– Что ты хочешь этим сказать, – хмурит белесые, малозаметные на кирпично-загорелой коже брови Олег, – почему это «не состоявшееся»? По-моему, так вполне себе состоявшееся, хоть при этом и, вполне с тобой согласен, вредоносное…
Я вздыхаю.
– Да нет, – достаю сигареты, – тут-то я как раз и прав, Олег. Именно «несостоявшееся»…
Он хмыкает.
– Поясни.
Я задумчиво делаю еще один маленький глоток, зажимаю сигарету зубами.
Прикуриваю.
– У нас, – выпускаю дым, – принято искать аналогии «интеллигенции», не находить их и оттого говорить всему миру об уникальности явления «русской интеллигенции». На самом деле – это, безусловно, не так. С точки зрения социологии уникальных общественных явлений, тем более уникальных социальных «прослоек», вообще просто не может быть. Иначе – социология не наука. И они, такие аналогии, безусловно, есть. Просто их, сравнивая явление «интеллигенции» с понятием «класса интеллектуалов», не там искали.
– А где надо было?! – А вот это уже Геннадий.
И ему, кажется, на этот раз по-настоящему интересно.
Ага.
– Среди аналогичных социальных явлений, – жму плечами. – Есть одна страна в мире, сохранившая довольно жесткое «классовое деление». Это Великобритания. Там, к примеру, до сих пор остался классический, едва ли не Марксом описанный пролетариат. Со своей, к примеру, прекрасной художественной литературой, – Джон Кинг там или Ирвин Уэлш, – вполне себе «пролетарской». И вполне себе «иностранной» для остальных «частей нации». Там есть очень жесткое деление по «классам», по социальным прослойкам. И сохранилась там вся эта красота только потому, что правящее сословие включило в себя много разного, как сказали бы в России, «разночинного», вплоть до еврейского ростовщического капитала и так далее, и тому, простите, подобное. Причин тому было много, начиная от Войны Алой и Белой розы и Кромвеля, простите. Старую элиту плотно порезали, плюс традиционно саксонское отношение к богатству, к деньгам, которыми можно много что оправдать: да так, что не иметь своего «родового скелета в шкафу» у англичан стало даже как-то не почетно. Ну, да ладно. Так вот, – это в любом случае не аристократия. Для аристократии вполне допустим лорд Уинстон Черчилль, хотя и он, вы будете смеяться, достаточно «худороден». Но баронесса Маргарет Тэтчер для аристократии – это вообще моветон, а для британской традиции эти фигуры примерно равновелики. Так вот, эта разношерстная публика, создавшая единый – и предельно, надо отметить, «кастовый» слой – называется в британской традиции «истеблишмент». И он традиционно жестко социально разграничен с другими слоями, скажем так, «британского народа». Но при этом этим народом не менее традиционно «правит». Вам это ничего, простите, не напоминает? Ну, вот хотя бы на уровне, так сказать, претензии?!
– Напоминает, разумеется, – Гена как-то очень не по-доброму улыбается. – Моего собственного дизайнера из прошлого сериала. Он себя очень уж любил арт-директором величать, но уволил я его не за это. Просто по профнепригодности. А потом обнаружил по телевизору в Москве, на Болотной площади, с табличкой «Мы ваши работодатели!». Даже нашел телефон, позвонил, поинтересовался: а ведь он и вправду так думает. Все время напирал, что мы с ним «из одного сословия». Чуть ли не высшая раса, призванная управлять, как он выразился, «быдлом». Честно говоря, было немного не по себе…
– Это в них есть, – жестко усмехается Глеб. – А все-таки, почему «не состоявшаяся»-то?!
– А потому, что они так по итогу и не пришли к власти, – спокойно кивает Олег. – Валера прав. Если в Британии схожие пацаны слились в экстазе и утвердились, то у нас их дальше прихожей все равно как-то не допускали. Единственное, вблизи при Ленине покрутились, да при Ельцине в девяностые. А так этой братве даже такое, скажем так, «стержневое чиновничество» не очень уж так чтобы доверяет, просто чисто на уровне инстинкта. Уж больно скользкий и ненадежный народ. Вообще ведь ничего святого, чистый закон курятника: пихни ближнего, насри на голову нижнему…
Я потягиваюсь.
– На самом деле, – отхлебываю из стаканчика, – это все верно. Но это только часть сюжета, почему они не состоялись в качестве «истеблишмента» и законсервировали себя в роли «русской интеллигенции». Они ведь сейчас еще и вырожденцы, уже во втором-третьем поколении. Гнилая кровь…
Снова звонит телефон.
Теперь хватаю трубку уже я: у серегиной жены вполне могло хватить ума позвонить Инге, брякнуть, что у нас спутник подключен. И не то чтобы я не очень хотел с женой поговорить, хотел бы, разумеется.
Просто насчет Славяна, пока все до конца не прояснилось, объясняться, ну вот совершенно не охота.
А она у меня – умная.
Чуть расслабишься, и что что-то случилось – влёт, извините, просечет.
Не первый год, в конце концов, вместе уже живем.
Да…
…Но это оказался Саня.
Я подобрался.
– Все, – докладывает. – Довез. Сдал врачам. Вроде живой пока, вполне даже еще в сознании…
Так, думаю.
Это хорошо.
Реально ведь быстро домчал.
Я, конечно, не засекал, но, чисто по ощущениям, часа за два с небольшим.
Рекорд.
