А если не говорить сразу… потом, постепенно, исподволь… Нет. Нельзя начинать с полуправды. Может быть, потом, когда сумею рассказать тебе — когда ты поймешь… брат.
— Нет, — тихо сказал Аннатар. — Нет… прости, Тиелперинкар… Довольно и без того было крови пролито. Если слово не свяжет, не свяжет и кровь. Не нужно обряда. Не нужно. Не думай, это не потому, что я… Больше всего, поверь мне, я хотел бы видеть тебя моим побратимом, — горячо проговорил, глядя в глаза эльфу. — Но прошу тебя — пусть будет просто слово. Без клятвы крови. Я не могу… не должен сейчас рассказывать тебе, почему. Не спрашивай. Все равно — с этого мига ты — брат мой, и… и никогда я не подниму меча против тебя.
— Да будет так, — очень серьезно ответил Нолдо. И прибавил твердо, — брат.
…Единственно о чем странник рассказывал довольно охотно, так это о своей жизни среди Смертных, о тех землях и народах, которые видел в бесконечных своих странствиях.
— Я знаю это, но — они, Атани? Они что, запоминают все? Записывают? Ты говорил, что жил среди них — значит, знаешь, Аннатар?
Келебримбор уже давно начал называть его этим именем — «Дары Приносящий»; слишком тяжело было выговорить — этлендо, да и просто мастером называть — странно как-то… Наверно, он из Нолдор Валинора: все они считают себя Изгнанниками, Этъанголди. Сам-то Келебримбор родился уже здесь, в Белерианде.
Аннатар улыбнулся странной своей ускользающей улыбкой:
— Нет, они просто учатся видеть и слышать, каждый по-своему. Они все разные, Тиелперинкар, и каждый идет своей дорогой. Мой Учитель говорил: «К каждой цели ведут тысячи тысяч дорог, хотя Путь и один. Если ты идешь за кем-то по лесной тропе, ступая след в след, — не увидишь ничего, кроме его следов. Но подними голову, оглядись — тропа останется той же, и все же будет иной, твоей, потому что ты идешь по ней сам, видишь все своими глазами, замечаешь что-то свое, чего мог и не заметить прошедший здесь прежде тебя. Путь у вас один, а дороги — уже разные»…
— Хорошо… — Келебримбор улыбнулся, и Аннатар поймал себя на том, что ему хочется улыбнуться в ответ — так это выходило у него светло и по-детски доверчиво.
— А кто он — твой учитель? — спросил Эльф.
И — тут же пожалел об этих словах. Ответная улыбка погасла, не родившись, сменилась еле уловимой гримасой боли, потом лицо Аннатара застыло, словно он хотел закрыть свою душу от Мастера.
…все гуще осока в заводи,
все выше травы разлуки…
Eму часто казалось — он собирает ранящие осколки чего-то невероятного, раняще-прекрасного — того, что не вернется никогда. Он вспоминал с болезненной тщательностью каждое слово Учителя, обрывки случайно услышанных разговоров, пытаясь найти в них… что? — он не знал.
— По сути, учитель не должен ничему учить. Что тебя так удивляет? Ты должен просто позволить ученику быть самим собой, и, быть может, он тебя самого удивит своими творениями. Хочешь, чтобы он научился чему-то — просто покажи ему, что это возможно; пусть ищет свой путь сам. Пусть будет свободен в выборе пути. И никогда не считай себя выше своего ученика. Ты просто знаешь и помнишь больше — в остальном вы равны…
— …Не получается, — Келебримбор стиснул зубы и резко швырнул уже почти готовую брошь в угол. — Прекраснейшей в Эндорэ хотел поднести в дар — и…
— Ты доверяешь мне больше, чем я думал, — никогда еще голос странника не звучал так мягко и так печально.
Келебримбор стремительно обернулся:
— А как сделал бы ты?
— Я… — Аннатар задумался, словно вспоминая что-то; заговорил медленно, — я слушал бы металл, как ее голос; в песне ее видел бы — образ и замысел…
Келебримбор затаил дыхание; он уже не слышал слов Аннатара — слова сплелись в облик, в песню, и песня, непонятные слова, горчащие на губах, стали ожерельем из зеленовато-серебристых стеблей, и капли росы усыпали его…
— Ты создал это?..
— Да… давно. Твой замысел слишком дорог тебе, потому неудача страшит. Поверь себе. Слушай свое сердце…
…Серебряная брошь — орел с широко распахнутыми крыльями; на груди мерцает золотисто-зеленый берилл. Когда берешь брошь в руки, металл кажется живым, и волны ласкового тепла расходятся по всему телу.
— Это прекрасно, — почти шепотом проговорил Аннатар.
— Я тебя должен благодарить, — в улыбке Келебримбора скользнула тень смущения, — тано.
Аннатар отвернулся.
— Выслушай слово мое, браннон Келебримбор.
Келебримбор удивленно приподнял бровь:
— Я всегда рад говорить с тобой, идрэн.
— Браннон, — эльф подчеркнул это обращение, — уже давно живет в доме твоем тот, кого называешь ты — Дары Приносящим; но ни ты, никто иной не знает, кто он и откуда пришел.
— Что с того? — пожал плечами Келебримбор. — Он — Мастер…
— Пусть так. Но разве не замечал ты, что он — другой? Да, знания его велики. И они… чужие, браннон.
