— Говорите все равно. Говорите все, что известно. Я хочу знать.
— Да будет так. Знай же, говорят наши предания и летописи о том, что почти тысячу лет назад пришли наши предки в эти края. И пришел в ту пору с востока человек в черных одеждах. Учителем стал он для сильных и мудрых нашего края, и предков твоих в те поры избрали мы государями нашими. С тех пор день прихода его первым днем считается в жреческом календаре Ана. Триста лет минуло с ухода его, и впервые узнали мы о том, что спит на Уртуган-ана. Мало что мы можем сказать. Знаем лишь, что Белый город временами является там, и нет в нем жизни, и нет в нем теней, и Зов звучит оттуда в думах людей. И тот, кто слишком близко к плоскогорью, не может противиться ему и идет туда. И то, что живет там, вырывает из него душу. И живой мертвец, неуязвимый для обычного оружия, возвращается в свой дом, чтобы убить родных своих и, испив их крови, вернуться на плоскогорье и, отдав силу своей призрачной жизни Безымянному, лечь там мертвым телом. Говорят, настанет час, и восстанут мертвые, и не будет спасения никому. Как смерч пронесутся они по миру, и не останется в нем живого, и все души станут пищей Безымянному. Все сильнее Зов, все шире круг смерти и ужаса. И только стражи, одаренные богами магической силой Ор, неподвластны Зову. И лишь магическая стрела, направленная рукой стража, может остановить лишенного души. Но мало Стражей. И лишь предупредить могут они об опасности. Кто знает, устоят ли они, когда Безымянный поглотит души всех остальных…
— Страшны твои слова. Неужели нет никакого спасения? Даже надежды? Неужели остается только ждать часа?
— Он еще не скоро пробьет. Много поколений еще смогут…
— Молчи! Нет цели жизни, обреченной на гибель, нет смысла! И разве можно спокойно жить, зная, что все обречено на гибель, хоть и отдаленную?
— Не спеши, о король. В те годы, когда Черный мудрец был среди нас, был один мудрый человек из рода Тауру, что ныне Верховные жрецы нашей страны. В дар получил он стрелу со знаком Ока. Так было сказано — если настанет страшный час, пусти ее в небо на рассвете. Куда ляжет она острием — иди туда. Возьми же стрелу, король.
— Чем отплачу тебе за бесценный дар?
— Спаси страну, государь.
— Но куда же я приду? Сколько идти и к кому?
— Стрела поведет. Сердце скажет. Иди же, о король!»
На юго-запад, ночью и днем мчится гнедой конь. Быстро и глухо стучат копыта, быстро и глухо бъется горячее молодое сердце всадника. Отзывается земля, словно торопит его. Вот уже не камни гор под копытами, а глухо ухающая земля равнин и пыльно-шуршащая почва степей. Закаты гаснут в тревожных глазах, ущербная луна плывет над левым плечом, степные волки сопровождают бег коня, и их тоскливый вой, словно плач — спеши, спеши, всадник, торопись, ибо время против тебя. И снова горы впереди. Все ближе и ближе они, и надеждой бьется сердце короля. Но не выдержало сердце коня. Как единственного друга оплакал его всадник, и, как воину, мечом вырыл могилу ему. Теперь один идет он, выбиваясь из сил. И вот горы раскрылись перед ним. Уже давно ничего не ел он, только сизоватые ягоды барбариса, да ледяная вода горных ручьев служат пищей и питьем ему.
Туманная горная долина вновь смыкается узким проходом. Все ближе цель, все горячее железный наконечник со знаком Ока. Все меньше сил у короля. Одежда его — лохмотья, он почти бос, лицо почернело от солнца и пыли, и лишь черные глаза горят упрямо. И он идет, уже почти ничего не видя, ибо не гаснет надежда в сердце его.
Словно призрак, встал из тумана всадник на вороном коне, и стальной венец венчает его гордую голову. Надменно и холодно его красивое лицо, насмешливо смотрят светлые глаза, ибо запыленный оборванец в лохмотьях носит на голове тонкий серебряный венец, и драгоценный меч с витой серебряной рукоятью на поясе его.
— Остановись. Кто ты таков, и что ищешь в земле Мордор?
Гордостью вспыхнули глаза короля.
— Я не привык отвечать первому встречному!
— Мне ты ответишь, ибо я страж этой земли.
— Прочь с дороги!
Взвизгнул обнаженный меч. Всадник коротко усмехнулся и поднял правую руку. И меч страны Ана, вспыхнув, рассыпался звенящими искрами. Король побледнел от унижения и досады.
— Кто ты и куда идешь?
Молча вынул король стрелу из-за пазухи и подал всаднику. С любопытством посмотрел тот на стрелу, затем на пришельца, и улыбка его сменилась озабоченностью:
— Ты пришел верно. Следуй за мной.
Досадно было королю идти пешим и безоружным, но сдержал он свой гнев и гордость, ибо судьба страны Ана лежала на плечах его.
Зал пел. Тихо-тихо, еле слышно. Спокойно и печально стало молодому королю, и отчаяние его сменилось надеждой. Только сейчас он ощутил, насколько устал. И под бременем беды своей и усталости склонился он к ногам того, кто сидел перед ним на простом высоком троне из черного камня, на чьем челе был узкий венец со светлым камнем.
Черный мудрец держал в руках древнюю зрячую стрелу и смотрел в лицо короля — измученное и упорное с черными глазами и твердым ртом, с упрямо сдвинутыми прямыми черными бровями. Король говорил, и тревога просыпалась в душе Черного мудреца, и сочуствием светились холодные глаза стража Мордора.
