- Странником? Или, быть может, Убийцей? — спросила Мать беспощадным тоном.
Захотелось от неё как-то отгородиться, и это желание, пожалуй, Странника расстроило. Не родилась ещё та женщина, которой он должен бояться!
— Моя дочь узнала тебя. Ты собирался убить её и моего…
Снова заминка.
- Знакомого, — её красивые губы дрогнули, произнеся это неловкое слово.
— Я не убиваю женщин и детей, — беспечно ответил Странник. — Если ты о той девочке, я бы не стал её убивать, клянусь. Сядь ближе, Мать, посмотри на меня — я слаб, словно котёнок. И ведь я уже поклялся всем, чем ты хотела, что никакого вреда…
Он поймал её руку — тёплую, твёрдую, мозолистую, но Мать отдёрнула её, словно коснулась раскалённого кирпича.
— Через какое-то время тебе станет легче. И ты уйдёшь прочь. А если вернёшься — то пощады не жди. Поверь мне, мы — Тёмные маги, и мы не зря ушли от людей жить в леса. Ты пришёл сюда убить моего сына и едва не ранил мою дочь. И у тебя нет никаких оправданий.
— Ты сказала — он твой знакомый…
— Я передумала, — и тут Мать Некромантов улыбнулась.
От этой улыбки Странник не выдержал и зажмурился. А когда открыл глаза — её уже не было в комнате.
Всё становилось совсем непросто. Если эта женщина, прекрасная и страшная, как сама Смерть, заявила, что объект её сын, она, пожалуй, не даст Страннику нарушить клятву и унести камень в храм. Тогда что же делать?
Странник застонал. Цена, которую он запросил у Свободных, делала несвободным его самого.
Часть 1. Глава 12. Лазарет-на-семи-ветрах
Мать Некромантов сварила кофе. Запах напитка проникал в самое сердце — крепкий, бодрящий и даже сытный. Она сварила и налила две чашки вместо одной.
Она остановилась возле двери в первую гостевую комнату, где поселили Омегыча. Оттуда доносились шорохи, из-под двери поддувал сквозняк. Неужели исчез?!
В руках был поднос, так что Мать открыла дверь ногой. И увижеда, что Омегыч, едва пришедший в себя, слабый и бледный, стоял посреди комнаты в одних подштанниках и делал зарядку. На худом теле виднелись следы ран, ещё не заживших полностью — багровые, страшные рубцы. Стало по крайней мере понятно, почему он появился в доме скособоченным и хромым: его, видимо, преследовали и пытались убить не один раз.
Мать смотрела на Омегыча со спины и всего секунду, потому что, едва услышав, что дверь открывается, он нырнул в кровать и укрылся одеялом, краснея, словно мальчишка.
— Доктор Конрад велел тебе лежать, — сказала Мать и поставила поднос на стол. — Сядь-ка. Ты ведь уже знаешь, что твой убийца находится в соседней комнате?
Омегыч протянул руку, стянул со спинки кровати рубашку, и неуклюже надел её. Лишь затем он поудобнее уселся на кровати, взяв чашку обеими руками, и стал жадно пить, вздрагивая от слишком горячего кофе. На Мать он почти не смотрел, старательно обводя её взглядом.
— Не знал, — сказал он, наконец. — Мне… уйти? Я чувствую, что камень снова набрал силу, но пока ещё могу сдержать его, чтобы остаться. Но я могу…
— Нет. Убийца слаб и болен. Кроме того, он поклялся не трогать никого в этом доме. Я ему не доверяю, но у меня есть одна мысль.
Омегыч допивает кофе одним большим глотком и кивнул.
— Это хорошо. Я не хочу уходить. Совсем. Но не знаю, сколько продержу камень. Но надеюсь, со временем это как-то исправится…
— Оставайся. Мне нужно твоё имя, потому что я хочу сделать следующий ход первой. Для этого я должна тебя усыновить.
Омегыч кашлянул.
— Усыновить? Ты же не хотела, — сказал он растерянно.
— Потому что это не по нашим правилам. Обычно моими приёмными детьми становятся не так. Но у меня нет другого пути, и у тебя тоже. Боюсь, либо он тебя убьёт, либо ты его. Мне не надо ни того, ни другого. Так имя твоё?..
— Альфред, — ответил Омегыч.
Он вновь отвёл глаза от Матери, но она успела заметить в них необычный блеск — словно два красноватых огонька на самом дне. Вид у Омегыча был какой-то несчастный. Но ведь не до вида сейчас. Нельзя, чтобы здесь кто-то умер.
— С сегодняшнего дня ты мой сын. И ты — мой младший сын.
Она вложила в его руку две игральные кости, потёртые, желтоватые, с чёрными точками. От прикосновения Омегыч слегка вздрогнул, а кости взял так, словно обречён выбрать между жизнью и смертью. Он посмотрел на Мать, словно спрашивая, насколько это необходимо. И на этот раз не отвёл взгляда, не спрятал своего огня.
— Я знаю, что тебя удерживает, — сказала Мать Некромантов и сделала едва заметную паузу. — Но подумай о другом. Ты хотел семью, она у тебя теперь есть. Брось кости, и мы узнаем, сколько тебе будет сегодня лет.
…Убийца сам сказал, что не трогает женщин и детей. Так что у неё есть надёжный способ защитить Омегыча.
И вот он сидит, темноволосый, незагорелый мальчишка, и на одеяле кости лежат рядышком, три точки и четыре. Рубашка сильно велика ему, и виден старый рубец на плече, особенно грубый и жуткий на худеньком детском теле. Мальчик растерян и едва не плачет. Зато Мать очень довольна.
