Видимо, я был слегка агрессивен… Тим подумал, посопел обиженно, а потом произнёс на вполне приличном русско-украинском: «Чорт с тобой, бисова дытына! Забирай!» А потом поведал, что зовут его на самом деле Богдан Минийчук, что родился он во Львове и что после войны его родители эмигрировали во Францию.
Надеюсь, Тим до сих пор живёт в Париже, хотя сейчас он уже совсем немолод.
Комплект инструмента NEWAY я тогда у Тима купил. Без применения насилия, должен заметить. Это был первый, по словам Тима, комплект инструмента NEWAY, который они продали в России. Я его торжественно притащил в свою мастерскую на улице Трофимова и стал с любопытством разглядывать: типа, ах какая клёвая штука! Даже попробовал на учебной головке – и пришёл в восторг от того, насколько мягко он режет, насколько хорошую оставляет поверхность… в общем, мне он жутко понравился.
Первый заказ на ремонт ГБЦ
Итак, пока я игрался со свежеприобретённым инструментом, пускал слюни и восхищался, насколько классно там всё сделано, зазвонил мой любимый звоночек «Вызов матера» – и выяснилось, что пришёл некий заказчик, желающий обсудить возникшую у него проблему. Проблемой являлась головка от шестнадцатиклапанного «Опеля» «один и шесть». Произошло следующее: обрыв ремня ГРМ, поршни бьют по тарелкам клапанов, тарелки клапанов загибаются, гнутые стержни убивают направляющие клапанов – ну, может, не все шестнадцать, но некоторые из них, – а отломанные и загнутые тарелки клапанов уродуют сёдла. В общем-то, полный привет… шансов эксплуатировать мотор с такой головкой блока – никаких. Мотор (по тем временам) современный, продвинутый, и человек крайне огорчён тем, что машина сломалась. А машина – на тот момент – мегапрестижная! Это свежая иномарка, мультиклапанная… это не шутки! Мужчина – достаточно молодой, спортивный, в кожаной куртке, с печальными глазами – мне говорит: «Слушай… мне надо, чтобы к Новому году эта машина была как игрушка!» До Нового года оставалось немного. А он продолжает: «Если ты восстановишь мне вот эту башку, ты меня ОЧЕНЬ выручишь, ОЧЕНЬ обяжешь!» Произнесено было с чувством.
Головка очень непростая. Мультиклапанная. Я до этого такой работы никогда не делал – естественно, мне было несколько боязно браться за столь серьёзный заказ. И это мягко говоря. То есть первоначально я был настроен отказаться. Но сказать «нет» – обидеть человека… и поэтому я объявил: «Работа сложная… и стоить это будет восемьсот баксов». То есть ровно столько, сколько я отдал Богдану Минийчуку за весь его инструмент.
Цифра эта просто ассоциативно всплыла: ведь я только что расстался точно с такой же суммой, а деньги эти для меня были огромные… словом, можно было назвать любую нереальную цену – и я назвал вот эту. Она была вполне нереальна, то есть никак не совместима со здравым смыслом, но… к моему удивлению, человек лишь на секунду задумался, потом сказал: «Хорошо, договорились». А деваться-то некуда: обещал – надо делать!
Я посмотрел на разрушения, погрустил, подумал – и взялся за работу. Внизу же у меня лежит дивный инструмент, свежепринесённый с ВДНХ! Который я купил… или почти отнял у Тима Меничера, он же Богдан Минийчук!
Посмотрел ещё раз… ну, в принципе, ничего «атомного», только клапанов и сёдел вдвое больше, чем обычно. Рассухарились клапана: гнутые – в одну кучку, негнутые – в другую. Вместо гнутых будут изготовлены новые. Негнутые были взяты за образец, в качестве заготовок использовались жигулёвские клапана… выбита была одна из направляющих (благо, что впускные и выпускные были одинаковые) – и за всем этим последовал визит к великим станочникам.
Великим станочником был на тот момент Володя Максимов. «Володя, выручай! Мне нужно восемь вот таких клапанов, восемь других… и шестнадцать направляющих из какой-нибудь путёвой бронзы! Володя, срочно!!!»
Несмотря на предновогоднее настроение, Володя сказал: «Лады!» – и на следующий день у меня было всё необходимое, чтобы собрать эту головку. Соответственно на прессе – на том же, на котором делались прокладки, – старые направляющие втулки были выпрессованы, новые – запрессованы, ньювэевским инструментом были обработаны сёдла – все шестнадцать. Искреннее удовольствие я получал от работы этим инструментом! После южмашзаводовских шарошек берёшь его в руки – и душа поёт… праздник этим работать! Приятно, ребята! Как это там, в анекдоте-то: славно поиграть на скрипке Страдивари, пострелять из маузера Дзержинского… но большим удовольствием для меня было поработать хорошим ньювэевским инструментом.
Несколько дней у меня прошли в некоем нервном и физическом напряге – и к назначенному сроку я, искренне гордый собой, отдавал человеку замечательно отремонтированную головку блока на мультиклапанный мотор. Конечно, пришлось поволноваться… разумеется, я перед сдачей заказа торчал в мастерской до глубокой ночи, но в означенный день человек пришёл и – о чудо! – я выношу ему головку, готовую для сборки и установки на автомобиль. Человек искренне счастлив! Он просто нереально счастлив: свершилось чудо! Надежды не было – и вот тебе головка, на которой ты будешь спокойно и счастливо кататься.
