Тогда я такими терминами не оперировал, но чувство было такое, словно я сознательно «погубил бессмертную человеческую душу». Мне было очень тяжко и тошно. С парнем этим мы тогда расстались. И понадобилось лет десять жизни, чтобы душевные раны зажили и человеческие отношения смогли восстановиться. Сейчас нас связывают старые добрые дружеские отношения. Но десять лет болезненного отчуждения – это высокая цена за ошибку. И достаточный, хотя, наверное, и не совсем обычный, аргумент в пользу наличия на предприятии надёжного управленческого учёта.
Итак, в наступившем девяносто пятом году у нас был дивный подвальчик на улице Трофимова, в котором стоял хонинговальный станок, ещё был условно расточной станок, переделанный из сверлильного, был прокладочный участок и верстак для ремонта головок. В тот момент у нас при содействии питерских товарищей уже была протоптана дорожка в Финляндию.
Шлифовальный станок
У нас было уже солидное количество клиентов – работали мы напряжённо и интенсивно, включая субботы, но все клиентские «хотелки» физически никак не могли удовлетворить. Главное, с чем мы сталкивались тогда: людям была нужна шлифовка коленчатых валов. И не просто нужна – жизненно необходима!
Если у меня был личный опыт: перелезть через забор или просочиться через проходную, подойти к знакомому шлифовщику, отдать ему вал, заплатить за работу и на следующий день получить от него более или менее качественно выполненный заказ и тут же качество этого заказа промерить (взять микрометр и посмотреть, попал он в размер или не попал), то у большинства граждан такого опыта не было… Граждане терзали нас вопросами, где отшлифовать вал. Особенно обостряло ситуацию то, что шлифовщики тогда не знали ремонтных размеров и допусков на импортные моторы. Обязанность выяснить размер и нести ответственность за его правильность перекладывалась на заказчика. Размер иногда мог оказаться указанным в дюймах, и нужно было угадать: что значат цифры 0.2? Ремонтное увеличение – оно в дюймах или миллиметрах? Все эти риски по сложившейся тогда традиции перекладывались на несчастного владельца автомобиля, перестроечный постсоветский шлифовщик обременять себя этими вопросами не желал, да и не имел возможности пользоваться информацией. У нас же на тот момент уже были каталоги с размерами и моментами затяжки, был опыт и возможности по подбору запчастей, что делало потенциальное предложение отшлифовать вал у нас, в «Механике», крайне привлекательным и практически безальтернативным.
Ранее 1995 года намерение купить шлифовальный станок для коленчатых валов у нас существовало лишь в мечтах. Перво-наперво потому, что такой станок стоил колоссальных денег. Второе: его не было возможности установить. Весит этот станок семь с половиной тонн, длина станины у него четыре метра, а с учётом хода стола пространства в длину ему требовалось хотя бы метров шесть, а в ширину – хотя бы три с половиной. И это минимум. В наше подвальное помещение станок ну никак не мог поместиться.
Ни пригодного помещения, ни денег для приобретения шлифовального станка у нас не было. Но потребность-то у заказчиков была! Поэтому мы брали валы в шлифовку, принимали заказы, согласовывали с заказчиком «техническое задание» – и везли валы, например, в компанию «Технолуч» на завод «Салют» или к знакомым шлифовщикам в Южном порту. То есть фактически выступали посредниками (хотя я не люблю ни этого слова, ни этой работы, но других вариантов тогда не было). Постепенно мы стали принимать и выдавать около четырёх-пяти изделий в день, а это достаточно приличный объём для шлифовщика средней квалификации тех времён, то есть полная загрузка на смену.
Наличие финансового потока и прибыли, сгенерированной на продаже ШРУСов, позволило нам достаточно быстро обрасти оборотным капиталом, развить склад, привезти на этот склад вкладыши, сальники, помпы водяные, кольца поршневые… Наличие вкладышей ещё более увеличило объём заказов на шлифовку валов. Наличие иномарочных поршнекомплектов в меньшей степени добавляло заказов на расточку, потому что по тем временам поршнекомплект стоимостью сто, сто пятьдесят, двести долларов был слишком дорогим для отечественного потребителя. Тем не менее количество моторных запчастей на нашем складике медленно, но верно росло.
Наличие запчастей, каталогов, возможности шлифовки, расточки и изготовления прокладок, а ещё – что было уникальным преимуществом – наличие людей, которые готовы и способны вникать в проблемы клиента, выгодно выделяло нас на фоне других компаний. Мы вместе с заказчиком листали каталог, определялись, какие есть ремонтные размеры, промеряли его вал – причём не только по диаметру шеек, но и по прогибу коленчатого вала (если вал гнутый, если у него есть биения носка, биения фланца – всё это промерялось на индикаторной стоечке), – и человеку раскладывался, грубо говоря, «план лечения». Мы разъясняли заказчику тонкие моменты. Например, измерение вала выявило биение посадочного места под подшипник первичного вала КПП. Если этот нюанс проигнорировать – мотор соберётся, заведётся и будет благополучно работать. Но коробка необъяснимым образом будет регулярно ломаться. Не иначе заколдованная! Мы помогали хозяину машины или мотористу выявить и устранить причину будущих неприятностей на этапе ремонта мотора. В результате такой работы рос поток клиентов, накапливались финансы, генерируемые объёмом заказов и успешной комплектацией запчастями. Все эти обстоятельства указывали на то, что нам необходимо искать возможности и приобретать собственный шлифовальный станок. Было вполне очевидно: как только он у нас появится, мы сразу же загрузим его заказами по шлифовке – буквально на следующий же день!