— Что приготовить на завтрак, сынок? — спрашивает она.
— Можешь отставить костыли в сторону и сделать пару шагов. Но не спеши.
Доктор Конрад внимательно посмотрел, как Теренций неуверенно ходит по комнате, опираясь то на спинку кровати, то на стол. Без костылей у него получалось плохо, но юноша старательно улыбался.
— Нигде не больно?
— Неа, — беспечно сказал Ванильный Некромант.
— Он хочет ещё попробовать полетать, — ябедничает с окна череп Гоша. — Потому что он балда!
— Нет, потому что наш спор ещё не окончен…
— Ваши споры, молодые люди, меня никоим образом не касаются, — строго произнёс доктор Конрад. — Но если вы, уважаемый Теренций, едва начав ходить, приметесь прыгать с крыши в надежде полететь — я вас больше лечить не собираюсь. Будете в другой раз вместо недели-другой лежать месяц, а то и больше! Люди не должны летать.
— А вот Бессвет…
— Бессвет не человек, — безжалостно сказал доктор. — У него лёгкие пористые кости, у него перья на спине и голове, у него, в конце концов, крылья. А вы, молодой человек — человек. И ведите себя по-человечески, а не по-свински. Подумайте о ваших родителях, которым рано или поздно придётся собирать вас по косточкам. Получится ли у них после этого полноценный сын — ещё неизвестно! Вы слышите? Не ведите себя по-свински!
— Свиньи не летают, — буркнул Теренций, обиженный тоном врачевателя.
— Я говорю для вашей же пользы. Раз родители не смогли вам объяснить элементарную, банальную, тривиальную истину — это сделаю я. Люди не созданы, чтобы летать.
И, подумав, Конрад добавил:
— К тому же некроманты не могут владеть такими заклятиями, как левитация, трансформация и целительство. Не дано!
И уходит.
— А вот мама умеет исцелять, — ворчал Теренций, всё ещё споря. — Правда, она не очень сильный целитель… но умеет!
— Ты будто не слышал его! — так и взвился на подоконнике Гоша. Он аж подпрыгивает от негодования. И едва не падает с окна. — Я выиграл! Выиграл! Выиграл!
— Ещё нет! — закричал Ванильный Некромант и нервно прошёлся по комнате на костылях. — Дай мне ещё неделю!
— С какой это стати?
— Да с такой, что я болел и не мог продолжить опыты по левитации, значит, эта неделя не считается! — заспорил Теренций. — Значит, у меня ещё есть время! И я полечу… полечу в конце этой недели, не позже. Даже если ты наябедничаешь матери и отцу! Даже если меня привяжут! Клянусь всеми костями мира, я ПОЛЕЧУ!
— Ты сейчас похож на мальчишку. Глупого упрямого мальчишку, — послышался голос от окна.
Оно распахнулось словно само собой. Подхватив на руки падающий с подоконника череп, Бессвет влетел в комнату. Здесь было так мало места для распахнутых крыльев, что со стола свалился кувшин с водой, а рядом чуть не рухнул сам Ванильный.
— Тебе же ещё нельзя! — сказал он восхищённо.
Он в восторге от крыльев, от полёта Бессвета и от его бунтарства. Вот как надо!
— Честно сказать, я всю дорогу от Пещеры шёл пешком, — признался Бессвет. — Хорошо, что нынче пасмурно. Взлетел я только снизу и до твоего окна, это не считается.
— И… как оно? — жадно спросил Теренций.
Череп Гоша на руках оперённого что-то пробубнил, но на него не обратили внимания.
— Здорово, — вздохнул Бессвет. — Так я насчёт одного глупого спора…
Он поставил на стол сумку, в которой звякнули склянки.
— Здесь всё, что надо. Но! Зелье составляешь вместе со мной или с Омегычем, он всё-таки опытнее тебя в создании составов. Летишь только когда я встану на крыло. Всё делаешь под присмотром. Понял?
— Почему ты помогаешь мне? — с восторгом спросил Теренций.
Ему сейчас как будто и не шестнадцать лет, он выглядит как ребёнок, которому вот-вот дадут в руки воплощённую мечту.
— Понял? — с нажимом произнёс Бессвет.
— Понял.
Оперённый схватил сумку и пошёл прочь: видимо, на сытный запах блинчиков из кухни.
Он не обернулся на очередное «почему» Ванильного Некроманта. И так ведь понятно, зачем и почему. Потому что Теренций — он упрямый, он всё равно будет пытаться. Уж лучше путь пытается с присмотром. На то и существуют старшие братья, чтобы присматривать.
Ранним утром в кухне возле расписания столпились сразу несколько человек, и их взволнованные голоса Мать услышала ещё от крыльца. Поставив кружку, из которой пил Дух Леса, на стол, Мать Некромантов подошла к чёрной доске, где в списке, сделанном мелом, первым значилось имя: «Альфред» и в скобках «Омегыч», пояснила:
— Так надо.
— Но почему? — спросил Упырёк, почёсывая бородёнку. Он её уж и холил, и лелеял, а всё равно росла кое-как. — Это не по правилам!
Хелли Рэй стояла молча, скрестив руки на груди. Но и по её молчанию делалось ясно: не одобряет.
Мать вздохнула:
— Я решила нарушить правило, потому что мне не хотелось другого исхода. Иногда от правил… устаёшь.