— Ты слышал все. Помоги моему народу. Бери все, что хочешь — помоги. Жизнь моя пусть будет жертвой тебе. Помоги! Если хочешь — рабом стану твоим. Помоги!
— Не унижай меня. Мне не нужны рабы. Если бы я мог, я бы помог тебе, государь. Но, боюсь, это не под силу мне.
— Но кто же тогда поможет!
— Был давным-давно в Арде один… человек. Он мог.
— Но где же он? Может, он поможет…
— Он ушел… Он не успел… Он знал о тварях, подобных той, что живет на плоскогорье Уртуган-ана. И для борьбы с ними создал он драконов, существ великой силы и мудрости. Но ушел он давно. А драконов ныне мало, и большинство из них выродились, забыв о предназначении своем, и сами стали опасны…
— Значит, все… Нет надежды. Прости меня, мудрый, но я должен идти. Может, боги будут милостивы ко мне. Я вызову Ужас на поединок — может, удастся… Прощай.
Волоча ноги, словно старец, пошел король к двери.
Но страж преградил ему путь.
— Остановись. Ты дерзок и горд, человек. Выслушай сначала.
— Будь у меня меч, ты не посмел бы так говорить со мной, — скрипнул зубами король.
— У тебя будет меч, и многое другое, король, — негромко сказал мудрец. — Останься. Ты победишь Безымянный Ужас. Теперь я вижу.
— Я? Я — простой смертный человек? Если даже ты не в силах, то как…
— Ты. Смертный человек. Ибо людям, только людям дано менять судьбы Арды. А ты силен сердцем, король, и ни ты, ни я не знаем всей твоей силы. Останься. Все, что знаю и умею — отдам тебе. Ты победишь.
— Как долго тебя не было, сын мой… Ты все тот же и — другой. Люди с трудом выдерживают твой взгляд…
— А ты, мама?
— Я — мать. Каким бы ты ни стал, ты для меня все тот же мальчик, все горести и радости которого я знаю как свои.
— Мама… Четыре года… Каждый день мучителен — время против меня. Я должен спешить.
— Мальчик мой, послушай меня. Может, оставишь все как есть? Ведь когда еще настанет конец! Ты спокойно проживешь свою жизнь, и дети твои, и внуки… Еще много лет, много веков впереди…
— Что ты говоришь, мама! Разве можно жить спокойно, зная, что обречены младенцы во чревах матерей, что все деяния, устремленные в грядущее, бесполезны, что напрасно все, для чего живет человек? Что скажут люди, видя меня в веселье и праздности? И я буду жить, заливая свой звериный страх вином и глуша стоны еще неродившегося и обреченного не родиться, пьяной музыкой пиров?
— Не слушай меня. Я мать, и материнская слепая любовь говорит во мне. Не слушай. Иди своим путем, мальчик мой.
— Прости меня, мама.
В тронном зале королевского замка Анахон, в столице земли Ана, городе того же имени, что и замок, собрался великий Совет мудрых и сильных земли Ана. И молодой король сидел на резном троне, а по правую руку сидела его мать. С невольным страхом и благоговением смотрели люди на его лицо, неуловимо изменившееся, на странный меч, лежавший на его коленях, на невиданный перстень с туманным недобрым опалом.
И так сказал корль:
— Я вернулся, чтобы опять уйти. Тот, кого предки наши называли мудрецом в черных одеждах, — да зовут его отныне Черным Повелителем — дал мне силу и мудрость. И потому завтра иду я на Злое плоскогорье. Не смейте останавливать меня! — воскликнул он, пресекая все робкие попытки отговорить его.
— Я иду. Кто последует за мной?
Вздох ужаса пронесся по замершему залу. И семеро Стражей подняли к небу обнаженные мечи в знак клятвы на жизнь и на смерть.
Тогда встал молодой король и, сняв с головы тонкий серебрянный венец страны Ана, возложил его на голову матери. Она сидела очень прямо, изо всех сил сдерживая свое горе — королева не должна быть слабой. Поцеловав руку ее, как вассал, поднялся он и покинул тронный зал.
За неделю до самого длинного в году дня выступил маленький отряд. Все ближе и ближе Злое плоскогорье. Все тяжелее сердце короля, все яснее слышит он, чувствует он присутствие чужой враждебной воли. Пустые села и замки, разрушенные башни. Люди ушли, спасаясь от Безымянного. Страх живет здесь. Ни зверя, ни птицы, лишь заросли кривых деревьев, колючего кустарника да жестких трав. Только тоскливые вздохи ветра.
«Я чувствую тебя. Ты не властно надо мною. Бойся. Я иду. Стражи не слышат тебя, но и не подчинить тебе их. Я — слышу. Я найду тебя. Я иду.»
Вот и последний переход. Последняя башня Стражей. Там, наверху, венчая узкую тропу, как клыки торчат две скалы, охраняя вход на Злое плоскогорье. Ночь опустилась на землю. Тишина. Могильная тишь. Король велел завести коней за ограду башни и разжечь огонь на сигнальной площадке — как вызов Безымянному. Он обошел башню по ходу солнца и произнес заклятие Преграды, скрепив его знаком Запрета. Теперь люди и кони в безопасности, по крайней мере, до следующего вечера. Он вошел в башню. Молча они ели и пили, и красноватые отблески огня делали лицо короля похожим на лик древнего бронзового изваяния забытого божества.