– Сейчас! – Я запрыгиваю на подножку со славкиной стороны, решительно расталкивая остальных.
– Ты тут как? – спрашиваю.
Он слабо подмигивает.
– Да разберемся, Валерьяныч. Не ссы. Хорошую штуку мне Глеб всобачил, кстати. Вот, все понимаю, что со мной. И сознание ясное. И не больно совсем ни фига…
Я вздыхаю.
– С этим средством, – говорю, – лучше не перебарщивать. Сам понимаешь, за все надо платить. Тебе его воткнули, потому что в твоей истории терять сознание нельзя, надо бороться. Поэтому второй шприц-тюбик дашь себе вколоть только тогда, когда будешь уже совсем отъезжать. А третий – пятьдесят на пятьдесят. Выживешь или сгоришь. Впрочем, мотор у тебя крепкий…
Он опять слабо улыбается.
Я сую ему пакетик.
– Вот, – говорю, – здесь кокс. Судя по тому, кто дал, должен быть качественным. Один грамм. Два я, извини, верну человеку, тебе столько не надо сейчас будет. С трубками не заморачивайся, фигачь на верхнюю десну раз примерно в полчаса, поможет растянуть действие «коктейля». И побольше пей, воды я тебе сейчас принесу…
Я спрыгиваю с подножки.
Перед мордой «шестьдесят шестого» Глеб передает Санечке навигатор и листок бумаги с еще одним шприц-тюбиком.
– Так, – говорит. – А вот это – отдашь врачам. Здесь формула той дряни, которую я ему колол, они ее наверняка знают, тут секретов никаких нет. А это, на всякий случай, – антидот от нее, если у них нет. Давай я тебе, кстати, еще один дам. А то вдруг побьешь. Он, конечно, противоударный, но русский мужик способен и не такое расфигачить…
Смеются.
Жмут друг другу руки.
Пора…
– Сань, – торможу процесс. – Я Славяну еще одного порошка выписал. Еще более запрещенного. То, что у Глеба, хотя бы всего-навсего подходит под определение «допинг». Но куда менее вредного для здоровья.
Глеб смотрит на меня как-то странно.
Одновременно с неприятием и одобрением.
Качает головой.
– С кокаином, – признает, наконец, – он действительно все это легче перенесет. Тут согласен. Меня тут напрягает другое: ты опять за старое взялся, Валерьян?!
Я фыркаю.
– И не надейся, – кривлюсь. – Не моё. Добрые люди марафету подогнали…
Он некоторое время пристально смотрит мне в глаза.
Потом неожиданно улыбается.
– А, – кивает, – понял. Ну, если это не рецидив, то – святое дело. Можешь даже тогда и сам сегодня употребить, под водочку. Думаю, поделится теперь. Один раз можно. Я бы и сам причастился, чисто стресс снять, да не понимаю этого вашего кайфа, сколько ни пробовал. А ты, – давай, Сань, гони!
– Вода! – Я спохватываюсь. – Славяну надо много воды!
– Уже загрузили, – успокаивает меня Санечка. – Там батальон упоить можно. И вода, и пиво, если что. Ему сейчас жидкость нужна. Много жидкости…
Я киваю.
Мы жмем ему руку, он лезет в кабину, усаживается поудобнее и сначала сдает задним ходом, а потом осторожно разворачивается…
Глава 45
…От созерцания удаляющейся санечкиной «шишиги», нас отвлекли слова егеря Толика:
– Да довезет он его, что вы, Саньку не знаете?! Сам убьется, но Славку вашего довезет! Кремень-мужик. Я б иначе с ним и не работал. Чужой он здесь. Приймак. На девчонке нашей женился в свое время. У нас, помор, таких терпят, но не любят, обычно. А вот Саньку – каждый тут уважает, потому что – кремень…
Я снова закуриваю.
– Вы лучше скажите, что с мишкой делать? Он уж сдох давно, даже добивать не пришлось. Но не посреди лагеря же бросать?!
Глеб вздыхает.
– А что положено делать? – интересуется.
Толик чешет затылок.
– Да положено, по идее, егерей из заповедника вызвать, оформить все это, как надо. Им тоже неприятности не нужны: медведь на человека напал, это ж чрезвычайка! Думаю, договоримся, проблем со стволом не будет, никто не будет заморачиваться, что «не твое», все же люди! У меня там брат сейчас как раз работает, на дежурстве. Может, сгонять, привезти?!
– А далеко это? – спрашиваю.
– Да, – машет рукой, – час-полтора туда, час обратно. Быстро обернусь. Ружьишко можешь не убирать, не отымут. Присмотришь тут за порядком, пока меня нет?! Есть-пить-то людям надо. И бояться перестать надо. Медведь больше не придет.
Это, кстати, правда.
Не знаю уж, как у них там все устроено, на предмет передачи эмоций и информации, но медведи это место теперь стороной долго обходить будут.
И не спрашивайте меня, почему.
– Тушу они заберут? – задумываюсь.
– Да с удовольствием! – фыркает. – Там, даже если мясо плохое, шкура-то по-любому есть. И желчь, что самое ценное. Шкуру, кстати, могут и вам отдать, по понятиям-то так и должно быть. Я, кстати, потом ее и выделать могу. Со Славяном, хороший он парень, дай Бог ему здоровья, уверен, все нормально будет. А шкура будет выделанная как отличная память. Я, кстати, по дружбе недорого возьмусь. И умею неплохо, ты у меня шкуры видал…
Я морщусь.
– Ну вот что ты за человек, Толян?! – ржу. – Вот, уверен, был бы у тебя сегодня шанс вместо славкиной шкуры под медведя свою подставить, – так даже бы и не задумался бы. Подставил. А сейчас уже медвежьей торгуешь…
– Так я ж – помор, – всхохатывает в ответ. – Мы – народ тороватый. Так я поехал в заповедник-то, за охотинспекцией, да? Покараулишь людишек-то? А то у девки, боюсь, точно скоро истерика будет…
Я вздыхаю.
