лько позволяла стена. Он был слишком медленным. Он видел, что не успевает.
И тогда он сделал то, чему не учил его мертвый капитан. Он сделал то, чему его научила жизнь в Отстойнике.
Он швырнул свой масляный светильник прямо в лицо гвардейцу.
Горящее масло плеснуло на шлем и нагрудник воина. Маленькие язычки пламени заплясали на его доспехе. Это не причинило ему вреда, но на мгновение ослепило и привело в замешательство.
Этого мгновения Кайену хватило.
Он шагнул вперед, вкладывая в удар не силу, а всю свою отчаянную решимость. Он проигнорировал уроки о стойках и защите. Он поставил все на одну атаку.
Черный меч, ведомый сорокалетним опытом мертвого мастера и отчаянием живого падальщика, описал идеальную, восходящую дугу. Его целью было единственное уязвимое место, которое открылось, когда гвардеец инстинктивно дернулся от огня.
Его горло.
Глава 6: Кровь
Не было ни звона стали, ни героического крика. Лишь влажный, удушливый хрип.
Черный клинок вошел в незащищенную плоть под гортанью с отвратительной легкостью. Он не перерезал горло, а пронзил его, войдя в шею на несколько дюймов. Идеальный удар. Смертельный удар. Удар, который разум капитана Райкера назвал бы «эффективным».
Глаза гвардейца Корвуса, до этого горевшие яростью, распахнулись в последнем, животном изумлении. Он не мог поверить в происходящее. Его могучее тело, закаленное в сотнях битв, было пронзено клинком какого-то заморыша в грязной дыре. Его сила, его статус, его гордость — все это оказалось бессмысленным перед лицом одного-единственного, идеально выверенного укола.
Он попытался что-то сказать, но из его рта вырвался лишь булькающий звук, и на доспех хлынул поток темной крови. Его руки, такие сильные мгновение назад, ослабли. Палаш с грохотом выпал из его пальцев. Он сделал один шатающийся шаг назад и рухнул на колени, глядя на Кайена с выражением, в котором смешались ненависть, шок и непонимание. Затем его тело обмякло, и он тяжело завалился набок.
Мертв.
Тишина, наступившая после, была оглушительной.
Кайен стоял, тяжело дыша, его рука все еще сжимала рукоять черного меча, с острия которого медленно капала кровь. Он смотрел на тело у своих ног, и его разум был абсолютно пуст. Эйфория победы, облегчение от спасения — ничего этого не было. Была лишь тошнотворная пустота и легкий тремор в коленях.
Запах свежей крови ударил в нос, густой и медный. Он был не похож на старый, привычный запах полей сражений. Этот был другим. Личным.
Он сделал это. Он, Кайен, убил человека. Не в случайной потасовке, не в попытке защититься от вора. Он убил воина Гвардии Затмения. Одного из тех, кого он привык считать почти божествами, недосягаемыми и ужасными.
И в тот момент, когда жизнь окончательно покинула тело Корвуса, Кайен почувствовал это снова.
То же самое ощущение, что и на поле боя, но в тысячу раз слабее. Воздух над трупом дрогнул. Легкая, едва заметная дымка начала собираться в призрачный контур.
Новая Эпитафия.
Она была не похожа на рубиновый монумент капитана Райкера. Эта была маленькой, тусклой и уродливой. Она напоминала кусок неограненного, грязного железняка, покрытого грубыми, примитивными царапинами. На ней не было историй о славе или постижении Законов. Лишь грубая сила, ярость и простая, как топор, техника владения палашом. Она была слабой, жалкой, но она была здесь. И она тянулась к нему.
Кайен в ужасе отшатнулся. Нет. Не снова. Он еще не оправился от первого поглощения. Его разум был хрупким, как треснувшее стекло. Еще одно такое вторжение, даже слабое, могло разрушить его окончательно.
Он инстинктивно выставил ментальный барьер, тот самый, который он воздвигал против шепота меча. Он сконцентрировал всю свою волю на одной мысли: «Нет!»
Железная Эпитафия, уже готовая влиться в его душу, замерла. Она висела в воздухе, пульсируя слабым, нездоровым светом, словно не понимая, почему ее отвергают.
В этот момент тишину снаружи прервал нетерпеливый голос второго гвардейца:
— Корвус, какого демона ты там возишься? Отвечай!
Молчание было самым красноречивым ответом.
— Ломайте завал! — раздалась команда лидера отряда. — Живо!
Снаружи послышались глухие удары. Они пытались расчистить проход. У Кайена были секунды.
Его взгляд метнулся по тесной норе. Выхода не было. Он был в ловушке. Снаружи — четверо элитных воинов. Внутри — он, труп и парящая в воздухе душа убитого.
Что делать?
Мысли метались в панике. Сражаться? Бессмысленно. Против четверых он не продержится и десяти секунд. Сдаться? Теперь, после убийства их товарища, его ждала участь куда хуже, чем просто содранная кожа.
Его взгляд упал на железную Эпитафию.
Она все еще висела в воздухе, отвергнутая. И тут в его воспаленном мозгу родилась безумная, отчаянная идея. План, настолько же гениальный, насколько и самоубийственный.
Он не мог сражаться с ними как Кайен. Но что, если он сможет сражаться как они?
Что, если он сможет использовать их же силу против них?
