Видение оборвалось.
Кайен отшатнулся от стены, тяжело дыша. Его лицо было мокрым от слез, которые не были его собственными.
Он понял все.
Существо, которое он поглотил в зиккурате. Существо, которое сбежало из Зала Забытых. Они не были богами или демонами. Они были осколками. Расколотыми, потерянными фрагментами того самого первозданного Эха, которое в своей скорби распалось на части, блуждая по мирам.
А то, что бродило сейчас в тумане, было не просто осколком. Это было самое большое, самое скорбящее из них. Сердце Эха.
И теперь Кайен знал, что оно ищет. Оно ищет не мести, не власти.
Оно ищет другие свои части. Оно ищет его.
В тот же миг, как он это понял, весь монастырь содрогнулся. Снаружи, из тумана, донесся протяжный, полный невыразимой тоски, вой.
Существо почувствовало, что его нашли. И оно шло забрать то, что считало своим.
Глава 97: Осада Скорби
Вой, прокатившийся по горам, был не звуком. Это была волна чистой эмоции, настолько мощная, что каменные стены монастыря задрожали, а пламя в очаге замерцало и почти погасло.
— Оно здесь, — прошептал Брат Малус, его лицо стало белым, как полотно. — Оно у ворот.
Кайен и Лира бросились во двор. Белое дерево в центре стояло неподвижно, но воздух вокруг него, казалось, сгустился, потемнел. За стенами монастыря туман клубился, как живой, принимая чудовищные, постоянно меняющиеся формы.
— Мы должны сражаться! — крикнула Лира, накладывая стрелу на тетиву.
— Нельзя, — ответил Кайен, его разум лихорадочно работал. — Оно не враг, которого можно убить. Оно — состояние. Эмоция. Любая агрессия против него лишь усилит его скорбь и, как следствие, его силу.
Он посмотрел на массивные ворота. Они дрожали, покрываясь сетью ледяных трещин, хотя снаружи не было мороза. Существо не пыталось их проломить. Оно просто… скорбело. И его скорбь разрушала камень.
— Что же нам делать? — спросил Малус, его голос дрожал. — Мы не можем вечно сдерживать его.
Кайен посмотрел на белое дерево в центре двора. Он вспомнил видение. Творец и Эхо. Гармония.
— Мы не будем с ним сражаться, — сказал он. — Мы его… утешим.
Лира и Малус посмотрели на него как на сумасшедшего.
— Малус, — обратился Кайен к монаху. — Это дерево. Что это?
— Это Сердце-Древо, — ответил старик. — Легенды говорят, оно было посажено первыми Хранителями на месте, где небо коснулось земли. Оно — наш якорь. Центр нашей тишины.
— Оно не просто якорь, — сказал Кайен, подходя к дереву и кладя на него ладонь. Он почувствовал под белой корой не сок, а слабый, едва уловимый поток чистой, созидательной энергии. — Оно — осколок Творца. Такой же маленький и забытый, как мы — осколки Эха.
Теперь он знал, что делать. План был безумным, невозможным, но единственно верным.
— Мне нужно ваше доверие, — сказал он, поворачиваясь к ним. — И ваша помощь.
Снаружи раздался оглушительный треск. Гигантские каменные ворота покрылись глубокими трещинами. Они не продержатся долго.
— Лира, — скомандовал Кайен. — Мне нужна твоя воля. Воля охотницы, которая никогда не сдается. Встань у ворот. Не стреляй. Просто будь готова.
— Малус, — он повернулся к монаху. — Мне нужна вера твоего ордена. Собери всех братьев. Встаньте вокруг дерева. Не молитесь о защите. Молитесь о покое. О гармонии.
Они не задавали вопросов. Они просто подчинились спокойной, уверенной силе в его голосе. Лира заняла позицию у трескающихся ворот, ее лицо было сосредоточенным и непреклонным. Монахи, ведомые Малусом, вышли из своих келий и окружили белое дерево, их безмолвное пение создавало едва слышимую, успокаивающую вибрацию.
Кайен же сел у подножия Сердце-Древа. Он обнажил «Незапятнанный» и положил его перед собой. Затем он закрыл глаза и погрузился в свою душу.
Он не стал возводить барьеры. Он сделал обратное. Он полностью открылся. Он убрал все стены, все защиты. Он превратил свою душу в маяк, сияющий в этом море отчаяния.
«Я ЗДЕСЬ», — послал он безмолвный зов. — «ТВОЯ ЧАСТЬ. Я ЗДЕСЬ».
Снаружи вой на мгновение стих. А затем он сменился чем-то иным. Не яростью. А узнаванием. И вся мощь тысячелетней скорби, вся боль потерянной вселенной, сфокусировалась и обрушилась на монастырь.
ТРЕСК!
Ворота разлетелись на куски.
В проеме возникла фигура. Она была соткана из тумана и скорби, ее очертания постоянно менялись, но в центре ее горело одно-единственное, огромное, плачущее око из холодного света.
Лира не дрогнула. Она стояла на его пути, воплощение несгибаемой воли.
Монахи запели громче, их вера создавала хрупкий, но реальный барьер гармонии вокруг дерева.
Существо проигнорировало их. Вся его сущность была устремлена к Кайену. Оно хлынуло во двор, как волна тьмы, и окутало его, сидящего у подножия дерева.