– У меня у самого, – говорю доверительно, – Толь, сейчас истерика будет. Веришь, нет?!
Он смотрит на меня непонимающе.
Я смеюсь.
– Да езжай, – лезу в карман за сигаретами. – Езжай…
Глава 46
…Когда мы с Глебом подтянулись в «столовую», там уже собрались все.
Включая повара с поваренком.
Ну, кроме Толика, разумеется, который как раз сейчас раскочегаривал свой «сто тридцатый», – тоже с кунгом, специально оборудованный под рыбаков, он на нем тех же «уральцев» и возил, – чтобы ехать на нем в заповедник, за инспекцией, «оформлять» происшествие.
А остальные – все тут.
Глаза у кого испуганные, а у кого и просто растерянные.
Покачал головой, хмыкнул:
– Во-первых, расслабьтесь, – говорю. – И со Славкой, надеюсь, все будет в порядке, и медведь сюда больше точно не придет. Они место насильственной гибели своего собрата отчего-то долго за несколько верст обходят, проверено. Да и нашумели мы здесь сегодня так, что ни один зверь сюда еще дня три, как минимум, не подойдет. Ну, и, наконец, Толик сейчас поехал за егерями в заповедник, за профессиональными охотоведами и, так сказать, официальными лицами. А от этих зверь вообще бежит любой, при первом их приближении, не говоря уж о чудодейственной подписи и печати…
Слышу, – кто-то хмыкнул.
Да и вообще немного расслабились.
Хорошо…
– Когда будет понятно, что со Славой?! – срывается голос Алёны.
А Толик, думаю, прав.
Истерика вполне возможна.
Надо бы купировать, от греха…
…Демонстративно смотрю на часы.
– Часа за три, максимум четыре, его доставят в больницу, – говорю как можно спокойнее. – Думаю, что за три. Быстрее вряд ли, хоть Саня вроде и обещал. Еще через час, может, чуть побольше, врачи скажут что-то Сашке. А он нам перезвонит. Сразу же. Спутниковый телефон у Глеба сейчас включен. И будет включен и дальше. Так что нужно просто ждать, сейчас, в течение ближайших часов, эмоции вообще ничего не изменят, если только не усугубят. Поэтому лично я предполагаю, что буду просто выпивать. И закусывать. Но тут каждый свой стресс знает, как лучше снимать…
– Ну, положим, выпивать ты будешь не один, – говорит из-за спины Глебушка.
И, поворачиваясь к повару:
– Знаешь, дядь Вов. Война, она, конечно, войной, но ужин давай-ка все-таки по расписанию. И для начала принеси народу что-нибудь под водочку закусить…
…И сразу как-то всё задвигалось.
Зашумело.
Ну, Алёна только оставалась зажатой, но это и понятно: девочка все-таки.
Но, судя по слегка порозовевшим щекам, и ей от запланированной истерики все-таки удалось уйти как бы достаточно далеко. Если со Славкой – тьфу-тьфу-тьфу – все будет более-менее в порядке, то и вообще, возможно, ее удастся даже как бы и избежать.
А если не в порядке – так я и сам, пожалуй, заистерю.
Но об этом лучше даже и не думать, – по крайней мере, – пока…
…А пока вытащил остатки «уральского» виски в качающейся пятилитровой бутылке, предложил подставлять стаканы.
Стаканы, надо отдать должное, – подставили все.
Даже повар плюнул и не устоял.
Про Алёну я уж и не говорю…
– Ну, – выдыхаю, оглядывая потрепанное воинство, – давайте-ка, дама и господа: за жизнь! Во всем ее, блин-на-фиг, многообразии. Ну, и чтоб у Славика все благополучно обошлось, разумеется. До дна!
Опрокинули.
Выдохнули.
– А теперь, – хмыкаю, – может, кто мне расскажет, как медведя-то все-таки завалить удалось?! А то мне тут говорят, что я из «помповика» уже, в принципе, тупо мясную тушу дырявил. Кто хоть стрелял-то? И из чего?
Олег «Недмитриевич» тяжело вздыхает.
– Стрелял я, – говорит. – Из табельного. Отписываться еще теперь, кстати, придется. А вот дальше – лучше и не спрашивай ничего. Сам не понимаю. Я и палил-то больше в надежде прогнать, напугать хоть как-то. А он внезапно остановился. Как будто задумался. Никогда ни о чем таком даже не слышал…
– Тебе, – качаю головой, – никогда не говорили, что в таких случаях вверх палить надо?! Подранок – он самый опасный. Хрен остановится уже…
– Да он бы и так уже не остановился, – заступается за Олега повар. – Все от него побежали, он – добычу увидел, рванул. Дальше поздняк метаться. Он не только добычу порвет, но и любого, кто ее у него отнимать задумает. Природа у него, у бурой скотины, такая. Захочешь, не поменяешь. Инстинкт…
Я согласно киваю.
– Так-то оно так, – говорю. – Ну, а все-таки?!
– А все-таки, – вздыхает повар, – я ходил, смотрел. Он ему прям точно в глаз попал. Причем, если бы, допустим, из карабина, – то только бы глаз выбил да разозлил животное. Кость у него прочная, да и череп сам, сука… заковыристый. А тут, похоже, ствол у «макара» короткий, пуля тоже тяжелая, летит медленней. Пара рикошетов – и прям в мозгах и застряла. Точней потом охотоведы скажут, но мне лично так кажется. Один случай на миллион. Хотя я вообще-то ни разу не слышал, чтобы на мишку с коротким стволом кто ходил-то, да…