Он сел, и мир вокруг показался ему другим. Более четким.
Он видел каждую трещинку на глиняных стенах, каждую отдельную пылинку, танцующую в слабом луче света, что пробивался сквозь дыру в крыше. Он слышал, как за стеной его лачуги скребется крыса, и как в пятидесяти метрах отсюда пьяница уронил свою пустую бутылку. Его чувства обострились до предела. Словно с его глаз и ушей сняли толстый слой грязи, о котором он даже не подозревал.
Это было последствие. Его разум, насильно расширенный, чтобы вместить чужое наследие, теперь мог обрабатывать больше информации.
Физически он был разбит. Все тело ломило, а в животе выла голодная бездна. Ментальная трансформация сожгла все его скудные запасы энергии. Он потянулся к остаткам лепешки и жадно проглотил их, запив последним глотком воды. Этого было ничтожно мало.
Он посмотрел на черный меч, лежавший рядом. Теперь он ощущался иначе. Шепот стих. Угрожающая аура чужой воли исчезла. Она не ушла, понял Кайен. Она стала частью тишины внутри него. Частью его самого.
Он поднял меч. Оружие больше не казалось чужеродным. Он закрыл глаза, и знание, полученное из рубиновой Эпитафии, всплыло в его сознании. Оно не было похоже на выученный урок. Оно было похоже на старое, давно забытое воспоминание. Он знал эту технику. Он знал ее всегда.
Неуверенно, он встал посреди своего тесного жилища. Он не пытался повторить тот яростный, финальный удар. Вместо этого он сосредоточился на основах — на первой из тринадцати стоек «Пути Алого Клинка».
Его тело начало двигаться. Без борьбы, без сопротивления. Плавно, точно, с экономией движений, присущей лишь истинному мастеру. Его ноги заняли нужную позицию, спина выпрямилась, плечи расслабились. Рука, державшая меч, описала простую, но идеальную дугу.
В этом движении не было силы. Его мышцы были все так же слабы, его тело истощено. Но форма… форма была совершенной. Он был художником, у которого был лишь уголек, но который знал, как нарисовать шедевр. Ему не хватало красок — духовной энергии и физической мощи, которыми обладал капитан. Но он знал каждый мазок.
Легкая улыбка тронула его губы. Впервые за многие годы это была не усмешка, а настоящая, искренняя улыбка. Он сможет. Он научится. Этот мир можно было сломать.
И в этот момент мир решил нанести ответный удар.
Снаружи, из лабиринта грязных улочек Отстойника, донеслись крики. Это были не привычные пьяные вопли или короткий вскрик жертвы ограбления. Это были крики паники и ужаса. Резкие, отрывистые команды. Звук выбиваемых дверей.
Сердце Кайена ухнуло в пятки. Он подкрался к стене и прижался глазом к щели между досками.
То, что он увидел, заставило его кровь застыть в жилах.
По главной улице Отстойника шагал отряд. Пять человек. Их доспехи были цвета запекшейся крови, а на груди красовался герб сжатого кулака. Клан Алого Кулака. Но это были не обычные солдаты. Это была Гвардия Затмения. Элита. Их движения были слаженными, их лица — непроницаемыми масками, а аура, которую они излучали, была тяжелой и удушающей. Жители Отстойника в ужасе прятались по своим норам.
Гвардейцы не обращали на них внимания. Они шли, и один из них держал в руке странный предмет — кристаллический компас, игла которого вибрировала и светилась тусклым красным светом. Они что-то искали.
Старик Грей был прав. Они пришли за мечом.
— Сигнал здесь самый сильный, — произнес гвардеец с компасом, останавливаясь всего в двадцати метрах от лачуги Кайена. — Он в одной из этих крысиных нор.
— Разделиться, — скомандовал старший группы, мужчина с уродливым шрамом через все лицо. — Проверить каждую. Живым или мертвым, клинок капитана Райкера вернется в клан сегодня. А вора доставить ко мне. Глава клана лично хочет содрать с него кожу.
Паника ледяными тисками сжала горло Кайена. Бежать? Некуда. Спрятаться? Бесполезно, этот компас вел их точно к цели. Сдаться? Он живо представил себе обещание содранной кожи и отбросил эту мысль.
Оставалось одно.
Он отступил от стены, его спина уперлась в холодную грязь. Он посмотрел на черный меч в своей руке. Его единственный шанс. Его проклятие и спасение.
Тяжелые, уверенные шаги двоих гвардейцев приближались. Они остановились прямо перед его дверью.
— Здесь, — сказал один. — Метка почти горит.
Кайен затаил дыхание. Вся его жизнь свелась к этому моменту. Вся боль, весь голод, все унижения. Все вело сюда, в эту темную, вонючую нору, на пороге которой стояла смерть.
Но теперь у него в руках был ответ. Знание мертвеца.
С оглушительным треском хлипкая дверь разлетелась на щепки. В проеме возникла массивная фигура гвардейца в алых доспехах. Его взгляд просканировал убогое помещение и мгновенно остановился на черном мече в руках Кайена.
Лицо воина исказила презрительная ухмылка.
— Так вот где ты, маленький вор.
