйбышева. Дед, в общем-то, настоял. А я теперь вот скоро уж как полвека привыкнуть не могу…
– Ну, дела, – фыркает тем временем Алёна. – А что это дед выбрал в кумиры такую экзотическую личность?! Он, ведь вроде какой-то революционЭр был, да?! Его именем даже какой-то городишко на Волге называли?!
Я сдерживаюсь.
Спасибо тебе, мать твою, болонская система образования и все министры от Филиппова до всех нынешних «коллективных фурсенок» включительно…
– Ну да, – зеваю неожиданно. – Городишко. Небольшой. Сейчас он Самарой называется. Куйбышев там в семнадцатом году РСДРП возглавлял и был первым председателем самарского Совета. А с дедом они просто воевали вместе. Не с начала, не с Колчаком, – потом, в Туркестане познакомились. Ну, и дружили потом вплоть до тридцать пятого, пока он не умер. А город Куйбышев, кстати, есть и сейчас, в Новосибирской области. Заметный был, в общем-то, персонаж. Стихи, кстати, очень неплохие писал…
Все тем временем как-то замолкают, и я моргаю левым глазом Славяну, на бутылку с «шилом», чтобы снова начинал разливать.
Кажется, я ее все-таки достал.
– О как! – пытается уколоть напоследок. – Так вы у нас, Валерьян, оказывается, из коммуняк?!
Но тут уже вмешивается «Недмитриевич».
Причем такого ледникового периода в голосе я у него, признаться, даже как-то и не ожидал…
– Помолчи уж, – кривится. – Сама, можно подумать, из пролетариев. Или вообще какая голубая кровь, белая кость…
Девушка обиженно ежится.
Нда.
Явно человеку не по себе.
А тут еще и я выступаю на добивание.
Знаю ведь, что нехорошо, но все равно поделать с собой просто ничего не могу:
– А я, кстати, по деду, – жму плечами, – вполне себе потомственный дворянин. Большевиком с дореволюционным стажем это ему быть как-то ну совершенно не мешало. Это всего-навсего история, Алён. Нашей, кстати, страны. И искренние убеждения людей, наших предков, которых не нам судить…
– А, кстати, кому? – неожиданно недобро прищуривается Геннадий. – В смысле, кому судить, если это не нам?!
– Не знаю, – жму плечами. – Может, нашим детям. А может, и внукам. Мы еще слишком близко. Слишком у всех у нас, пусть по-разному, но болит…
Глава 20
…Когда подъехал «сто тридцатый» зилок и из кунга начали вылезать люди из той группы, которую хорошо нам знакомый по прошлым годам егерь Толик возил на другую речку, на Пану, я сначала, искоса кинув глаз, сдуру решил не отвлекаться.