— Кто тогда? — спросил Келебримбор — и смешался, поняв, что вопрос бессмысленен.
— Аннатар.
Келебримбор не нашелся с ответом.
— Возьми это. Пока я — еще я. Пока я могу его отдать.
Больше он не сказал ничего. Но, взяв из ладони Эльфа железный перстень, Келебримбор успел еще заметить, как дрогнула рука Сулиона, как застыло его лицо — словно он изо всех сил стискивал зубы.
…Кольцо Огня, Наръа, было первым.
Вторым было — Вилъя, Кольцо Воздуха: небо, отраженное в глубоком озере, и светлое золото весенних цветов, ясная голубизна и теплый блик на птичьем крыле — два солнечных сокола, обнимающие крылами зеркало неба…
«Кольца, которые помогут нам стать большим, чем мы есть…»
Возможно ли — стать большим?..
— Кэредир Келебримбор…
Один из девяти, решивший испытать силу творений Аннатара.
Еще один. Смотрит почему-то в сторону, и взгляд у него — неспокойный, бегающий.
— Да, гвадор Эленнил? Что тебя тревожит?
Эльф поднял левую руку; против воли Келебримбор снова залюбовался творением Аннатара — темный хрусталь в тонкой серебряной оправе: в этот камень можно вглядываться долго, бесконечно, как в бездонные глубины ночного озера… и травы на берегах — узкие клинки трав, подернувшиеся звездным инеем…
— Это кольцо…
— Это кольцо… — эхом откликнулся мастер.
Эленнил стиснул похудевшие руки:
— Я не знаю, что оно творит со мной. Я становлюсь другим, гвадор. Мир вокруг меня стал шепчущей песней, я иду среди теней, путаюсь в паутине чужих мыслей… не могу найти слов. А с ним мне страшно. Он еще не успевает сказать — я понимаю. Если он позовет — где бы он ни был — я приду. Пойду за ним. Гвадор… я хочу этого и — боюсь. Оно говорит — я могу все. Я могу стать травой, или птицей, или зверем, или камнем. Могу слышать несказанные слова. Я вижу мысли. В моих видениях — невероятные замыслы, дерзкие, кощунственные, и я знаю, что смогу воплотить их. Все. Как Феанаро. Я начинаю понимать те слова, которые говорил… Аннатар, когда создавал — это. Я ведь слышал их… И мне страшно заглянуть в ту бездну, которой они рождены. И знаю, что могу это увидеть.
Келебримбор поднялся, прошелся по комнате; остановился, хотел было что-то сказать, но передумал.
— Гвадор. Я прошу тебя, я умоляю тебя — забери это. Забери, пока оно еще не стало частью меня, пока я еще могу обойтись без него. Потому что… потому что если я не расстанусь с ним сейчас — не знаю, чем, кем я стану. Может, таким, как Аннатар. Может, таким, как Рожденный Тьмой. Вот…
Поднял глаза, умоляя горячечным взглядом, сорвал с пальца кольцо и протянул его Келебримбору:
— Возьми его! И… прошу, сделай так, чтобы больше я никогда не видел его, я хочу остаться собой, не нужны мне его знания, не нужно слышать и видеть по-другому, нельзя — я хочу остаться самим собой… и слишком хочу знать.
Обсидиановая шкатулка, окованная черным железом. На черном бархате — девять колец. Круг Девяти. Но — для кого… Эллери они не были бы нужны, эльфы не смогли их принять — а воинов Аст Ахэ больше нет.
Замысел оказался бесполезным.
Время и Вечность, Тьма и Свет, Смерть и Жизнь, Будущее и Прошлое, Разум и Вдолхновение, Танец и Песнь, Возрождение и Исцеление, Путь, Прозрение — Память и Надежда…
Для кого?
Я не вижу ответа.
— Ты принял меня, Тиелперинкар; я благодарен тебе. Ты принял меня, как брата — я благодарен тебе стократ. Ты никогда не скрывал от меня своих мыслей, и теперь я прошу тебя ответить мне правду.
— Спрашивай, Аннатар.
— Что говорит твой народ о замысле нашем?
Келебримбор опустил глаза:
— Говорят — твои творения дают иной взгляд и тем смущают души…
Аннатар помолчал.
— Благодарю тебя. Я понимаю. Я пришел проститься.
— Артано! — Келебримбор порывисто схватил его за руки.
— Черной неблагодарностью было бы сеять зерна сомнений и раздора в сердцах Гвайт-и-Мирдайн после того, как вы сделали мне столько добра. Мне лучше будет уйти.
— Ты — мой гость, — порывисто воскликнул Келебримбор, — ты — побратим мой! Никто в этой земле не смеет…
— Я ухожу по своей воле. Я же говорил тебе, — невесело усмехнулся Аннатар, — я — этлендо… всегда. И тебе не в чем винить себя. Но мне тяжело уходить, т'орон. Я… я никогда не забуду тебя, ни того, что ты сделал для меня. Если бы ты знал…
Он умолк, так и не окончив фразы.
— Я тоже не забуду. Ничего, — твердо откликнулся Келебримбор. — Клянусь тебе.
— Что ж… прощай, брат. Твой дом был моим домом; благодарю тебя.
Аннатар отвернулся и шагнул к дверям.
