Грозовой камень
Такой страшной грозы не помнили даже старики. Даже древние предания не говорили ничего о подобном. Небо почти беспрерывно озарялось иссиня-белыми вспышками, и видно все было, как днем. И этот свет был куда страшнее всегда пугающей людей темноты. Лишь к утру утих гнев неба. Такой страх осел в сердцах людских, что никто не осмеливался даже при свете дня выходить из стен городища. И в ужасе смотрели люди на север, где за лесом возвышалась вершина горы, в которую всю ночь била молния. Тогда сын кузнеца, совсем молодой еще, решил отправиться к Горе и узнать, что там произошло. Может быть, удастся понять, за что гневалось небо. Никто не остановил его, хотя и не верили люди в его удачу: слишком молод он был, и мужского воинского имени у него не было. Не было у него ни меча, ни знака, и даже знак своего отца не мог он носить — еще ни разу не случилось ему выказать доблесть. Хотя охотником он был славным, но охотник — еще не воин. Потому лишь ожерельем из рысьих когтей и волчьих клыков мог он похвастаться; правда, для его лет и это было хорошо.
Так он ушел к Горе. Долгим был его путь, но лес словно вымер, и ни зверь, ни птица не попадались ему; даже летучая мелочь из леса исчезла. Лишь на пятый день очутился он у подножья Горы. Еще день поднимался он к вершине, и, глядя на юг, далеко-далеко разглядел родное городище. А в расщелине с удивлением увидел он камни — россыпи камней, сверкавших в свете дня ало-фиолетовым пламенем. Никогда раньше не видел он таких. Они казались теплыми, и даже в сомкнутых ладонях светились, словно на солнце. Не было страха в этих камнях, только тепло и свет. И сын кузнеца взял с собой этих камней, чтобы показать людям. Его с трудом узнали, когда он вернулся. Странная сила исходила от него. Теперь он не казался слабым юнцом — это был воин, хотя никто и не мог сказать, что же изменилось в нем. Со страхом смотрели жрец и вождь на камни в его руке, ибо была в них сила грозы, которую вряд ли кто-нибудь осмелился бы взять в руки. Так и получилось, что даже самые смелые воины согласились, что сын кузнеца показал великую доблесть и достоин воинского имени. И было дано ему имя, что означало «взявший молнию». И грозовые камни были отныне в рукояти его меча. С тех пор повелось украшать оружие грозовыми камнями; и любой юноша великой удачей считал найти такие камни, ибо это говорило об особой милости духов Земли и Неба. И потому не было подарка для невесты желаннее, чем грозовой камень — всегда женщины носили какое-нибудь украшение с этим камнем.
Потому когда род Совы стал главным во всем племени, грозовой камень — знак клана Молнии — почитался едва ли не менее, чем священная птица. Отныне считают его камнем воинов, но также и камнем женского чародейства…
Легенда о воительнице
Об этом племени вполне справедливо можно было сказать: они все настоящие мужчины независимо от пола. Дети племени были взрослыми чуть ли не с пеленок. Детей при рождении посвящали кому-либо из животных. Любой из них мог биться один против войска и умереть с честью. А жило это племя на далеком северо-востоке Арды. Гордые, отважные люди. Его так и называли — племя Воинов-Зверей.
Племя кочевало. Однажды, уйдя довольно далеко на запад, Воины-Звери повстречали народы, поклонявшиеся Свету, или, скорее, не-Тьме. Вожди племени и многие богатые воины приняли их веру. Постепенно все те, кто думал иначе, стали гибнуть от несчастных случаев. Позже начались открытые гонения… Вскоре Темных почти не осталось.
Немного о ней:
Ее растили, как всех детей племени, однако врожденная лень не дала ей многому научиться, о чем она позже не раз жалела. Она помнила, как мать учила ее собирать целебные травы и охотиться, помнила, как отец и сестры учили ее владеть оружием и жить жизнью воина. Помнила бабушку, старую колдунью Пути Тьмы, воспитавшую ее и многое рассказавшую ей долгими зимними ночами, греясь у костра в их убогом шатре. Постепенно, слушая старые легенды о Черном Властелине, хранимые бабушкой, она поняла Тьму и встала на ее Путь. Именно поэтому одним теплым весенним утром она оказалась в шатре пыток. Однако ей удалось бежать…
Одна. Всегда одна…
Горе рано посеребрило ее рыжевато-пепельные волосы, на загорелой смуглой коже проступили горькие складки, в темно-синих глазах затаилась боль. Она напоминала собой загнанного, избитого волчонка… И лишь жарко пульсировала в висках мысль: «За что? За что меня все гонят?..» Ей пришлось многое пережить, она скрыла свой пол и вихрем носилась по Арде, мстя за обиженных гонимых Темных и помнила лишь об одном: она должна выжить и найти тех, кто ее поймет и поможет ей. Не раз попадала она в плен. Тело ее носило следы многих пыток. Но гораздо хуже были те шрамы, что остались в ее сознании. Она помнила все, и эта память жгла ее мозг, наполняла рот горечью и не давала радоваться жизни, как радовались ей другие живые существа.
Во время своих странствий она как-то забрела в места, где стояла когда-то Черная Цитадель. Она ходила по развалинам, когда ей повстречался странный человек. Она почему-то подумала, что это Он. Вглядевшись в эти светлые глаза, полные нечеловеческой боли, она почувствовала в них вопрос. Она подумала: «Кто ты? Тот ли, о ком говорят легенды?» Он молчал. И вдруг она ощутила ответную мысль: «Хочешь ли быть среди моих учеников? Хочешь ли встать на мой Путь?»
