– И что, – удивляется Санечка. – Этого мало, что ли?!
– Да в том-то и дело, – злюсь. – Что просто звиздец как много. Только он этого не понимает еще, потому что дурак молодой. И сыну поэтому же, кстати, не сможет ни хера объяснить…
Какое-то время молчим.
Санечка выбрасывает докуренную сигарету в окно, подкручивает рычаг стеклоподъемника.
– Да это-то понятно, – морщится. – А в чем уважительная причина-то?!
– Да в том и причина, – злюсь уже по-настоящему. – Что дурак молодой. Чего тут еще-то непонятного?! Уважительная причина, вполне. Сам таким был. Да и вообще, знаешь, многие через это проходят…
Саня смеется.
– Это, – говорит, – да…
Потом тормозит и начинает с усилием подкручивать баранку, выруливая на небольшой асфальтированный «карман».
– Постоим, – поясняет. – Мальчики налево, девочки направо. А то ведь еще недавно по буеракам тряслись, а через пятнадцать минут село. Там, пока туда-сюда, и не отольешь ведь А, может, кому и приспичило, блин, уже?!
…На этот раз народ из кунга уже не «выпадал».
Вполне так чинно вылезли.
Можно даже сказать – степенно.
Олег с Геной не спеша закурили, Глеб ломанулся в лес исполнять угаданное Санечкой «мальчики налево».
Алёна так вообще просто ходила, что-то мурлыкая себе под нос, и чуть ли не пританцовывала, явно радуясь подзабытому за неделю пребывания в тайге асфальту и даже самому внешнему виду проезжающих мимо редких автомобилей.
Я немного подумал и отправился вслед за Глебушкой Лариным: сейчас сначала врачи, потом еще и сам Славян.
Лучше, как говаривал мой прапор, образцовый такой, кстати, хохол, в срочную, – перебздеть, чем недобздеть.
И жизнь мне позднее предоставляла массу возможностей убедиться, насколько он был прав.
Да…
…Сделал свои дела, закурил там же, на месте.
А через пару минут и Глебушка откуда-то из лесу постепенно подгреб.
– Знаешь, – говорит, – поговори с Саней, пусть он наши с тобой вещи в один номер занесет, а ребят во второй пока засунет. Хозяйка гостишки, я думаю, проявит уважение и понимание, не первый год, в конце концов, в этом ее шалмане останавливаемся. А я, пожалуй, с тобой до врачей дойду…
Я застегиваю болты на «левайсе», затягиваюсь зажатой в уголке рта сигаретой, выпускаю сквозь сжатые зубы густой горьковатый дым.
Изгибаю бровь домиком.
– Думаешь, – интересуюсь, – я сам не справлюсь с местными убийцами в белых халатах? Или еще что?!
Глеб снимает свои пижонские, «финансистские» в тонюсенькой оправе литого белого золота очёчки.
Дышит на стекла, начинает полировать тряпочкой.
– Да справишься, – жмет плечами, – разумеется. Если кого надо застроить и построить – ты тут у нас признанный ас, не хуже Валерия Чкалова. Проблема-то не в этом. В славкиной транспортировке в Москву. Боюсь, там решения, возможно, быстро принимать придется. А один ум, сам знаешь, – хорошо, конечно…
– А два идиота лучше, – хмыкаю.
Потом немного думаю.
Киваю утвердительно.
– Согласен, – вздыхаю. – Может так статься, что в одиночку и действительно – не решишь…
Глава 69
…Славкин лечащий врач, он же заведующий отделением хирургии и вообще чуть ли не главный в этой больнице, был усат, устал и немолод.
Я таких, признаться, всегда немного опасаюсь: очень уж своевольные дядьки.
Даже и не знаю, с чего начать.
Хорошо хоть Глеб шагнул вперед и поставил на докторский стол пузырь такого роскошного шотландского молта, что я чуть слюной не подавился: вот ведь и не знал, что у него такая красота где-то с собой припрятана.
Красавец, так-то, конечно.
Ну, – да ладно.
Теперь-то что…
– Извините, доктор, – говорит, – ежели что не так. Мы только что из лесу, огрубели немного. Можно сказать, из тайги…
Доктор крякает.
Удивительно точным каким-то движением, не глядя, берет со стола очки и так же, не глядя, водружает их на толстый мясистый нос.
Усы под таким носищем выглядели элегантной тоненькой щеточкой.
Холодные, немного усталые, светло-серые почти до прозрачности глаза.
Ослепительно, вызывающе белый и аккуратнейшим образом поглаженный халат, идеальные стрелки брюк.
Дорогая, – хоть и не очень, судя по модели, молодая, – но прекрасно ухоженная обувь.
Сильные, крестьянские кисти рук.
Уважать этого дядьку, в общем-то, никому и не требовалось, уважал он себя сам. Ему этого было вполне достаточно. Остальным только и оставалось, что к этому либо присоединяться, либо не присоединяться.
Что касается лично меня, то я, к примеру, – присоединился.
И, признаться, – немедленно.
Да…
…Пока я его наблюдаю, доктор заканчивает осмотр пациента.
Еще раз крякает.
– Даже боюсь спросить, – всхохатывает приятным баском, – где эта тайга в проклятой Шотландии располагалась. Ну-с, молодые люди, слушаю вас?
И я снова как-то немного теряюсь.
Нет.
Я все понимаю.
Но снова ощущать себя именно что «молодым человеком» несколько… э-э-э… мнэ-э-э… непривычно.
