А меня еще перед этим Гарик в сторону отвел: вручил обещанный «мосберг».
– Разберешься? – спрашивает зачем-то второй раз.
Я снова хмыкаю.
Он кивает.
– Я тебе, – подмигивает, – тут доверенность, на всякий случай, написал. Типа, – преступно забыл ствол, передал доверенность с Санечкой, попросил доставить до Москвы. Охотбилет у тебя, знаю, есть.
Я киваю в ответ.
Охотбилет действительно есть.
И вожу его на всякий случай с собой: у меня туда и нож, в общем-то, вписан, ну, и зачем палиться?
– Но это на всякий случай, – хмыкает. – А так, надеюсь, не пригодится. Но мало ли если что…
…Чешу затылок.
Беру одну из лучших в мире помповых пятизарядок, передергиваю расположенную впереди казенника рукоятку на подвижном цевье, досылая то, что надо, куда требуется. Ухожу в палатку.
Так, думаю.
Куда же тебя, друг мой любезный, лучше положить-то, так, чтобы и егеря с заповедника, если что, оправдываться не заставили, и чтоб долго в случае, не дай Бог, необходимости, искать не пришлось.
Выбрал проверенный десятилетиями вариант «под койкой», уложил на свой же рюкзак так, чтобы выхватить даже «из положения лежа»: если что-то уж делаешь, то делать надо по-настоящему хорошо.
Позвал в палатку Глеба со Славяном, ознакомил, чтобы не было разных случайных непоняток.
Посмеялись, конечно, немного.
Поподкалывали, так сказать, старшего и заслуженного товарища, не без этого.
Но в целом – отнеслись с уважением.
Север – штука непростая, хитрая, мало ли что в жизни тут пригодиться может: Глебушка так даже пробурчал насчет того, что так-то давно уж пора и свое на всякий случай иметь.
А заодно затарились сигарами «на перед сном» и договорились уж слишком сильно даже под уху по спиртному постараться не перебарщивать: мужикам-то уезжать, а нам – еще ловить и ловить так-то.
Ну, и, как говорится, – вообще…
…Место под костровище под уху и «копчуху» было оборудовано прямо перед «столовой»: все правильно, на рыбалке «уха» – это не еда, это – уже давно ритуал. А ритуалы не проводят на заднем дворе, чего часто, к сожалению, недопонимают егеря на некоторых «продвинутых» астраханских базах.
Приходится лечить.
Иногда даже конкретными звиздюлями, на что они отчего-то чаще всего крепко обижаются.
А напрасно.
Санечка вот – никогда не обижался, ибо – даже и повода не давал.
С пониманием, что называется, человек.
Да…
…У ухи, естественно, колдовал Василий Дмитриевич.
Ну, – «отвальная» же.
Так кому же, простите, еще?!
Варил, кстати, – по-своему.
Сказал что-то типа «по-ивдельски».
Ивдель, это, кстати, – где?!
…В общем, мы с мужиками подошли, когда ему поваренок принес нутряной харюзовый жир.
Миску.
Он у них с два пальца толщиной иногда бывает, а тут – не один хариус, да, как минимум, по полтора килограмма каждый.
Вот.
Этот жир и полетел на сковородку вместе с морковкой, луком в превышающем обычные бытовые надобности количестве, порубленным соломкой сладким болгарским перцем и парой мясистых, скорее всего, астраханских помидоров.
С еще нескольких помидорин и луковиц была заранее снята кожица, их будут бросать в воду вместе с картошкой, когда ее посолят и она и закипит.
Сам Василий Дмитриевич посматривал, как тушится в рыбьем жиру лук с овощами и время от времени выпивал.
Нам, надо отдать должное, – сразу обрадовался.
Налил.
А тут и Алёна подошла.
– Дядь Вась, – радуется. – Ты такой смешной!
Дмитриевич – радуется, естественно.
А что?!
И вправду ведь – изумительно красивая девка.
Только время от времени чуть поглаживает пальцем седой, тщательно подстриженный ус.
– Семужья уха, – вздыхает, – это, оно конечно, хорошо. Это сказка. Но вот жалко ты, девонька, из муксуна еще ушицы не пробовала. Вот где истинный парадиз-то. А с утра, с похмельюшки остатки-то, – так и просто рай…
Алёна только заливисто хохочет.
– Вот вообще, – залихватски, чокнувшись предварительно с Василь Дмитриевичем, опрокидывает рюмку, – не могу себе представить вас с похмелья. Вот кого угодно могу. Даже себя. А вас почему-то – нет…
Василь Дмитриевич неожиданно пригорюнивается:
– От тут ты не права, девонька. Это я сейчас старый и седой. А по молодости еще как гусарил…
Вот тут уже и я не выдерживаю:
– Это ты, – говорю, – неправ, старый хрен. Нет, я все понимаю. И уху муксунью люблю, королевская, врать не буду, уха. Но здешняя, из хариуса да семужьих морд, – ну, не знаю, каким надо быть патриотом Урала, чтобы ей муксунью предпочитать!
Усы Василь Дмитриевича тут же воинственно топорщатся.
Слава Богу, вмешивается подошедший Гарик.