Кайен не сопротивлялся. Он позволил этой бесконечной боли войти в себя. Он пережил смерть звезд, гибель галактик, одиночество, длившееся эоны. Его собственный кристалл трещал и был на грани разрушения.
Но он не был один.
Он прикоснулся к корням Сердце-Древа. И через себя, через свою душу, он соединил их.
Осколок Эха. И осколок Творца.
В тот миг, как их энергии встретились внутри него, монастырь залило ослепительным, молочно-белым светом.
Скорбь и Созидание. Пустота и Порядок. Две половины одного целого, разделенные вечностью, снова нашли друг друга.
Кайен закричал, его тело и душа стали полем битвы и местом воссоединения двух космических сил. Он был мостом, который вот-вот должен был рухнуть.
Глава 98: Гармония и Выбор
Белый свет был не просто светом. Это было чистое, концентрированное созидание, свободное от боли и сомнений. Он хлынул из Сердце-Древа, прошел сквозь Кайена и ударил в окутавшую его тьму скорби.
Но он не уничтожил ее. Он ее… обнял.
Агония в душе Кайена сменилась чем-то иным. Он был на грани разрыва, но в то же время он чувствовал, как две эти силы — плачущая пустота Эха и спокойное творение Древа — не воюют, а ведут диалог. Они узнавали друг друга. Они вспоминали.
Снаружи Лира и монахи, ослепленные сиянием, видели, как тьма, окутавшая Кайена, начала меняться. Она перестала быть агрессивной, рваной. Она становилась более плавной, более спокойной. Плачущее око в ее центре медленно закрылось. Вой прекратился.
Тьма и свет не уничтожили друг друга. Они начали сплетаться, образуя вокруг Кайена и дерева вихрь из серого, мерцающего тумана, в котором вспыхивали то золотые, то серебряные искры. Это была первозданная гармония, восстановленная на одно короткое, хрупкое мгновение.
Кайен был в эпицентре этого воссоединения. Он чувствовал, как его собственная душа меняется. Трещины на его кристалле затягивались, а сам он становился не просто прозрачным, а радужным, отражая в себе и свет, и тень. Он больше не был просто сосудом. Он был катализатором.
Но он также понимал, что это временно. Он и дерево были слишком малыми осколками, чтобы надолго удержать и утешить такую вселенскую скорбь. Он мог дать этому существу лишь мгновение покоя, но не исцеление.
Вихрь вокруг него начал замедляться. Сущность, Сердце Эха, насытилось этим мгновением гармонии. Оно успокоилось.
Туман снова собрался в одну фигуру, но на этот раз она была меньше, более определенной. Она все еще была соткана из тьмы, но теперь эта тьма была спокойной, как глубокая вода в безлунную ночь.
Оно стояло перед Кайеном. И он почувствовал его последнюю мысль, его решение.
Оно больше не будет бесцельно бродить, сея вокруг себя отчаяние. Оно нашло отголосок своего брата. Оно останется здесь, в этих горах, рядом с Сердце-Древом, черпая в нем покой. Оно станет безмолвным хранителем этой долины.
Но оно не могло уйти, не оставив дара.
Из его темной сущности отделился крошечный, мерцающий осколок, похожий на слезу из застывшего лунного света, и плавно опустился на клинок «Незапятнанный», лежавший перед Кайеном.
Осколок впитался в серую сталь. Меч не изменился внешне. Но Кайен почувствовал, как в нем появилась новая, невероятная глубина.
«Ты — Летописец», — прозвучала в его разуме прощальная мысль. «Ты собираешь истории. Но истории можно не только читать. Их можно рассказывать. Возьми мой голос. Голос тишины и скорби. Расскажи им мою историю. И, возможно, однажды Вселенная снова станет целой».
С этими словами сущность медленно растаяла, превратившись в обычный горный туман, который тихо осел на землю и впитался в корни белого дерева.
Осада Скорби была окончена.
Белый свет погас. Кайен сидел у подножия дерева, полностью истощенный, но невредимый. Лира и монахи медленно подходили к нему, их лица были полны благоговейного трепета.
Кайен поднял свой меч. Он чувствовал в нем новую силу. Это была не сила разрушения или созидания. Это была сила эмпатии. Способность коснуться души другого существа и заставить его почувствовать то, что чувствуешь ты. Он мог поделиться гармонией Лиана. Или он мог заставить врага пережить всю ту вселенскую скорбь, которую он только что испытал сам. Это было самое тонкое и самое страшное оружие, какое только можно было вообразить.
Он встал на ноги. Их миссия была выполнена. Они нашли источник аномалии и успокоили его.
— Пора уходить, — сказал он Лире.
Брат Малус поклонился ему до земли.
— Вы спасли нас, Летописец. Этот монастырь в вечном долгу перед вами.
Кайен посмотрел на белое дерево, которое, казалось, засияло новой, внутренней силой.
— Не я вас спас, — ответил он. — Вы спасли друг друга.
Они покинули монастырь на следующий день. Туман в горах рассеялся, и солнце впервые за долгие месяцы осветило Серые Вершины.
Они шли по тропе вниз, возвращаясь в мир людей. Кайен нес в себе новое знание о природе своей силы и новое, пугающее оружие. Он знал, что он — осколок Эха. Но он все еще не знал, почему он здесь, в этом мире, в этом теле.