Глава 5: Первый Удар
Презрение во взгляде гвардейца было осязаемым, как удар. Для него Кайен был не противником, а мусором, который нужно было вымести. Грязь, посмевшая коснуться святыни. Он даже не вытащил свой меч, шагнув внутрь и протягивая руку, чтобы просто схватить Кайена за горло и покончить с этим.
В этот момент время для Кайена замедлилось. Паника, холодная и липкая, пыталась парализовать его, но знание, выжженное на его душе, действовало как барьер. Он видел не просто протянутую руку. Он видел дюжину открытых мест в защите воина. Он видел траекторию движения, напряжение мышц в плече, смещение центра тяжести. Разум мертвого капитана Райкера, холодный и аналитический, накладывался на его собственный первобытный ужас.
«Слишком медленно», — прошелестела мысль, не принадлежавшая ему. «Слишком самоуверенно. Накажи его».
Но тело Кайена не отвечало. Оно было сковано страхом и слабостью. Он был оленем, застывшим в свете приближающегося хищника.
Рука гвардейца была уже в полуметре от его лица.
И тогда сработало не знание. Сработал инстинкт. Инстинкт Падальщика, который сотни раз уворачивался от предсмертных конвульсий раненых зверей и умирающих воинов.
Кайен не пытался атаковать. Он просто упал.
Он рухнул на одно колено, уходя с линии атаки. Рука гвардейца со свистом пронеслась там, где только что была его голова. Это было неуклюжее, отчаянное движение, но оно сработало. Он выиграл долю секунды.
Гвардеец на мгновение потерял равновесие, его массивное тело подалось вперед в тесном пространстве. Ухмылка на его лице сменилась раздражением.
— Грязная крыса…
Этого мгновения хватило.
Пока гвардеец восстанавливал равновесие, Кайен, все еще стоя на одном колене, сделал то, что подсказывала ему Эпитафия. Он не пытался выполнить сложную технику. Он выбрал простейший, самый базовый элемент «Пути Алого Клинка» — колющий удар, предназначенный для пробивания слабых мест в доспехах.
Он не вкладывал в него силу. У него ее не было. Он вложил в него всю свою концентрацию, все новообретенное знание о форме.
Черный меч в его руке двинулся вперед. Это был не яростный выпад, а скорее точный, быстрый укол змеи. Клинок нашел свою цель — сочленение доспехов под мышкой воина, место, которое на долю секунды приоткрылось, когда тот потянулся вперед.
Раздался скрежет металла о металл.
Меч не пробил броню. Силы Кайена не хватило. Но острие, направленное с идеальной точностью, соскользнуло по краю нагрудника и впилось в незащищенную плоть на несколько сантиметров.
Это была неглубокая, почти жалкая рана. Для такого воина — как укус комара.
Но эффект был ошеломляющим.
Гвардеец замер. Его глаза расширились от чистого, незамутненного шока. Не от боли. От недоверия. Эта крыса, этот упырь, этот мусор… коснулся его. Смог его ранить. Это было невозможно. Это было оскорбление самой природе вещей.
— Ты… — прорычал он, и его лицо исказилось от ярости.
Он забыл о приказе взять вора живым. Он забыл обо всем, кроме желания стереть это унижение. Он взмахнул рукой, на этот раз не чтобы схватить, а чтобы ударить наотмашь, вкладывая в удар всю свою мощь.
Кайен откатился назад, врезавшись спиной в стену своей норы. Удар гвардейца пришелся по пустому месту, но его кулак, закованный в латную перчатку, врезался в деревянную опору крыши.
Раздался оглушительный треск. Старые, прогнившие доски не выдержали. Часть крыши над входом обрушилась, засыпая проход землей, грязью и обломками.
На мгновение оба бойца оказались в ловушке, в полумраке, освещаемые лишь тусклым светильником Кайена.
— Я убью тебя медленно, — прошипел гвардеец, его глаза горели красным огнем в полутьме. Он наконец выхватил свой собственный меч — широкий, тяжелый палаш, который казался слишком большим для этого тесного пространства.
Снаружи послышался встревоженный голос второго гвардейца:
— Корвус? Что случилось?
— Я разберусь! — рявкнул Корвус, не сводя глаз с Кайена.
Он сделал шаг вперед, и его палаш со свистом рассек воздух. Кайен увернулся, и тяжелый клинок с искрами врезался в стену. У него не было места для маневра. Не было шанса сбежать. Он был заперт в клетке с разъяренным тигром.
Но страх начал отступать, вытесняемый холодным, кристально чистым потоком информации от Эпитафии.
«Противник превосходит в силе, — анализировал разум Райкера. — Но он в ярости. Ярость порождает ошибки. Пространство ограничено. Его длинный меч — его слабость здесь. Твой короткий, точный стиль — твое преимущество. Целься в суставы. В шею. В глаза. Заставь его истекать кровью. Заставь его устать».
Кайен перестал быть просто напуганным мальчишкой. Он стал оружием, направляемым волей мертвеца. Он пригнулся, проскальзывая под очередным широким замахом Корвуса. Черный клинок в его руке снова нанес укол — на этот раз в щель доспеха на колене противника.
Снова неглубокая рана. Снова скрежет металла. Снова яростный рев.
Корвус взмахнул мечом горизонтально, пытаясь перерубить Кайена пополам. Кайен отпрыгнул назад, наско