— Ты маг, — сказала богиня. — Тебя зовут Альфред. Это я помню. Но зачем ты сюда пожаловал?
— Я знаю, что в храме была большая библиотека, — ответил Омегыч. — Когда я пришёл сюда несколько месяцев назад, я видел книги про деяния богов, и среди них одну, где рассказывалось о воскрешении бога.
— О да, — задумчиво ответила его прекрасная собеседница.
Она протянула тонкую, нежную руку, и Омегыч помог богине подняться на ноги. Богиня улыбнулась снова.
— Меня зовут Ют Безмолвная, — сказала она. — И мне бы не помешала помощь некроманта. Но я понимаю — ты спешишь. Хотелось бы мне, чтобы ради меня кто-то так же старался бы!
— Разве некому? — удивился Омегыч и тут же сказал извиняющимся тоном:
— Прости, богиня. Это было невежливо.
— Ничего, — Ют Безмолвная чуть помрачнела.
Она вела Омегыча за собой, и тот шёл, словно на поводке. Но думал он не о красоте Ют, а о том, как бы поскорее увидеть заветную книгу.
Библиотека храма была ему уже знакома — мрачное, довольно запущенное хранилище премудростей со всего мира. Книга, которую он жаждал читать, лежала на низеньком столике. Напротив стояло кресло, а рядом — маленький пуфик. На подлокотнике лежала горжетка из белого меха. Словно Ют Безмолвная сама недавно сидела тут и читала именно эту книгу.
— Тебе тоже нужно кого-то воскресить? — спросил Омегыч. — Кого-то, кто тебе дорог?
— Ах, если бы всё было так просто! Когда даже сами боги не хотят, чтобы он жил — что я могу? Что мы вообще можем сделать, если родители против?! Я не могу ослушаться их воли — иначе меня ожидает угасание.
Сердце Омегыча дрогнуло. Угасание! Неужели даже такие, как Ют, могут угаснуть? Что тогда говорить о Матери?!
— В тебе горит огонь, — сказала богиня. — Позволь мне открыть ему путь наружу?
— Боюсь, он и так прекрасно знает этот путь, — через силу улыбнулся Омегыч.
Он коснулся книги, открыл её наугад… и тут же понял, что будет не в силах выпустить её из рук, пока не убедится, что Мать жива.
— Читай, — сказала Ют. — Я скоро вернусь. Без меня ты всё равно не проведёшь нужный тебе обряд!
Вздохнула и вышла прочь, прекрасная и печальная.
Омегыч наконец-то прижал заветную книгу к груди, и вдруг ощутил знакомую щекотку. Исчезающий камень очень не любил находиться в храме. Да и для самого Омегыча это могло быть опасным в том случае, если кто-то вздумал открыть шкатулку с детьми камня!
И он покорился неуёмному подталкиванию камня изнутри.
Пошёл снег.
Вернее, с неба принялись падать отдельные снежинки.
Возвращаясь из храма Свободных с украденной оттуда книгой за пазухой, Омегыч внезапно для себя свернул на дорожку к дому Теренция. Его взгляду открылись ужасные разрушения, причинённые Умрах: развороченное кладбище, продавленная крыша домика, выбитые окна. Омегыч потопал по замерзающей, неподатливой земле сапогом, поддел что-то блестящее: серебряная монета неизвестной ему чеканки.
Тут почва зашевелилась, да так, как ни одному жив-курилке не вскопать. И из-под земли с некоторым затруднением вылезла старая знакомая — Блуждающая Башня. По ней тоже словно с тараном пробежались — камни крошились, глаза-окна слезились осколками мутных стёкол. Зелёный мох облез с боков Башни. Омегыч похлопал её по стене и спросил:
— Ну, что скажешь?
Блуждающую Башню в ответ стошнило. Из неё вывалилось несколько разрозненных комплектов костей и полусгнивших тел. Омегыч отступил на несколько шагов, и не зря: оказавшись снаружи, останки зашевелились в попытке собраться в звено цепоглотки. Огнемаг увидел несколько призрачных белёсых теней, которые отчаянно цеплялись к мёртвой плоти и костям. Поморщившись от отвращения, Омегыч пробормотал заклинание, разлучающее дух и плоть, и отпустил мятущихся духов. Башня с благодарностью икнула и зарылась в землю снова.
Омегыч вошёл в дом, осторожно пробрался через обломки потолка и крыши, подошёл к рабочему углу Теренция. Здесь в беспорядке громоздились разные банки, склянки и коробочки. Книги на полках выстроились в относительном порядке. Омегыч перебрал несколько склянок, рассовал по карманам особенно ценные, и в задумчивости покрутил в пальцах найденную монету. Сзади на гербе неизвестной страны было какое-то чёрное пятнышко. От монеты веяло магией. Некромантией. Омегыч, нахмурившись, ковырнул пятнышко ногтем и сунул монету в карман.
Затем он сел на кровать, чувствуя внутри, в образовавшейся после развоплощения Матери пустоте, некое слабое жжение. Словно тот самый огонёк разгорался вновь. Закрыл глаза, прижав воспалённые веки пальцами. Хоть бы прекратилось это мучение. Хоть бы внутри всё замёрзло окончательно. Хоть бы перестать чувствовать боль…
И почувствовал, как снова подкатывает под горло лёгкая тошнота — предвестник того, что исчезающий камень вновь набирает активность. Но в этот раз его тело сыграло странную шутку: оно осталось сидеть на кровати, а вылетел только бесплотный, невесомый дух. Омегыч даже успел подивиться такой странной случайности, прежде чем его призрачные глаза обрели зрение. И тогда он увидел Мать Некромантов — сквозь неё просвечивало разбитое окно и хмурый пейзаж за ним. Но несмотря на прозрачность, у Матери были и серые внимательные глаза, и рыжие волосы, и длинная серая рубашка, тоже призрачно-просвечивающая.
— Вот как это бывает, — сказал ей Омегыч, тщетно пытаясь отвести от неё взгляд.
Мать отвесила ему оплеуху, весьма ощутимую для призрака, и сердито сказала:
— А ну быстро домой. Ты где болтаешься? Отец тебя ищет, между прочим.
— Мам, я…
— Во-первых, никогда не теряй надежду. Этот огонь всего труднее зажечь, а между тем он мне понадобится. Во-вторых — что ты тут устроил вообще? Тебе что было сказано? Отдохнуть и действовать. А ты когда в последний раз спал?
— Мам…
— А ну молчать, сын! Повтори, что я сказала?
— Не унывать и идти домой.
— Я ко всем уже приходила, всем уже явилась, а тебя нет и нет! Далеко от дома отойти не могу, а ты всё где-то шляешься. А всё почему? Потому что ты, балбес этакий, устроил драму на пустом месте! Иди домой и выспись, тебе сказано! Скоро мне понадобится и твоя помощь тоже, — на этих словах её голос обрёл нежность.
Тут Мать Некромантов слегка толкнула Омегыча, он соединился с телом, вздрогнул и упал с кровати. Огонь внутри разгорелся… и полыхал так, словно огнемаг был печкой.
Часть 2. Глава 32. Возрождение
…Сейчас они казались весьма похожими друг на друга. Теро-Теро в чёрных доспехах, которые он никогда не снимал, с султаном из собственных волос на шлеме, и Первый Некромант, обретший наконец материальное тело, хоть и ненадолго. Голубые, как чистое весеннее небо, глаза Первого смотрели в сапфировые очи лича без страха и сомнения.
— Ты уверен? — спросил Теро.
— Если на гомункула наложит отпечатки своей души каждый из нас, а потом в него войдёт душа Матери — всё получится просто отлично, — сказал Первый Некромант.
— Это и был твой план, отец? — спросил Омегыч.
— Мне всегда казалось, — подал голос Упырёк, — что в таких случаях воскрешение невозможно. И во всяком случае — нельзя обойтись без человеческих жертв.
— Не в этом случае, — покачал головой Теро-Теро. — Но когда используешь гомункула, всегда есть опасность отторжения душою искусственного тела.
— Но это же гадость! — воскликнул Омегыч.
Он вернулся вчера. Выспавшись и посвежев, огнемаг вместе с усталостью утратил и какую-то часть прежней неуверенности в себе.
— Гомункул! — с отвращением сказал огнемаг. — Вы хоть имели когда-нибудь дело с выращенным искусственно человеком? Это же мешок плоти и костей, и к тому же весьма сложно вылепить из имеющихся материалов достаточно приличное тело.
— Дух Матери будет не искусственным. И постепенно она сама сформирует себя, так что ты и не отличишь её от прежней, — заспорил Первый. — А иначе придётся собирать её по частице из воздуха, что возможно лишь теоретически.
Тогда Омегыч хлопнул об столешницу большой потрёпанной книгой без переплёта.
— Смотрите, — сказал он и открыл нужную страницу, заложенную рыжим кленовым листком. — «и тогда Ют Безмолвная и Эльвжанни-Без-Прозвища стали сзывать белопёрых чаек и пестрошеих уток, которые собрали повсюду останки Фафнарха, развеянные хитрецом Рюйгги по всему миру, и просеяли воздух с его дыханием на солнечных ситах, и соткали из его волос длинную нить. И из этой нити на полу святилища Ют Безмолвная выложила человеческий силуэт, а Эльвжанни наполнила его частицами Фафнарха, и его дыхание набрала в рот, и вдохнула в останки развеянного брата в силуэт из его же волос. Но он остался недвижен, хотя тело его, нагое и прекрасное, лежало целым и невредимым. В нём не было ни капли горячей крови. Тогда Ют Безмолвная взяла крови у всех его родичей — у матери, брата, отца, сестёр, и всех детей срединного мира, и взяла животворного огня из жил потомков дракона, и влила эту смесь в рот Фафнарха, и он встал, и жил, и победил Рюйгги в поединке, и заточил его…»
— Так, стоп-стоп, — Теро-Теро поднял костлявые руки без перчаток. — Это деяния богов, написанные лживыми карликами.
— Все деяния богов имеют под собой основу. Просто так их никто не опишет, — парировал Омегыч.
— По мне так, вырастить гомункула проще и практичней, чем просеивать воздух через солнечное сито в надежде найти там дыхание Матери, — сказала практичная Хелли.
— А мне этот метод больше понравился, — возразила Каннах. — Он светлый и красивый.
Она выглядела странно. Всё её тело было опутано хитросплетением из прутьев чёрного гибкого металла. Корсет, который поддерживал и руки, и ноги, и голову. Чтобы не натирать нежную кожу, корсет опутывал Каннах поверх бинтов, а поверх она надела сверху одно из детских платьев Бертины — зелёное с ромашками.
— Этот метод не столь противоестественен, как выращивание искусственного тела, — поддержал всадницу Терхаллоу. — В нём нет чёрной магии, которая так пугает нас, детей солнца и неба, принадлежащих к светлому племени, да простят нас приютившие нас тёмные прислужники Смерти, которую мы несомненно чтим, но боимся.