Кайен понял, что обычными методами им не победить. Нужно было что-то менять.
Он остановился.
— Лира, дай мне десять секунд, — сказал он. — Не дай ему подойти.
Лира, не задавая вопросов, встала перед ним, выпуская стрелы в ту сторону, откуда исходила наибольшая угроза.
Кайен опустил меч и приложил ладонь к раненой руке. Он сосредоточился. Он не мог «стереть» яд из всей своей кровеносной системы — это было слишком сложно. Но он мог его изолировать.
Он использовал свою силу, чтобы «отредактировать» собственную плоть. Он создал вокруг раны локальный стазис, приказав своим венам и капиллярам сжаться, прекратив кровоток в этой области. Его рука от плеча до кисти мгновенно похолодела и онемела, став чужой, но распространение яда было остановлено. Это было мучительное, опасное решение, но оно дало ему время.
Теперь — вторая проблема. Невидимый враг.
«Сеть» была ненадежна в этом хаосе. Он не мог его найти. Значит, он заставит его показать себя.
Кайен перестал защищаться. Он встал в центре дымной завесы, опустил руки и полностью открыл свою душу. Он обратился к наследию, которое получил в монастыре. К дару Сердца Эха.
Он не стал проецировать гармонию или ярость. Он выпустил наружу чистую, концентрированную, вселенскую Скорбь.
Эффект был мгновенным и сокрушительным.
Дым на поляне, казалось, застыл. Температура резко упала. Все звуки прекратились. Волна абсолютного, безнадежного отчаяния накрыла лес. Лира, предупрежденная Кайеном, стиснула зубы и устояла, вцепившись в свой лук, как в спасительный якорь.
Но Старейшина Фэй, холодный, расчетливый убийца, был к этому не готов. Его разум, отточенный для убийства, его воля, сфокусированная на цели, — все это было смыто цунами горя, которое было старше самих гор. Его профессиональная отстраненность рассыпалась в прах. Он забыл о битве, о своей миссии. Он вспомнил все свои потери, все свои неудачи, все свое одиночество, умноженное на тысячу.
Из густого дыма раздался сдавленный, полный муки всхлип.
Этого звука было достаточно.
Взгляд Кайена сфокусировался. Он двинулся. Не танец. Не рывок. Просто быстрый, тихий шаг. Он появился перед оцепеневшей фигурой Фэя, как призрак. Старик стоял на коленях, его плечи тряслись, из-под маски капали слезы. Он был сломлен.
— Ты охотился не за тем, — тихо сказал Кайен.
«Незапятнанный» описал короткую, милосердную дугу.
Бой был окончен.
Когда дым рассеялся, а волна скорби отхлынула, Лира подошла. У их ног лежало тело одного из самых опасных людей клана Алого Кулака.
— Что ты с ним сделал? — прошептала она, глядя на умиротворенное, почти спокойное лицо мертвеца.
— Я рассказал ему грустную историю, — ответил Кайен, бинтуя свою онемевшую руку.
Они обыскали тело. В пространственном кольце старейшины не было золота. Но была карта Болот Печали, куда более точная, чем их собственная. Были склянки с ядами и противоядиями. И был дневник.
Кайен открыл его. Последняя запись была сделана вчерашним вечером.
«Сигналы подтвердились. Осколок здесь. Но он нестабилен. Он пробуждает «Спящих» в руинах древнего города. Если мы не заберем его в ближайшее время, болото само себя пожрет».
Кайен поднял взгляд от журнала, глядя в туманное сердце болот. Их гонка была не только с кланом. Она была с самим временем.
Глава 104: Город Спящих
Запись в дневнике Старейшины Фэя изменила все. Их миссия из гонки на опережение превратилась в отчаянную попытку предотвратить катастрофу. Они больше не просто искали осколок. Они пытались обезвредить бомбу с часовым механизмом.
Они похоронили тело ассасина в топкой грязи, не оставив и следа. Кайен забрал его склянки с ядами и, что более важно, с противоядиями. Он чувствовал, что они ему еще пригодятся.
Используя новую, более точную карту, они двинулись в путь. Болото вокруг них менялось. Тишина, прежде бывшая апатичной, теперь стала напряженной, звенящей. Кайен чувствовал это своей «сетью» — под поверхностью спокойной апатии, как ток под кожей, пробегали волны… пробуждения. Низкий, постоянный гул, который ощущался не ушами, а самой душой.
Растительность стала более агрессивной, хищной. Они видели гигантские венерины мухоловки, захлопывавшиеся на пролетавших мимо болотных огнях, и лианы, которые, казалось, тянулись к ним, когда они проходили мимо.
Через день пути они увидели его.
Посреди гигантского, заросшего тиной озера, окутанный туманом, стоял город. Но он не был построен из камня. Казалось, он вырос. Его башни и стены были из материала, похожего на переплетение гигантских, окаменевших корней и кораллов. Плавные, органические формы зданий были абсолютно чуждыми человеческой архитектуре.
— Древний Город, — прошептала Лира. — Легенды моего народа говорили о нем. Они называли его И'ха-Нат. Город, что уснул.
Они нашли узкую, полузатопленную тропу, ведущую в город. Как только они ступили на нее, гул в голове Кайена стал почти оглушительным. Это был не один голос. Это были тысячи. Тысячи разумов, спящих беспокойным, тревожным сном.