– Повтори, не слышно, – кричу в трубку и делаю «громкую связь».
– Довёз! – кричит в ответ. – Сдал врачам! Пока все в порядке! Славян в сознании! В течение часа врачи обещали закончить осмотр, сказать, что и как, я тогда снова перезвоню! Сразу же! Как слышно?!
– Отлично, – хмыкаю, – на этот раз, Саня, слышно. Жду звонка. Спасибо. Отбой.
– Отбой, – вздыхает, слышу аж, облегченно. – Я сейчас до магазина пока дойду, бутылку возьму да стакан жахну. Жене уже позвонил, сейчас сюда, к больнице, закусить что-нибудь привезет…
– Давай, – улыбаюсь, – дружище. Спасибо тебе. Я Толика отправил в заповедник, ЧП без тебя оформят. Отдыхай там пока. Позвонить только не забудь…
– Да уж не забуду, – фыркает. – Как раз, пока его осматривают, жена доедет, я перекушу да стакан жахну, расслаблюсь. Потом дождусь врачей, вам отзвонюсь, да тогда уж и разрешу себя до дома довезти. Хоть на чистых простынях высплюсь. После баньки-то. Не было бы, сука, счастья, несчастье помогло…
Смеемся.
– Ладно, – говорю. – Бывай.
– Бывай.
И отключается.
Я поднимаю глаза:
– Все всё слышали? – спрашиваю.
Все что-то ворчат, более или менее дружно кивают.
– Вот, – наливаю себе полный стакан, хлопаю его залпом.
Кривлюсь.
– Вот, – повторяю. – Как-то, простите, – так…
Глава 49
…Тем не менее, следующего санечкиного звонка – дождались все.
Включая подъехавших-таки егеря Толика с братом и остальными охотоведами.
Результаты обследования в сложившейся ситуации выглядели для Славяна, прямо так скажем, довольно утешительными: жить будет, короче.
И даже ногу, судя по всему, не оттяпают: кость «мишаня» ему, к счастью, не повредил, как и какую-то жизненно важную в данном случае «глубокую бедренную артерию»: это мне уже хирург сказал, которому Саня трубку передал, «чтоб испорченным телефоном не работать».
Он мне еще, кстати, хотел что-то поведать про «главную сосудистую коллатераль бедра», которой эта артерия, типа, является. Но тут я его уже толком не слушал, заранее соображая, что ни фига не пойму.
Поинтересовался только у «убийцы в белом халате», как прошла операция.
На что тут же услышал бодрое, что «еще идет», но «главное уже удалось заштопать», пожелал удачи и спросил, когда и как пациента можно транспортировать в Москву.
– Да знаете, – мнется на том конце трубки, – я тут не главный, главный пока в операционной. По моим ощущениям, транспортировать-то можно будет уже дня, мне думается, через три-четыре. Если крайне аккуратно, конечно. Но лучше все-таки хотя бы недели две-три ему у нас полежать. Мы ему там, конечно, все максимально тщательно почистили, сейчас дошьют. Но, знаете, рваные раны – это все равно штука неприятная…
– Знаю, – вздыхаю, – к сожалению. Я-то с вами согласен, но решать будет он все равно сам, как в себя придет. А он существо бестолковое и беспокойное. Со своей стороны могу только сказать, что постараюсь изо всех сил убедить. Но дня четыре – это, я так понимаю, – железно и даже не обсуждается.
– Я бы даже сказал, дней пять, – говорит решительно.
И неожиданно замолкает.
– Что-то, – аккуратно интересуюсь, – еще?
Он вздыхает.
– Еще, – говорит, – бюрократия. Нам его страховой полис нужен. Или хотя бы копия…
– А вот это не волнуйтесь, – прерываю. – И полис будет. И деньги будут, сколько надо. Я вам это обещаю, а человек, который рядом с вами – гарантирует. Меня интересует другое: нужно ли мне ехать в Умбу и находиться рядом с вашим пациентом…
– А что вам тут делать-то?! – фыркает. – Сиделки у нас в хирургии и свои есть. А вас к нему я пока что просто не пущу, потому что не положено. Вы же ему, надеюсь, не жена?! Ну, вот и хорошо, вот и ладненько…
Пауза.
– И?! – спрашиваю.
Молчит.
Видимо, думает.
А так – Бог его весть, конечно.
– Жду вас, – говорит твердо, – через те самые оговоренные четыре-пять дней. С полисом. Когда он будет уже гарантированно в сознании и можно будет начинать обсуждать вопрос с транспортировкой. Заодно и остальные вопросы порешаем…
Я киваю.
Кому-то абстрактному, кому-то в никуда или даже в телефонную трубку.
Достаю из кармана штормовки уже бессчетную за сегодняшние вечер и ночь сигарету.
Прикуриваю.
– Насчет полиса, – вздыхаю, – это вы меня, доктор, перекрестите пока. Хотя бы мысленно. Я сейчас его жене звонить буду. Рассказывать и договариваться, чтобы копию вам переслала. А насчет всего остального – да не вопрос…
Глава 50
…Первым не выдержал Олег, который «Недмитриевич»:
– Все, – говорит, – парни. Вы как хотите, а я спать пойду. И так держался исключительно на силе воле, но теперь, когда понятно, что со Славой – тьфу-тьфу-тьфу – все более-менее, – все, хорош. Стакан сейчас добиваю, потом чистить зубы и спать. И утром меня на рыбалку не будите. Не пойду…