– Чё расселся-то?! – продолжает ехидничать Дмитрич. – Иди, разливай свою самогонку шотландскую! За встречу да за знакомство с новыми товарищами. А то, ишь, расселся! Жопу вон, смотри, какую отъел!
Васятка – только что честь не отдает.
Поднимает с пола одним пальцем пятилитровую бутылку, собирает стаканы со стола, разливает – почти что с горкой.
Алёнины спутники пытаются вяло и безнадежно возражать.
Мои, понимая, что бесполезно, только привычно вздыхают.
– Да под такую закуску, – поднимает палец вверх дядя Вася, – я по молодости пару литров белой съедал, и у меня только морда краснела! Хорош гундосить! А ты, девонька, лучше, вон, оливки пока с маслинками открой. Да гостям под виски предложи. А то хоть эта горилка шотландская и хороша, но нормальной человеческой едой ее толком и не закусишь, спопервоначала. А я пока перец с солью под строганину-то поперетолку. Пробовала когда строганину из оленя да муксуна?!
– Нет, – пищит испуганная Алёна, но с банками справляется тем временем на удивление легко и привычно.
Правильно, девочка, думаю.
Глаза боятся, а руки делают.
А вот возражать Дмитриевичу и изначально не стоит: он хотя и маленький, и сухонький, – но все-таки тяжелоатлет.
Чемпион Союза, кстати, в свое время, причем неоднократный.
Повезло с тренером мужикам…
…Я со вздохом встаю, наливаю в мисочку еще соевого соуса, мешаю его с васаби.
Под семгу.
Ну, – и под строганину из муксуна: сырую рыбу, как бы осуждающе Дмитрич с Гариком на меня при этом не глядели, – я предпочитаю – именно так. В отношении рыбы японцы вообще, мне кажется, – очень умные люди.
Просто хотя бы потому, что соевый соус вкус рыбы не перебивает, а, наоборот, подчеркивает.
Глупо было бы по-другому, в общем-то.
Морской все-таки, как ни крути, народ…
Хотя вон те же англичане, – тоже вроде как не сухопутный.
Но самую при этом отвратительную на вкус рыбу мне доводилось попробовать именно в Великобритании.
Хотя, в общем-то, у них не только с рыбой, у них и вообще с кухней какая-то прям-таки перманентная беда.
Да и с женщинами – незаметно кидаю взгляд в сторону Алёны, в панике глядящей на почти что полный стаканчик с виски, – залюбуешься все-таки, какая красивая девочка – в Англии тоже, в общем-то, как бы не очень и хорошо.
Ну, значит, и заслужили.
Значит – и поделом…
Глава 22
…Наутро, постанывая от головной боли и нахваливая себя за предусмотрительность (заставить свой организм принять перед сном «алказельцер» в таком состоянии – это вообще сродни подвигу, я считаю), пробираясь мимо тел павших в неравной борьбе товарищей, я-таки выбрался на рыбалку.
Глеб проводил меня мутным укоризненным взглядом.
Славян – так и не проснулся.
Ну и поделом.
Не будут обзываться и дразниться «доктором Пилюлькиным», когда взрослые дяди о своем здоровье заботятся.
Нда…
…Обловил вчерашней камень сначала со «славкиной» стороны.
Вынул оттуда двух небольших семужек. Одну заботливо отпустил. Другую, не менее «заботливо», угостил камнем по голове и отнес в сторонку в кустики «на пожрать»: на пути в лагерь и заберу.
А то – мало ли, – здесь хоть и глушь страшенная, но в период лицензионной ловли рыбнадзор тут случается куда чаще, чем лично мне бы, к примеру, хотелось.
Ну, – кто из нас без греха.
Пробрался в предусмотрительно одетых вейдерсах прямо через воду, перешел на «свою» сторону.
Ага.
Знакомая, думаю, шапочка-то.
И волосы каштановые из-под нее.
Ладно.
Выбрался на берег, плюхнулся на бревнышко рядышком.
Закурил.
– Привет, – говорю. – Что ни свет ни заря встала-то, девушка? Не иначе как на рыбалку?! Так все спят…
– И тебе привет, – лезет ко мне в пачку тонкими пальчиками с изящным, почти бесцветным маникюром, достает оттуда сигарету.
Ну, – что делать.
Еще раз лезу за зажигалкой.
Прикуривает.
– А вы реально, – выпускает дым, – все время такие крутые?
Я невольно закашливаюсь.
– А ты, – хмыкаю, – сейчас, Алён, реально о ком?!
– А обо всех, – ежится.
Потом решительно очерчивает круг сигаретой.
– Вообще обо всех, – затягивается. – Я сначала думала, ну, тогда, после поезда, что это вот только у вас компания такая крутая. Ну, бывает. Спецназовцы там, допустим, бывшие, то, се. А вчера смотрю…
Снова затягивается.
Хихикает.
– Эти… три медведя и дядя Вася… такие забавные. Но они – тоже… такие же. В уровень, короче. Почему?
Я выбрасываю погасшую сигарету.
Вздыхаю.
Прикуриваю новую.
Нда…
– По адресу вопрос, – говорю, наконец. – Другие бы тебя, возможно, и не поняли. Не потому что тупые, а потому что для них это состояние – естественно. А я тебя могу отчасти понять, потому что сам изначально выходец из этой среды из той, которая, в смысле, самоназывается интеллигенция…
Задумываюсь.
Делаю глубокую затяжку и слежу, как медленным, фиолетово-сиреневым дымком тлеет моя сигарета.