Улицы города были пусты. Тишина здесь была абсолютной. Но стены… стены были живыми.
Кайен и Лира замерли в ужасе, когда поняли, что они видят. В органическую структуру стен, словно в янтарь, были вплетены гуманоидные фигуры. Сотни. Тысячи. Они были идеально сохранившимися, их лица застыли в безмятежных или, наоборот, испуганных выражениях. Их глаза были закрыты. Они спали.
Это и были «Спящие». Древние обитатели этого города, погруженные в вековой, магический стазис.
— Что с ними случилось? — спросила Лира, ее голос был едва слышен.
— Их защитили, — ответил Кайен, он начинал понимать. Он подошел к одной из стен и коснулся фигуры спящей женщины. Он почувствовал ее Эпитафию — слабую, почти угасшую, но спокойную. Концепцию «Покоя». — Что-то случилось. Катастрофа. И этот осколок Эха… он не атаковал их. Он спас их. Он погрузил весь город и его жителей в анабиоз, чтобы переждать конец света.
Апатия, которую они чувствовали в болотах, была лишь слабым эхом этой колыбельной, длившейся тысячи лет. Но теперь колыбельная прерывалась. Присутствие другого осколка Эха — Кайена — и, возможно, поисковых отрядов клана, нарушило хрупкий баланс. Осколок, что спал здесь, становился нестабильным. И его сон прекращался.
Компас Изольды теперь бешено вращался, его стрелка указывала на центральную площадь города. Они пошли туда, ступая по улицам, вымощенным из раковин, мимо стен, уставленных глазами спящих.
Центральная площадь была огромной круглой площадкой, в центре которой было небольшое, идеально круглое, черное озеро. Вода в нем была неподвижной, как стекло.
Именно из его центра исходила сила. Осколок был там, на дне.
Он был не похож на те, что Кайен встречал раньше. Он не чувствовал ни скорби, ни голода, ни контроля. Он чувствовал… тишину. Концепцию абсолютного, непоколебимого «Стазиса».
И в тот момент, когда они подошли к краю озера, они увидели это.
Одна из фигур, вплетенных в стену ближайшего здания, начала двигаться.
Ее пальцы медленно, с хрустом, сжались. Ее голова дернулась. Из ее приоткрытого рта вырвался тихий, протяжный стон, первый звук в этом городе за тысячи лет.
Пробуждение началось.
Но у них не было времени ужаснуться.
Тихий, мягкий шорох за их спинами заставил их резко обернуться.
На краю площади, выходя из тени органической арки, стояли пятеро. Они были одеты в черные, облегающие доспехи с алыми вставками. Элита ассасинов клана Алого Кулака. Их лица были скрыты масками. Это была вторая команда Старейшины Фэя. Его страховка.
Женщина, стоявшая во главе, медленно сняла маску. Ее лицо было бледным, а на губах играла жестокая, предвкушающая улыбка.
— Похоже, мы пришли как раз вовремя, чтобы увидеть представление, — сказала она, ее голос был спокоен и мелодичен. — Забирайте осколок, пока эти двое развлекают пробудившегося. Глава клана будет доволен.
Глава 105: Колыбельная для Обреченных
В тот миг, как женщина-ассасин отдала приказ, мир взорвался какофонией.
Стон первого пробудившегося Спящего превратился в многоголосый, психотический хор. Десятки, а затем и сотни фигур в стенах начали шевелиться, их тысячелетний сон был грубо прерван. Каменная плоть города трещала и рвалась, когда они пытались вырваться на свободу. Апатия, царившая в болотах, сменилась волной чистого, незамутненного безумия, которое обрушилось на площадь.
Ассасины клана, как и планировали, использовали этот хаос. Двое из них, быстрые как тени, метнулись к черному озеру, держа в руках странный артефакт — клетку из рунического серебра, очевидно, предназначенную для захвата осколка. Трое оставшихся, включая их лидера, двинулись на Кайена и Лиру, чтобы связать их боем.
Лира отреагировала мгновенно. Две ее стрелы полетели в сторону ассасинов у озера. Но те двигались с нечеловеческой грацией, и стрелы лишь чиркнули по их доспехам, не причинив вреда, но заставив на мгновение замедлиться.
Кайен стоял в центре назревающей бури. Он не мог одновременно сражаться с тремя элитными убийцами, защищать Лиру и разбираться с ордой пробуждающихся древних существ. Физическое решение было невозможно. Значит, нужно было найти иное.
Он увидел все три проблемы не как отдельные угрозы, а как части единой системы. Спящие были не врагами, а жертвами, разбуженными в мире боли. Ассасины были хищниками, использующими эту боль в своих целях. А осколок в озере был камертоном, задававшим тон всему этому безумию.
Он повернулся спиной к нападавшим ассасинам.
— Кайен! — крикнула Лира, видя его самоубийственный маневр.
Он шагнул к самому краю черного озера. Он вонзил «Незапятнанный» в топкую землю. Он закрыл глаза и открыл свою душу.
Он не стал поглощать осколок Стазиса. Вместо этого он использовал его как гигантский усилитель.
Он обратился к двум самым противоположным наследиям, что жили в нем. К идеальной, чистой гармонии «Танца Осеннего Листа» Лиана. И к безграничной, вселенской скорби Сердца Эха.