Соответственно, мы озадачились приобретением станка. Первое, что мы сделали, – это стали искать сам станок, даже не помещение под него. И нашли предложение продать станок модели 3Д4320. Находился он в Южном порту, на территории предприятия, которое называлось «Шестая типография». Это крупное предприятие занималось тем, что печатало на весь Советский Союз ноты, нотные тетради и учебную литературу… Предприятие было огромное, находилось непосредственно за магазином «Южный порт», то есть в самом сердце автомобильной Москвы. На территории предприятия существовал достаточно сильный механический цех – потому что в полиграфии используется масса механизмов, которые нуждаются в обслуживании: скажем, регулярно требуется заточка сабельных ножей (само по себе нетривиальное занятие) и прочие ремонтные операции. Руководил этим цехом очень хороший дядька и очень грамотный специалист Михаил Иванович Завадский – в его ведении находился ремонтно-механический участок, где в числе прочего оборудования стоял станок 3Д Лубенского завода. Михаил Иванович его эксплуатировал – то есть когда приходили с заказами на коленчатые валы, он никогда не отказывал. Но с подобными заказами приходили редко. Из текущей выручки сформировать фонд заработной платы шлифовщика не получалось, а приходящий шлифовщик – это не очень хороший вариант. В общем, этот вид бизнеса у Михаила Ивановича не шёл.
Ещё раз немножко о советском менталитете. Когда мы посмотрели станок вместе с Юрой Кормилициным, увидели, что он в хорошем состоянии, узнали, что просят за него пятнадцать тысяч долларов (это на тот момент процентов шестьдесят стоимости нового станка – не халява, но вполне адекватная цена), то сразу сообщили Михаилу Ивановичу о намерении его приобрести. И он, матёрый инженер, провёл с нами, двумя вчерашними выпускниками, разъяснительную беседу. «Парни! Пятнадцать тысяч долларов – это огромные деньги. У меня этот станок стоит бесплатно – мне его Родина сюда поставила, и он мне прибыли не приносит. Вы собираетесь заплатить колоссальную сумму вот за эту железяку. Я-то не против получить от вас эти деньги – я-то очень даже за! Но вы, пожалуйста, подумайте очень хорошо! Вы уверены, что сможете окупить эти вложения?»
Сейчас сложно представить себе продавца, который разговаривает с потенциальным покупателем в подобном тоне. Но тогда это было нормально: старший товарищ остерегал от ошибки двух молодых разгильдяев, коими мы тогда и являлись… Мы ответили: «Михал Иваныч, мы понимаем… но мы попробуем! Ну а чего? Отступать-то некуда – надо развиваться! Мы постараемся… только смотри: деньги у нас есть не все. Поэтому отдавать мы тебе их будем частями. Это раз. Второе: забрать нам станок некуда. Поэтому давай мы его купим у тебя сейчас, а заберём в течение месяцев двух, а лучше трёх. Мы за эти три месяца хоть помещение успеем найти… А пока он у тебя стоит, мы – раз – будем платить тебе аренду (станок-то наш у тебя хранится!), а два – поставим на него своего человека, сами будем платить ему зарплату, а он будет потихонечку на станочке работать. Согласен, Михал Иваныч?» И Михаил Иванович согласился.
Никаких договоров! Никаких прописанных условий! Никаких согласований! Ничего! Один взрослый мужчина сказал – другой взрослый мужчина одобрил. Ударили по рукам. На этом всё.
Мы стали выплачивать Михаилу Ивановичу оговорённые пятнадцать тысяч баксов – не помню, в какой валюте, рублями, наверное. Нашли шлифовщика, Витю Горбача, и пригласили его работать в эту самую «Шестую типографию». И от себя, с улицы Трофимова (там недалеко), подвозили ему валы – нас пропускали на территорию на наших белых «Жигулях», из багажника доставались три, четыре, пять, шесть валов, отдавались Вите Горбачу, а Витя их шлифовал. Михаил Иванович, посмотрев на нашу активную деятельность, через месяц сказал: «Слушайте, парни, а ведь вы молодцы! А ведь у меня-то так не получилось, а вот вы привозите по три-пять валов каждый день. Вы реально молодцы!» Мы порадовались тому, что мы молодцы: похвала опытного производственника грела самолюбие.
Отчасти наш успех объяснялся тем, что у нас уже был достаточно большой поток клиентов, а ещё техническая информация в виде каталогов «Койвунен» и справочника «Автодата» плюс некоторый опыт и некоторая техническая наглость. Мы