Я получил полновесные восемьсот баксов – что было ну просто нереально, то есть в одно касание отбил все свои инвестиции в инструмент! – и… зомбированный телерекламой, купил себе дорогущий телевизор «Сони-Тринитрон» и какой-то прилагаемый к нему «вэхаэсный» видеомагнитофон. Тогда этот комплект – видеодвойка – был символом мегаблагополучия и финансового успеха. А поскольку в тот замечательный год, в августе, я приобрёл себе первое собственное жильё в виде двухкомнатной квартиры на Семёновской набережной, то из мебели у меня была лишь перина, привезённая из деревни и положенная прямо на пол, а ещё – телевизор «Сони-Тринитрон». Вот, собственно, с этим дивным комплектом я и встречал тысяча девятьсот девяносто пятый год.
Кадры. Яркие, все как один
Переезд на улицу Трофимова позволил нашему коллективу увеличиться. Первоначально на Трофимова нас было четверо: Игорь Саморуков, прокладочник, Витя Мажоров, расточник-хонинговщик, Оля Грошникова, прокладочница, и ваш покорный слуга. Я не справлялся с возросшим потоком обязанностей, поэтому предложил примкнуть к нашей банде Дмитрию Михайловичу Городецкому, моему одногруппнику, закончившему автомеханический институт со мной одновременно. На момент событий Дима Городецкий трудился там же, в МАМИ, в качестве преподавателя кафедры охраны труда.
Должен здесь пояснить, что девяносто третий год – это был второй год с тех пор, как формально перестал существовать Советский Союз. Но всего глубокого смысла этой драматической перемены люди в большинстве своём тогда ещё не осознавали. И статус преподавателя – да, с низкой зарплатой, да, которую нерегулярно платят, да, с совершенно непонятными перспективами – ощущался как нечто серьёзное и стабильное. А уход в коммерческую структуру в качестве человека с непонятной должностью воспринимался многими, в том числе и молодыми людьми, как безответственная авантюра. И даже аргумент, что тут зарплата существенно выше и человек сам творец своих перспектив, был осознан большинством населения значительно позже. Перелом в сознании инженерной общественности начался, на мой взгляд, в конце девяносто третьего – девяносто четвёртого годов и завершился окончательно лет за пять. Когда понимание того, что в коммерческой структуре работать не страшно, не позорно и даже перспективно, распространилось не только на студенческую братву, но и на вполне себе взрослых, состоявшихся специалистов.
В общем, пришлось тогда приложить некоторые усилия и употребить красноречие и терпение, чтобы убедить Дмитрия Городецкого забросить свою кафедру «охраны от труда» и перебраться к нам в качестве инженера-приёмщика. Я его в конце концов убедил, он перешёл к нам в «Механику» и проработал несколько лет весьма успешно. Его навыки общения и устной речи, виртуозное умение поговорить с человеком: выяснить его чаяния и обрисовать возможные пути решения его житейско-технических проблем были бесценны, поэтому приход Димки очень сильно ускорил развитие нашей компании.
В конце 1994 – начале 1995 года произошло ещё одно историческое событие в жизни «Механики». Постепенно в наш коллектив со своими идеями, энергией и пассионарностью стал вливаться Юрий Кормилицин. С Юрой мы были знакомы и дружны с детства. Совместные авантюры, увлечения и общие места работы связывали нас всегда, всю студенческую и достуденческую юность. Но до начала совместной работы в «Механике» каждый видел свои приоритеты. Я участвовал, иногда как волонтёр, во многих Юриных проектах: по организации студенческих отрядов, по добыче технического золота, для чего возил на своих «Жигулях» концентрированную кислоту в стеклянной таре.
А Юра помогал мне во многих моих начинаниях.
Мы много и всерьёз обсуждали, «как нам жить дальше», и каждый видел свою дорогу. Юра на тот момент приобрёл успешный опыт челночного бизнеса, я упорно придерживался авторемонтного направления. В описываемый момент у челночного и авторемонтного бизнесов появилась точка пересечения: стал активно развиваться бизнес по доставке запчастей из Финляндии. Юра начал развивать это направление вместе с моим партнёром по ремонту иномарочных ШРУСов Николаем Ряжских и нашим общим товарищем Сашей Цыкуровым. Но вскоре мы объединили наши усилия, начав работать вместе, в том же дивном подвальчике на Трофимова…
Прорыв линии Маннергейма, или Первый зарубежный поставщик
Первоначально протоптал тропинку в Финляндию наш питерский партнёр Максим Подбельцев. Он наладил контакты, доставку, получил несколько заказов и уже имел представление, каким образом они оплачиваются, как транспортируются. Максим поделился этим знанием с нашей автомеханической бандой. Информацию приняли, проверили и взяли на вооружение Юра Кормилицин и Николай Ряжских. Они первыми и съездили в Финляндию («в Чухонку», как тогда говорили). У Юры был опыт пребывания за границей – не только в Афганистане, но и в некоторых других, более мирных странах, – и его решительность позволяла ему ехать спокойно в незнакомую страну. Без хорошего знания языка, вообще без ничего: карту купить в ларьке и по ней, как по азимуту, идти! Не хватало только лыж, компаса и парашюта, волочащегося сзади… Это сейчас поездка за границу – обыденное явление, а тогда вылазка за рубеж – это был реально рейд… ну, если не в тыл врага, то куда-то в очень непонятную среду. В частности, потому, что языка мы тогда фактически не знали. Перевести английский в активное состояние удалось много позже и с практикой.