Снаружи раздался треск — одна из опор поддалась. Завал скоро будет разобран.
Времени больше не было.
«Прости меня,» — беззвучно прошептал Кайен своему собственному рассудку.
Он сделал глубокий вдох и опустил ментальный барьер.
С хищной, голодной жадностью уродливый кусок железняка ринулся вперед и врезался ему в грудь.
Боль была не такой, как в прошлый раз. Не острой и разрывающей, а тупой, тяжелой, сокрушающей. Словно на его душу уронили наковальню. В его разум хлынул поток грубых, примитивных знаний. Техника владения палашом. Не элегантная, а силовая. Простые, эффективные удары, рассчитанные на то, чтобы проламывать оборону, а не обходить ее. Вместе с техниками пришла и эмоция — тупая, бычья ярость Корвуса, его презрение к слабости.
Кайен закричал, но на этот раз беззвучно, внутри своей головы. Он боролся, пытаясь сохранить крупицы своей личности под этим новым наслоением.
Снаружи раздался победный рев — проход был расчищен.
Кайен поднялся на ноги. Его глаза горели лихорадочным, безумным огнем. Он отбросил черный меч капитана Райкера. Он был слишком легким, слишком утонченным для того, что он собирался сделать.
Вместо этого он наклонился и поднял с пола тяжелый палаш убитого Корвуса. Оружие легло в его руку так, словно он держал его всю жизнь.
Он развернулся лицом к проходу как раз в тот момент, когда в нем показался силуэт лидера отряда со шрамом на лице.
Воин замер, увидев немыслимую картину: оборванный мальчишка-падальщик стоял над телом его мертвого товарища, держа в руках его оружие. Но шокировало его не это.
Шокировала аура, исходившая от Кайена. Это была грубая, знакомая аура Корвуса, смешанная с чем-то еще, чем-то более глубоким и темным.
— Что... что ты такое? — прошептал лидер, его рука инстинктивно легла на рукоять меча.
Кайен не ответил. Он лишь ухмыльнулся. И эта ухмылка не принадлежала ему. Это была жестокая, самоуверенная ухмылка Корвуса, предвкушающего драку.
Затем он шагнул вперед, навстречу своей неминуемой гибели.
Глава 7: Танец на Лезвии
Лидер отряда, чье имя было Каллус, был ветераном. Он пережил сотни битв не потому, что был самым сильным, а потому, что был самым осторожным. Он доверял своим инстинктам, и сейчас они кричали ему об опасности.
Перед ним стоял не мальчишка. Нечто иное. Что-то неправильное. Ухмылка на лице парня, его стойка, то, как он держал палаш Корвуса — все это было чужим, заимствованным. Словно плохой актер, играющий знакомую роль. Но в глубине его глаз, под слоем напускной ярости, Каллус видел нечто древнее и холодное.
— Взять его! — рявкнул он, отступая на шаг и давая дорогу двум другим гвардейцам. Осторожность превыше всего. Сначала нужно увидеть, на что способно это существо.
Два воина, не задавая вопросов, ринулись в узкий проход. Их палаши были созданы для открытых пространств, но в ярости от потери товарища они забыли об этом. Они просто хотели сокрушить, разорвать на части то, что стояло перед ними.
И Кайен встретил их.
Его разум был полем битвы. Личность Корвуса, грубая и прямолинейная, требовала идти в лобовую атаку, скрестить сталь со сталью, сокрушить силой. Но под этим слоем, как глубокое, холодное течение, жило наследие капитана Райкера. Его разум шептал: «Глупцы. Они сами лезут в ловушку. Используй их инерцию. Используй стены».
Произошло нечто странное. Тело Кайена, ведомое яростью Корвуса, шагнуло вперед, поднимая тяжелый палаш для сокрушительного удара сверху вниз. Это было именно то, чего ожидали гвардейцы. Они приготовились блокировать и контратаковать.
Но в последнюю долю секунды вмешался Райкер.
Движение Кайена резко изменилось. Вместо того чтобы обрушить палаш вниз, он позволил его весу увлечь себя в сторону, одновременно разворачиваясь на пятке. Это было неуклюжее, рваное движение, но оно сработало.
Первый гвардеец, нацелившийся на блок, промахнулся. Его палаш с оглушительным скрежетом врезался в то место, где только что был Кайен. Второй же, не ожидавший такого маневра, пронесся мимо. На одно мгновение оба воина оказались спиной к Кайену, зажатые в тесном пространстве.
И Кайен ударил.
Он не пытался выполнить сложную технику. Он просто развернул тяжелый палаш и со всей силы, на какую было способно его слабое тело, усиленное яростью Корвуса, ударил по ногам ближайшего гвардейца.
Удар пришелся по незащищенному сгибу под коленом. Раздался тошнотворный хруст. Воин взвыл от боли и рухнул на землю, его нога была сломана.
Второй гвардеец развернулся, его лицо было искажено яростью. Но прежде чем он успел поднять свой меч, Кайен уже был рядом. Он не атаковал. Он толкнул. Он врезался в воина всем своим весом, используя инерцию и тесноту прохода.
Гвардеец, потеряв равновесие, пошатнулся и врезался в своего раненого товарища. На несколько секунд в узком проходе образовалась живая пробка из двух барахтающихся тел в тяжелых доспехах.