— Он много странствовал…
— И потому мысли его непохожи на мысли Элдар? Вспомни — родичи твои отвергли его дары, не приняли и его самого, ты же — привечаешь, как друга и брата, забыв о…
— О чем? — сдвинул брови Келебримбор.
Эльф опустил глаза и долго молчал; решившись, вскинул взгляд:
— Об осторожности, правитель. Слишком близок стал твоему сердцу Аннатар, и многим не по нраву это.
Келебримбор резко поднялся; теперь они стояли лицом к лицу.
— Долг правителя — печься о благе народа своего. Ты же, браннон, подобен Финарато, следовавшему более велению сердца, нежели правде короля!
Келебримбор стиснул кулаки:
— Мой народ не видел от Аннатара ничего, кроме добра!
— Почему же тогда он скрывает свое имя? Или оно запятнано бесчестьем и кровью? Облик его благороден, и речи мудры, и бездны премудрости открывает он Гвайт-и-Мирдайн — но вспомни, не приходил ли прежде к Народу Финве подобный ему? Разве не был столь же мудр и прекрасен Проклятый? И…
— Я слышал твои слова! — с холодной яростью оборвал его Келебримбор. — Слушай же, что скажу я тебе на это: верно, я принял Аннатара, я дал ему кров, он стал братом нашим…
— И ты хотел, чтобы он стал твоим побратимом, а он отверг клятву крови — ты же не спросил даже, в чем причина тому!..
— Это — между ним и мной! — прорычал Келебримбор; с трудом взял себя в руки, — Слово сказано, я же — хозяин слову своему: Эрегион будет домом ему, и ни одна дверь не будет закрыта перед ним, покуда желает он оставаться с нами! Слышал ли ты?
— Да, браннон Келебримбор.
На пороге эльф обернулся и проговорил вполголоса:
— Я молю Великих о том, чтобы не пришел черный час, когда ты вспомнишь мое предостережение.
Он закрыл дверь; постоял немного, потом почти беззвучно прошептал, словно слова эти страшили его самого:
— И еще я скажу тебе: я видел начало мира. Я видел Врага. И Аннатар воистину подобен ему.
… — Мне кажется иногда — весь мир ждет нас, а мы забываем о своем предназначении, замыкаясь в себе. Мы должны стать чем-то большим… более совершенным, может быть. Ты понимаешь меня, Аннатар?
— Да, — Аннатар поднялся, прошелся по мастерской, в раздумьи потирая висок.
— Я не знаю, как совершить это. Нужно что-то… инструмент, орудие… что-то, что поможет, придаст сил, — задумчиво продолжал Келебримбор.
— Орудие, которое поможет лучше слышать мир… тех, кто в мире… и будет с тобой всегда, — Аннатар остановился внезапно. — Кольцо?..
Основой того, что будет — во исполнение замысла — дар Силы каждому из шести:
Дерева — изумруду, Металла — гелиодору, Камня же — горному хрусталю.
Дерева — хризолиту, Металла — огненному опалу, голубому топазу — Камня.
Каждому из Начал — то, что изменяет его:
Дереву — Вода, Металлу — Огонь, Камню — Ветер.
Средоточием их — Седьмое — Земля…
Мы познавали и учились, творя Семь — и это было радостью для нас обоих. Мы вложили в них то, что знали сами. И они были прекрасны, они были — живыми, теплыми, искристыми; и, уже понимая, что создали не совсем то, что хотели изначально, мы не могли не радоваться, глядя на общее наше творение: Семь Колец.
Дерево: чистый кристалл изумруда — бутоном невиданного цветка, венчик и листья из зеленоватого серебра, и ласковый «вечерний изумруд» — хризолит в светлом золоте.
Металл: огненный опал и солнечный гелиодор в золоте — червонном, огненном.
Камень: прозрачные капли голубого топаза и чистейшего горного хрусталя в светлом серебре.
И — венцом Семи — медовый, густо-золотой берилл в ясном золоте оправы.
Но, окончив работу, поняли: Семь бесполезны для нас. Они могли бы пригодиться нашем ученикам в начале пути, если бы…
Если бы у меня могли быть ученики…
— Мы вложили в них то, что знали, кармо; но нужно другое. Кольца, которые будут сильнее нас, которые сделают нас большим, чем мы есть.
— И ты знаешь, как сотворить такое, Аннатар?
— Пока нет. Нужно искать.
Мы искали и спорили, рисовали — и рвали рисунки, мечтали, творили, забывая обо всем, теряя счет дням в горьком счастье поиска и непокоя…
Мы нашли: каждый — свое. Тиелперинкар хотел продолжить замысел Семи и вложить в свои кольца силу Начал — тех, что элдар почитают основой мира: Воды, Воздуха и Огня. Я же, возвращаясь к первоначальному замыслу, видел все яснее — нужно что-то иное.
Мастер уже показал мне образ своего замысла: огненный рубин в цветке червоного золота, небесный сапфир, который обнимали крылами два светло-золотых сокола… а я все не мог решиться, не мог поймать ускользающий призрак, тень мысли…
Но одно я знал твердо: Кольца должены быть одновременно-рожденными. Не отъединенность, не одиночеств-в-силе — единство и равенство круга, память и творение, путь…
Как Круг Девяти.