– Да ладно вам, дядьки, – смеется. – И то, и другое вкусно. Вот вы мне лучше скажите, а самая вкусная уха, которую вы в жизни ели, она какая?! Я понимаю, что вы сейчас друг на друга с сёмгой да муксуном наперевес пойдете, но тут я уж и сам стерлядку с судаком да сазаном нижневолжскую включу. Вообще вкуснее не ел ничего…
Все на какое-то время задумываются.
Потом я сам для себя неожиданно хмыкаю.
И произношу только одно слово:
– Таймень.
И все – тут же почтительно замолкают.
И те, кто лично знаком с могучим сибирским красавцем.
И те, кто с ним вообще никоим образом не знаком.
Потому что таймень для понимающего рыбака – это не рыба.
Таймень – это мечта…
– Дядьки! – неожиданно удивляется Алёна. – Какие же вы классные, дядьки! Я раньше думала, такие только по телевизору бывают. А вас тут, оказывается, так много! Хотя вообще удивительно, что вы такие есть.
Смеемся.
– Любимая тема Валерьяна, – басит, качая могучей шеей, бывший остепененный микробиолог, а ныне небольшой региональный олигарх Гарик. – Интеллигенция и народ…
Алёна чуть вскидывается, красиво наклоняя голову немного направо.
Низкие лучи никогда не заходящего в это время в этих краях солнца просвечивают через густые волосы, веснушки на носу и немного на щеках кажутся исполненными какого-то тайного замысла Творца.
На такую трудно смотреть не задыхаясь.
Лезу в карман за сигаретами.
– В смысле? – спрашивает.
– Да какой тут может быть смысл? – закуриваю. – Помнишь, во время «болотных событий» в Москве был такой популярный плакат: «вы нас даже не представляете». Так вот. Ирония в том, что это реально надо бы адресовать себе.
Она неожиданно задумывается.
Мужики не очень любят в этом признаваться, но это – очень красиво, когда по-настоящему красивая баба еще неожиданно и умна.
– То есть, – прищуривается, – ты хочешь сказать, что вы, – не счастливое исключение? Не романтические герои, готовые вскружить голову юной очаровательной девушке? Что вас, на самом деле, – полно?!
Все смеются.
Потом Василий Дмитриевич вздыхает.
Гладит аккуратную щеточку усов.
– Деточка, – говорит, наконец. – Поезди-ка ты немного по России. Мы, русские, знаешь ли, вообще очень красивый и очень умный народ…
Глава 34
…Через некоторое время вокруг костровища, на котором заваривалась уха, собралось, естественно, уже все население лагеря, включая Алёну со товарищи и даже повара дядю Вову с поваренком Колей, худым бестолковым парнем, которого Саня на работе держал, я так понимаю, больше из жалости.
Ну, и плюс, конечно, посуду мыть и убираться в лагере нужно в любом случае каждый день.
Большого таланта тут не требуется.
Требуется, чтобы кто-то постоянно был под рукой…
…Подошел, кстати, и егерь Толик, который сначала начал давать советы, а потом неожиданно хлопнул себя по лбу и куда-то умчался.
Возвращается с каким-то пакетом.
– Вот, – говорит, – Валерьяныч. Забыл совсем. А когда Дмитрич стал лук обжаривать, – вспомнил. Тут налимья печенка, чистая, без паразитов. Килограмм пять мужики по моей просьбе наковыряли, они на Канозере сетки по-тихому ставили, потом плевались: один налим попадает. На леднике хранилась, не морозил, так что вообще ни разу не сомневайся. Можно пожарить, как ты любишь, с лучком…
Публика возбужденно загудела.
– У-у-у, – смеется Василий Дмитриевич. – Мужики, мы, кажется, завтра не уезжаем…
Санечка – только плечами пожал:
– Да оставайтесь, – ржет, – кто ж вас гонит-то. Я как раз завтра на вечер баню походную запланировал, в палатке, на берегу, у заводины, чтобы прям в Индель нырять было можно. Погреетесь, попаритесь, помоетесь. Отдохнете как следует. Да и поедете потихоньку к себе, на Урал, не торопясь…
Гарик только вздыхает:
– Да нет, Сань. Не получается. Дела…
Договорились так: сначала довариваем уху.
Потом, если сил хватит, повар пожарит кило печенки с луком, – так, чисто под закуску.
Ну, и – будем сидеть, выпивать не торопясь.
А завтра с утра не спеша встанем, половим вокруг лагеря, вверх и вниз по речке, потом вернемся, проводим парней и пойдем ставить баню.
Идею бани, кстати, все, включая Алёну, приняли с воодушевлением: мыться после нескольких не совсем трезвых ночевок в термобелье и спальных мешках было уже вполне реально пора.
Плюс для некоторых – еще и экзотика, разумеется.
Баня в палатке, на берегу горной северной речки.
Красота!
А пока вон рыба в юшке уже практически дозревает.
Если сейчас еще по одной не выпить – то потом можно и не начинать…
Глава 35
…Вечером, после ухи и перед оговоренным отдельно «выпиванием под налимью печенку», мы с Глебом отлили немного виски во фляжку, взяли сигары и пошли на берег Инделя. «Сливаться, так сказать, в единении с природой», ага.
При этом с нами тут же увязались, кто бы тут сомневался, Алёна и неожиданно «пижон» Геннадий.
Ну, – что ж, думаю.
Трубка – сигарам не помеха.
Может, это даже и хорошо…
…Глебушка достает гильотинку, аккуратно обрезает сигары.
Достает из кармана пластиковые стаканчики.