– Ну и?! – не выдерживает, наконец.
Я жму плечами.
– Мы не будем, – хмыкаю, – тут спорить, правильно она это делает или нет. В смысле «самоназывается». Да. Это все ни о чём. Для нас важно понять, что на самом деле «интеллигенция» это еще и, так сказать, недоделанный истеблишмент. Причем, – поколенчески недоделанный. И самозамкнувшийся, потому как все мы знаем, что «интеллигентность – это нечто духовное», ни образование, ни что иное материальное к этому не относятся. Но, по большому счету, если говорить приземленно, – это просто – «свой круг».
Еще раз затягиваюсь.
Ах, черт.
Как быстро она тлеет.
Сейчас придется новую закуривать.
Уже третью.
Ах, черт…
– И к чему ты все это? – интересуется искоса.
– Да ни к чему, – жму плечами. – Это – не мы «сильные и крутые». Мы-то как раз нормальные. Обычные. Ну, может, немного посильнее других, раз уж пробились и поднялись настолько, чтобы, в том числе, вот сюда ездить. Тоже недешевое, в общем-то, удовольствие – тут же заповедник еще, помимо всего прочего. Но, в общем и в целом, – вообще ничего сверхъестественного. Ну, вот еще раз, может, что-то чуть выдающееся на общем фоне – и есть, а ничего ненормального – нет. А вот та среда, в которой ты, судя по всему, живешь и в которой я сам отчасти воспитывался – вот там, увы, элементарное видовое вырождение. Слабость. И поэтому тебе и кажется «крутостью» то, что на самом деле является нормой. Мы просто так живем. Я доходчиво объясняю?! И, кстати, если хочешь, с точки зрения скучной науки статистики, тех же «бывших спецназовцев» по России даже количественно вряд ли сильно меньше, чем «тонко чувствующих интеллигентов». Такие вот, представь себе, девушка Алёна, дела…
Она прикусывает губу и снова лезет ко мне в карман за сигаретами.
Какая решительная девушка, думаю.
Нда…
– Ты хочешь сказать, – интересуется, – что меня просто обокрали?!
Я на секунду задумываюсь.
– Наверное, – говорю, наконец, честно и медленно, – да. Вряд ли они, когда это задумывали, делали это осознанно. Вряд ли они вообще о чем-то задумывались. Коллективное бессознательное несформировавшегося правящего класса, знаешь ли. Но, хоть и бессознательно, но – тебя все-таки обворовали. Меня, кстати, тоже пытались. Это, увы, даже не обсуждается. Ага…
Она отбирает у меня зажигалку, которую я задумчиво верчу в руке.
Прикуривает.
– Я что-то подобное подозревала, – не по-женски жует фильтр. – Особенно когда бывала в компаниях моего… ну, Олега, короче. Хотя относила это скорее к издержкам профессии. Но думаю, что ты, скорее, прав, чем не прав. По крайней мере, хоть и обидно, но очень похоже. Ну, а ты-то сам, конечно, «бывший спецназовец», да?!
Я, кряхтя, поднимаюсь.
– В некотором роде, – говорю. – Ладно. Хорошо посидели. Но мне пора рыбу ловить. За этим, в конце концов, сюда и приезжали. Да…
– А ты уже поймал что-нибудь? – интересуется.
Я ищу глазами заветный кустик.
А, вот он.
Если с этой стороны камня – то совсем недалеко…
– Камушек, вон, видишь? – спрашиваю. – Шагах в тридцати от нас?! Вон, сразу левее, – кустик. Под ним лежит. Можешь посмотреть.
Она тут же отважно рвет по тропинке.
Я хмыкаю, вспоминаю об обещанной себе третьей сигарете и задумчиво лезу в карман.
– Нет тут ничего, – кричит, наконец. – И каким-то говном совершенно жутко воняет…
Глава 23
…Вот хотите верьте, хотите нет, но до меня сразу доходит, что там может быть за «говно».
Быстро бросаю сигареты с зажигалкой обратно в карман, радуюсь, что не расцеплял еще спиннинг, быстро проверяю зачем-то, как ходит на поясе нож.
– Погоди, – ору из всех своих немалых бывших сержантских сил так, что она аж чуть с испугу не подпрыгивает. – Сейчас подойду, покажу!
Иду.
Демонстративно не торопясь.
Подхожу.
Беру ее за руку.
– Фу, – почти ору. – А тут реально воняет. Пошли-ка отсюда…
…Лагерь, слава Богу, в каких-то двухстах шагах.
Люди ходят.
Вон, Гарик умывается.
Глебушка с Василь Дмитриевичем песню какую-то воют, на два голоса.
Похмеляются, не иначе.
Эк их разобрало-то, бедолаг…
А вон и Санечка идет, куда-то охапку дров несет, покряхтывая и постанывая.
– Парни, подъем! – ору уже на подходе. – Ахтунг, мать вашу! По одному от лагеря не отходить! Санечка, у нас гости…
Саня в сердцах шмякает о землю охапкой.
– Медведь?! – вздыхает. – Точно?!
Я фыркаю.
– Точнее, – говорю, – не бывает. Я семужку поймал, под кустиком спрятал. На другую сторону мысочка перебрался, там вон девушка сидела как раз. Мы с ней и покурили, минут так десять-пятнадцать, а кустик, если с нашей стороны – так вообще где-то шагах в двадцати, у второго валуна, если ты меня сейчас понимаешь.
Саня кивает.
Он понимает, где это.
Еще бы.
Каждое лето тут живет, почитай, да…