«Да».
«Тогда возьми».
Он коснулся ее руки, и она увидела простое серебряное кольцо.
«Что это?» — спросила она.
Но он исчез. А она продолжила свой путь. Ей было только двадцать. Впереди была целая жизнь. Позади — десять…
Эта странная женщина с седыми волосами сеяла смерть, мстя за гибель невинных, страдающих лишь за то, что у них другой взгляд на мир. Однажды она была схвачена жителями одного из поселений Людей. То, что осталось от нее после пыток, должно было подвергнуться колесованию на главной площади. Но как только ее привязали к колесу, ее тело дернулось. Она умерла.
А потом растаяла, выскользнув туманными сгустками из ремней.
И явилась она толпе в прекрасном полупрозрачном облике. И горели рубинами ее глаза. И истаяла она тонким дымом, одна из улайров, Черных Кольценосцев — Воительница, Воин Совы, назгул, одна из девяти учеников Черного Майа.
Еретик
Звали ее Исилхэрин, и была она в родстве с королевским домом Нуменора. Когда шла она — спокойная и отрешенная — в своем темно-вишневом бархатном платье, расшитом по плечам черным стеклярусом, все говорили: «Вот идет Исилхэрин прекрасная, холодная, как осенняя луна.» Многие искали руки Исилхэрин белолицей, Исилхэрин черноволосой, красавицы с темно-синими глазами, но спокойно отвергала всех она, не объясняя на то причин.
Лишь одного мимолетного взгляда хватило им, чтобы искать друг друга потом всю жизнь. Почему они не остановились, не заговорили тогда?
Лишь несколько минут спустя поняли они, что эта короткая встреча — их судьба. Но оба уже затерялись в толпе.
Через семь лет, вернувшись из Средиземья, он увидел ее на пристани, и, не раздумывая, подошел к ней, едва сойдя с корабля. И, не говоря ни слова, шли они рядом по улицам белой гавани. Наконец, остановились они у заросшей плющом ограды дома, и спросил он:
— Госпожа моя, я не знаю вашего имени, но мне кажется, что я давным-давно знаю вас. Скажите, могу ли я просить вашей руки?
— Господин мой, только вас мыслю я своим супругом. Но, боюсь, нам не быть вместе. Я скажу вам все, хотя это может стоить мне жизни. Выслушайте меня.
— Я приму все, что бы вы не сказали, ибо воистину наша встреча дарована Валар.
Она странно улыбнулась в ответ.
— Войдемте, господин мой.
— Я доверюсь вам, хотя вы, возможно, возненавидите меня. Уже давно наша семья не верит в мощь и милость Валар. Я не знаю, откуда идут предания о творении Арды в нашем роду, но они не похожи на те, что поведаны нам Элдар. Мы почитаем Древнюю Тьму, ибо она старше Света, и силы ее — древнее Арды. Древнее Айнур и самого Эру. Мы не отвергаем Валар, но не они главные в этом мире. Мы равно чтим Свет и Тьму, но Тьму мы ставим выше.
Она вздохнула.
— Вот и все. Вы возненавидете меня — пусть. Вы можете, если захотите, выдать меня — пусть. Я полагаюсь на вашу совесть. Другого судьи, кроме вас, я не приму. Я в ваших руках. Решайте.
Он сидел, низко опустив голову. Затем тихо заговорил:
— Мне трудно понять вас — слишком все это непривычно и неожиданно. Тяжело мне. Но знайте — никогда я не предам вас. Это мое слово.
Непростой и нескорой была их любовь. Много раз покидал он Нуменор и, возвращаясь из смертных земель, становился он все суровее и задумчивее, и, хотя по счету нуменорских лет был он еще молод, седина уже начала пробиваться в его черных волосах, и все больше боевых шрамов было на теле его.
— Я становлюсь другим. Словно Забытые земли меняют меня, и нет мне больше радости здесь. Мне кажется, я перестаю быть воином. Или я стал трусом? Не могу убивать их. Дикари, жестокие, злобные… А мне жаль их. Как же не понять — не мечом и огнем… Да и почему, кто дал мне это право — судить? Не понимаю… Почему — низшие? Темные — да, грубые. Но разве мы не были такими в свое время? И убивать их — за это? Именем Валар? Обращать их в рабов?
Он закашлялся.
— Нет, госпожа моя. Вы можете услышать обо мне много нелестного. Что я и трус, и не подчиняюсь приказам, и не уважаю Великих… Верьте или не верьте — это ваше дело. Но убийцей я больше не стану. Я видел людей Харада. Они ровня нам, нуменорцам, хотя и не Валар их вели. Наверное, я начинаю верить Тьме…
И еще восемь лет прошло — а он не возвращался. И вести были всякие — что он убит, что он в плену, или, еще хуже, сбежал к врагам.
Но он опять появился — ночью постучался в дверь ее дома. Он был теперь совсем седым, и уродливый шрам пересекал его лицо через лоб и левую скулу. И впервые Исилхэрин потеряла самообладание и плакала у него на груди. Когда утром расставались они, она заметила странный перстень на его руке — похоже, что был он из стали, с очень темным камнем. Она ничего не спросила, но, перехватив ее взгляд, он странно посмотрел на нее и грустно улыбнулся.