Самое «молодежное», что мне в последний раз доводилось в свой адрес слышать, – это «слышь, ты, мужик!».
Да и то, откровенно говоря, в несколько нестандартной, можно сказать, почти критической ситуации.
Потому как дальше-то как раз было стандартное «дяденька, прости».
Кстати, – простил тогда.
Не убивать же…
…Глеб зато – ну, абсолютно в своей стихии.
Хорошо, кстати, что он в гостиницу не поехал. Я бы один с этим монстром в белом халате совершенно точно бы не потянул.
Ага…
– Да тут, видите ли, такое дело, – чешет лысину. – У нас тут товарищ медведя решил победить. Сейчас вот у вас тут силы восстанавливает…
Доктор кивает.
– Есть такой боец, – хмыкает в усы. – А могло бы, кстати, и не быть. Еще бы минут тридцать – и точно бы не откачали. А так – да, лежит. Медсестер даже за попы хватать пытается, значит, точно на поправку пошел.
Глеб тяжело вздыхает.
– Ну, – говорит, – это-то как раз не показатель. Есть такие попы, за которыми и со смертного, так сказать, одра тянуться будешь, пока кеды окончательно в угол не составишь. А если серьезно, то как он тут у вас?
Доктор снова кивает.
– Хуже, чем хотелось бы, – морщится, – но лучше, чем могло бы быть. Первую помощь вы сами оказывали, я правильно понимаю?
– Глеб вон в основном, – вмешиваюсь в увлекательный, врать не буду, диалог. – Я больше по его команде за жгутами, бинтами и прочими аптечками по всему лагерю носился. А обрабатывал он…
– Да ладно, – кривится Ларин. – Просто кто первый встал, того и тапки. Можно подумать, сам бы по-другому бинтовал…
Доктор по-тюленьи фыркает в роскошные, на мой непредвзятый взгляд, пшеничные, с сединой, усы.
– Ну, вот пусть он тогда свечки вам обоим и ставит, – качает головой одобрительно. – Потому как сделали вы все правильно и даже чуть больше. Кстати, судя по той гадости, что вы ему совершенно правильно вкололи, иначе мог бы и отъехать, кому-то из вас доводилось бывать в очень любопытных местах…
Глебушка тоже фыркает.
Задирает рубашку, демонстрирует совершенно роскошный шрам на весь бок.
– Обоим, – улыбается. – Просто вон Валерьянычу повезло чуть больше. Он еще и контуженный, так что, если, не приведи Господи, голову кому отшибёт – дальше дурки не уедет. У него даже и справка есть. А я вот этой вот фигней обошелся. Но так-то вы правы, опыт, какой-никакой, имеется…
Доктор отрывисто кивает.
Встает.
Потягивается, разминая затекшую спину.
Протягивает руку:
– Прохор Федорович меня зовут. Баграм. Восемьдесят четвертый – восемьдесят шестой. Там и врачом, кстати, стать решил. Лучше уж людей оттуда вытаскивать, чем туда отправлять. Хотя тут уж как получится, конечно.
– Валерьян, – осторожно жму эти биологические тиски. – Можно Валера. Даже нужно. Газни, восемьдесят третий – восемьдесят пятый. Сто семьдесят седьмой ОО СпН…
– Ну, – смеется Глебушка, – а я помоложе буду. Зовут Глебом. Восемьдесят шесть – восемьдесят восемь. Кандагар.
Прохор Федорович вздыхает.
Лезет в шкаф, достает оттуда три рюмки.
С сомнением смотрит на вискарь.
Сплевывает.
Снова залезает поглубже.
– Нет, – говорит. – Это я, с вашего разрешения, на потом прижму. С супругой в выходной посидеть. Сейчас лучше спиртяшки. Где ж она, мать ее… А!
Вытаскивает из шкафа какую-то страшную медицинскую емкость с прозрачной жидкостью, блюдце с порезанным аккуратными лепестками кислым даже на вид зеленым яблоком.
Да, думаю, Прохор Федорович…
…Любишь ты это самое, похоже.
Хотя…
Ладно.
Не мои собачьи дела…
…Хлопнули, короче.
Как водится – сначала за знакомство.
– Все в порядке будет с вашим товарищем, – выдыхает, закусывая кислым яблочным лепестком. – Повезло парню. Очень уж организм хороший. Сильный, от природы много дано, плюс, похоже, мужчинка и сам по себе молодец. Следил за собой, не расслаблялся особо. Да и миша у него как-то уж очень удачно этот кусок мяса выдрал: ни сухожилия, ни основные артерии вообще никоим образом не повреждены. Так что ни страшный Господень суд, ни банальная людская инвалидность ему пока что ни с какой стороны не грозят. Пусть радуется. Но с медведем в рукопашную сходиться все равно больше как бы не рекомендую. В следующий раз так может и не повезти…
Я вздыхаю.
Достаю сигареты.
Доктор Прохор Федорович машет в сторону окна, там и пепельница, гляжу, для этого дела на подоконнике приспособлена.
Не бережет себя доктор, думаю.
Хотя ему, безусловно, – видней.
Специалист…
– Ну, и слава Богу, – соглашаюсь. – Но есть один чисто практический вопрос. Живет-то этот счастливый организм, хоть и с дурной головой, все-таки, как ни крути, – в Москве…
Он отрицательно качает головой.
Морщится.
Кивает каким-то своим мыслям тяжелой, седой головой.
С силой опирается крепкими крестьянскими руками о видавший многие виды, еще, судя по всему, со