— Прощай, брат. Быть может, в странствиях своих ты найдешь достойных…
…Вторым было — Вилъя, Кольцо Воздуха…
Третье — Нэнъя, Кольцо Воды. Хрустальная чистота родника, подернувшиеся инеем травы на берегах лесного ручья, тонкие стебли в ледяной росе — холодное и прекрасное, как светлые глаза Нэрвен, Артанис Алатариэль, прекраснейшей девы среди Нолдор, — той, которой он и предназначил это Кольцо. Легкое чеканное кружево митрила и чистый ясный алмаз с еле уловимой голубизной…
Возможно ли стать большим? — тот, кто наденет одно из этих Колец, сольется с одной из Трех Стихий, творящих мир…
Или — все-таки возможно?
«Это будет — мой Тирион-на-Туне…»
Да, именно тогда это и случилось. Тогда, окончив творение Кольца Воды, вложив ледяной кристалл алмаза в оправу, Мастер увидел вдруг, что все это было — лишь вехами на пути, попыткой создать то, что объединит все силы Арды. Ему стало боязно, неуютно — и в то же время пламенем охватил его душу восторг, радость нового, невиданного замысла, еще неясного — и все же великого… Кощунственно? Но не то же разве говорили о творении Феанаро? И даже Нэнъя, прекраснейшее из Трех, показалось ему всего лишь черновым наброском, тенью той совершенной красоты и простоты, которая предстала его мысленному взору. И не металл нужен будет для этой работы, нет: нужно иное, совсем иное…
«Это и будет — мой Тирион-на-Туне…»
Ночь. День. И снова ночь.
Что это — ночь? Он не помнит. Забыл. Есть только лучи, тончайшие невесомые нити света звезд, солнца, луны… Что — он не знает, хотя окно башни распахнуто.
Ночь. День. И снова ночь.
Ночи без сна; пусть даже ему — кровь Старших Детей Единого, — почти не нужен сон. Что это — сон? Он не помнит. Забыл.
Только невесомое сплетение лучей, смыкающихся в — кольцо. Единое Кольцо… святотатство… Но мастер не думает об этом. Мальчишеская радость — он смеет творить то, чего никто и никогда не мог — и не сможет — создать: Кольцо Света. Не камень, не металл — свет, невесомые нити. Аннатар мэллон, почему тебя нет рядом? Ты бы увидел: вот он, наш замысел! Свет Дня, свет Ночи — в Едином Кольце…
Ночь. День. И снова…
Сколько раз день сменялся ночью, сколько времени прошло…
Время? Что это — Время? Ах, да… Оно сможет все. Ты станешь им, и оно — тобой, и тогда…
Неуловимые переливы света, невесомое, как радуга, дрожащая в каплях воды над водопадом — замкнется кольцо Времен, вернется век величия и славы Элдар — разве ты не об этом говорил, артано айканаро?.. И станет Эндорэ прекраснее, чем сказочный Аман. Прекраснее…
Работа почти завершена. И тончайший узор — ледяные цветы — ложится на поверхность кольца: оно будет прекрасно, прекраснее, быть может, чем даже те Три Камня… Кольцо Света — прекраснее, чем Свет.
Четырехлучевой камень — кристалл адаманта удивительной чистоты, небывалой огранки, — займет свое место в кольце. На темно-синей ткани — как звезда на бархате ночного неба…
Он улыбается: это был великий труд — так огранить алмаз, не расколов его. Трудно было найти камень, который согласился бы принять такую форму. Но теперь осталось лишь вложить его в углубление среди сплетения морозных узоров, и…
Он берет кольцо в руку — легкое, невесомое, не холодное — не теплое, вне бытия здесь-и-сейчас.
…и падает на каменные плиты, в пыль рассыпаясь, камень. В кольце — словно окно в непроглядную тьму Ночи-За-Гранью.
Работа завершена.
Впервые он оглядывается по сторонам, отчего-то не решаясь сразу надеть кольцо.
Что — там, за окном? Это… да, день… низкие облака, сквозь которые рвутся отвесные лучи солнца. И горячий душный ветер гонит черные хлопья… пожар?.. Он стряхивает оцепенение, вспоминая: да, было — гонцы стучались в двери… но ведь он же — работал… Надо узнать все же, что — там. Крепко сжав в ладони кольцо, он подхватывает меч и, распахнув дверь — бегом, через три ступеньки, — как же мешает клинок, но нет времени надеть пояс, — летит вниз, останавливаясь только на мгновение — разжимает ладонь, чтобы еще раз — увидеть, словно все еще не веря, что действительно сумел сделать это — да нет, вот же оно, это не сон! — смеется, как ребенок, бежит к дверям, распахивает тяжелые створки…
…Широкая лестница — белый камень, пронизанный тонкими золотыми нитями. Светлый — льняная рубаха, простая туника, — легкий, словно из солнечных лучей и бликов — вверху, у дверей. Черный — из ночной тьмы сотканы одежды и крылатый плащ, — на нижней ступени.
— Ты?..
На лице Мастера, невероятно светлом и юном сейчас — только радость, такая огромная, что кажется — вместе с ним должен радоваться весь мир.
— Аннатар, я сделал его, сделал сам, понимаешь? Смотри!
Он сбегает — как мальчишка, сияющий, — на несколько ступеней вниз: меч нелепо зажат под мышкой, ему приходятся все время поправлять норовящие выскользнуть из-под локтя тяжелые ножны.
И тот, в черном, стоящий внизу, делает шаг вперед.
— Смотри — вот оно!
Он переводит взгляд на того, кого называл — Аннатаром: как странно изменилось лицо странника, черты стали резче, острее, глаза запали, в волосах теперь уже заметная седина… И эта перемена возвращает Келебримбору чувство реальности; он беспомощно оглядывается, прислушивается: