— Но ведь это неправда, Мелькор!
— Да? — горько усмехнулся Черный Вала и вдруг с неожиданной яростью выдохнул. — И вот награда от моего младшего брата, Короля Мира — смотри!
Он резко поднял к лицу Майя изуродованные руки, и тот невольно отвел глаза.
— Я не верю, — глухо молвил ученик Намо после минутного молчания. — Не верю, что они не могут понять. Надо попытаться объяснить.
— Нолдор вернутся в Средиземье. А здесь Люди. Я думал, Эльфы станут учителями им. Теперь вижу, чему первому они научат Людей. Что я — враг. Что Тьма — зло. И — убивать, — Мелькор отвернулся.
— Но ведь ты… — начал ученик Намо — и осекся.
— Продолжай. Ведь я действительно убил Финве.
— Нет-нет, Мелькор… Властелин… я не то…
Черный Вала снова заговорил — тихим ровным голосом. Слишком спокойно.
— Того, кто умел рассказывать сказки — странные мудрые сказки — убили на моих глазах. Его легко было убить. Он не умел сражаться. Он только и успел спросить — за что?.. Тот, кто умел слагать песни, умер на моих руках, и я сам закрыл ему глаза. А тот, кто нанизывал руны, как жемчужины ожерелья, умирал долго. Там, на вершине Таникветил. А потом псы Ороме рвали его тело. И книги его сожгли. Дурную траву рвут с корнем! — Мелькор сухо, страшно рассмеялся. — Имен не осталось. Приказано забыть. И некому сложить песни о них… — он замолчал на минуту, потом жестко продолжил:
— А что кровь на моих руках — правда: кровь моих учеников. И вины моей мне не искупить — я не сумел защитить их. Я заплачу сполна за то, что проклял весь род Финве — и тех, кто еще не родились: я не был справедлив. Но я не хочу крови. Не хочу.
— Властелин! Позволь — я пойду и скажу им…
— Что?.. — Мелькор приподнял бровь.
— Я скажу им, что ты не хочешь войны. Я все объясню им — не может быть, чтобы они не поняли! Ведь ты сам говорил, Властелин — все Валар равно любили Арду, все пришли в мир, чтобы творить… Они должны понять!
— Мало надежды на это. Я не хочу отпускать тебя.
— Но ни Гортхауэр, ни кто-либо из Ахэрэ не может быть твоим посланником, Властелин. А я, — ученик Намо лукаво улыбнулся, — чист перед Валар; кроме того, посланник неприкосновенен.
— И там — Намо… Пожалуй, ты прав. Иди.
…И спросил его Эонве:
— Откуда пришел ты?
— Я — посланник Айну Мелькора, и пришел, чтобы передать слова его Могучим Арды.
Об этом оповестил Эонве Великих. И сказал Тулкас:
— Незачем нам слушать речи прислужника Врага! Он заслуживает смерти!
И сказал Намо:
— Посланник неприкосновенен.
И сказал Король Мира:
— Мы выслушаем его. Да предстанет он пред лицом Великих!
В Маханаксар, Собрании Великих, стоял глашатай Мелькора. Он поклонился Феантури и Ниенне, но перед Манве не склонил головы.
— Говори! — прорычал Манве; и голос его был похож на раскаты гневного грома, но посланник не устрашился и не смутился:
— Так говорит Властелин Мелькор к Валар, собратьям своим, и Королю Мира Манве. Довольно было крови; как и вы, он не желает войны. И слово его к тебе, Король Мира: останови тех, чьи сердца полны жаждой мести, ибо зло порождает лишь новое зло. Оставь гнев: он ослепляет. Неужели не смогут те, кто пришел в этот мир, возлюбив его, понять друг друга? Слишком высока цена, которую платит мир за вражду Великих. Если пожелают Нолдор с миром прийти в Средиземье, то никого из них не коснется беда; во всех свершениях их да будет сила Властелина Мелькора в помощь им. И лишь Сильмариллы не вернутся в Валинор, и более ничья рука не коснется их, ибо они — цена крови, и проклятье лежит на них. И так говорит Властелин Мелькор…
Но тут обозленный Тулкас, сорвавшись с места, ударил Майя в лицо, сбив его с ног.
— Остановитесь! — Намо поднялся со своего трона. — Он посланник!
— Это не посланник, а отступник, вор и убийца! — крикнул Ауле.
— Он оскверняет святость Валинора! — прибавил Тулкас.
— Мятежными речами оскорбляет он слух Короля Мира и Валар, — молвила Варда.
— Освободите его, пусть с ответом Валар он вернется к пославшему его, — тяжело молвил Намо.
— Пусть сдохнет! — прошипел Тулкас.
Посланник стоял, тяжело дыша; Майяр Тулкаса заломили ему руки за спину, рот его был полон густой соленой крови — Тулкас недаром слыл сильнейшим в Валиноре, и тяжел был удар его.
— В чем виновен он перед Валар, Король Мира? Он был моим Майя, и это ведомо тебе; если не хочешь, чтобы глашатай с миром покинул Аман, отдай его мне, и я, создавший его, буду судить его… «и себя», — мысленно закончил Намо.
Но Король Мира не сказал — «да». Он старался не смотреть на Намо, молчал, но Владыка Судеб внезапно ощутил, как волна чужой ненависти накатывает на него, оглушает, лишая сил. «Неужели — опять?! И снова — ничего, ничего не сделать — как тогда… Мой ученик…»
Тогда заговорил Тулкас:
— О Король Мира! Да будут свидетелями мне звезды и эта священная гора — не посланник он, но мятежный раб и прислужник Врага! Да свершится над ним суд Валар!
И Король Мира не сказал — нет.
Потому Тулкас и слуги его отвели герольда Мелькора на вершину Таникветил и столкнули его вниз.
Тело его, изорванное камнями, лежало у подножия горы, и орлы, Свидетели Манве, кружили над ним.
И Тулкас предстал перед Королем Мира, и руки его были в крови.
Тогда только нарушил молчание Манве:
— Тяжело мне видеть это деяние, — молвил он, — справедливо ли поступили мы?
— Дурную траву рвут с корнем — так изрек Эру. Не тревожься: это деяние угодно Единому.
И со вздохом кивнул Король Мира. Но вздрогнул он, когда Тулкас коснулся его руки: ибо теперь и на его руках была кровь посланника Мелькора.
«Брат мой — прости меня… Ученик мой — прости меня… Ты был тысячу раз прав, что ушел. И уйдешь — снова. А я останусь один… Ничего не смог… зря ты говорил мне о моей силе, брат мой… Я знаю — ты надеялся на мою помощь, ты мне доверил своего посланника — а я не смог защитить его… Он перестал быть моим Майя — и не успел стать твоим учеником…»
Глашатаем Манве был Соронтур, Великий Король Орлов. Стоя на вершине одного из пиков Гор Ночи, что Эльфы назвали Тангородрим, слушал его Черный Вала, и Гортхауэр, Ученик его, был рядом с ним.
— Так говорит Король Мира Манве Сулимо к Морготу, Черному Врагу. Проклятье Валар на тебе, и в должный час кара их падет на тебя, и не будет пощады тебе. Твой прихвостень мертв, и так будет с каждым, кто посмеет идти за тобой. Будь проклят!
— Я убью его! — хрипло выдохнул Гортхауэр.
Мелькор стиснул его плечо.
— Мы не убиваем посланников.
«…Я все объясню им — не может быть, чтобы они не поняли! Ведь ты сам говорил — все Валар равно любили Арду, все пришли в мир, чтобы творить… Они должны понять!..»
«Зачем я отпустил тебя! Ты поверил мне, а я… Брат мой, прости меня — ты доверил мне часть своего сердца: ученика своего. А я не сумел защитить его. Воистину, проклятье на мне. И нет мне прощения».
С победным клекотом описав круг над вершиной, Соронтур направился в сторону Валинора.
…Тих и темен был покой, в котором лежал ученик Намо, посланник Мелькора. И Вала укрыл его осторожно, как ребенка, черным с густо-лиловым подбоем — цветов Мелькора и Намо — плащом.
«Вот ты и вернулся — ученик мой, мальчик мой… Каким очнешься ты от смертного сна? — не знаю. Знаю одно: все равно ты уйдешь. Ты уйдешь к нему, и не мне останавливать тебя, ученик мой. И будет время встречи — но так нескоро… Прости меня…»
ДЕТИ АРТЫ
…Когда они проснулись, им в глаза светило восходящее солнце, и они смеялись, увидев Великий Огонь и Великий Свет. И потому Эльфы назвали их племенем Солнца. Они не боялись Света, они не боялись Тьмы, ибо умели смотреть и могли видеть. Не думали о них в Валиноре, ибо чужими Валар были они — непонятные, свободные, дерзкие, любознательные. Слишком похожие на Проклятого. И никто не пришел к ним из Валинора. Тот, кто встретил их, носил черные одежды и прятал руки в складках крылатого черного одеяния. И они, увидев его, смеялись как дети, да они и были детьми. И впервые со дня казни Эльфов Тьмы Проклятый улыбнулся. Но улыбка покинула его точеное суровое лицо, когда он увидел Четверых. Он не спросил — кто они, он сразу это понял. Он не спросил о том, зачем они здесь — он и это понял. Он спросил одно:
— Куда вы хотите их вести? Чего вы хотите от них?
Не сразу он получил ответ — они робели. Айо выступил вперед и, поклонившись, ответил за всех:
— Великий Вала, мы не думали об этом. Они непонятны нам, но почему-то они нам дороги… Наверное, мы хотели бы просто быть рядом… Охранять… Просто любить их. В них есть что-то непонятное, одновременно высокое и печальное…
— Все истинно высокое печально, — негромко сказал Проклятый.
— Да, так… Они странны и притягательны. Валар учили Эльфов, но чему их научим мы? Я боюсь их учить и в то же время хочу этого.
— Незачем учить. Вернее, учить так, как учили Эльфов. Они все поймут сами. Они — Люди, и их знание выше, ибо оно будет не дано, а найдено. Они — выше Эльфов, ибо свободны, и у них есть выбор.
— Выбор? Между чем и чем? — спросил, очнувшись от немоты, Золотоокий.
Черный Вала внимательно посмотрел на Четверых, и что-то странное промелькнуло в его глазах. Уголок его рта дернулся, и вымученная кривая улыбка появилась на его лице.
— Поймете сами. Хотя и не Люди… — он говорил, словно сам с собою. — Арта меняет всех, даже Бессмертных. Выбор будет и у вас…
Он усмехнулся.
— Странные вы все-таки. Вы — не со мной, но и не против меня. Вы — не со мной, а идете моим путем. Вернее, не моим. Мы просто идем рядом… Не боитесь?
— Чего мы должны бояться? — встрепенулся Охотник.
— Например, меня. Или — тех. Ведь они могут принять вас за моих союзников. А за это карают жестоко, — это слово показалось ударом меча о щит.
— Великий Вала, мы ведь здесь давно и видели твои деяния, — мягко молвила Весенний Лист или, как называл ее на непонятном языке Золотоокий, Ити. Он говорил, что это означает все, что только что проросло, выглянуло из семени: