— А… да.
— И позавчера, и вчера… это ведь был ты?
— Я, мам.
— Где ты был?! Удрал почти без одежды, да в такой холод… Нот без тебя совсем закис…
— Нот…
Омегыч отвернулся к плите, поспешно закидывая в турку из кофемолки свежесмолотый кофе.
— Да так, — сказал он, — сначала навестил одну старую мёртвую женщину на кладбище в Розамунде… потом гостил в доме духа некоего старого-престарого алхимика, давно перешедшего в бесплотное состояние, но не утратившего бодрости. А потом сходил к одинокой могиле в лесу… я ведь всё-таки немного некромант. В общем, я говорил с моими давно умершими учителями. Но я плохой ученик и не могу постичь их мудрости.
— Это потому, что ты …
— Ещё маленький? — резко спросил Омегыч, не поворачиваясь к Матери. — Слишком молод? Чересчур занят мыслями о себе?!
— Неа. Ты просто кофе давно не пил. Налей-ка и себе чашечку. Посидим, помолчим. Сдаётся мне, твои учителя слишком много говорили и слишком мало молчали.
И они сели пить кофе. В молчании.
Часть 2. Глава 44. Глазик
Та странная дымка, что проникла в портал, отделившись от драконьего скелета, некоторое время плавала по саду. Затем Теренций, который вышел из дома как-то ранним утром, заметил странное шевеление воздуха и задумчиво проводил непонятное явление взглядом.
Оно, если смотреть прямо, было невидимо, но если рассредоточить взор, делалось похожим на прозрачную медузу. Теренций вернулся в дом, но спустя несколько часов вышел уже вместе с Бертиной и Тобиасом.
Они нашли дымку, окружили и долго разглядывали — она не пыталась улетучиться и словно была вообще привязана к месту, где был портал.
— Что это вообще такое? — Бертина протянула руку к колеблющемуся воздуху, но Тоби ударил её по пальцам.
— На всякий случай я бы поостерёгся…
— Оно не враждебное. Это бывшая сущность… или даже остаток бывшей сущности, — сказала Бертина. — Смотри, она не удирает от нас и не…
Тут «медуза» потянулась во все стороны, распластавшись подобно блинчику, и заколебалось краями, создавая волны. Воздух вокруг пришёл в движение и заметно нагрелся.
— Какая интересная штука, — сказал Теренций. — Давай покажем её маме?
При этих словах штука свернулась клубочком и стала похожа на шарик размером с кулак — белый с перламутровым отливом. Теренций вспомнил о найденной ими жемчужине — она ведь вроде бы выпала из драконьей пасти. Куда же он её подевал?
Ванильный Некромант даже пошарил в карманах. Но жемчужины там не нашёл.
— Это не сущность, а энергия, — сказал Тоби. — И она может быть опасна, если наберётся сил.
— А откуда она? — спросил Теренций. — У нас такого не водилось.
— Может, осталось после нашествия? В таком случае её надо как-то приструнить.
«Медуза» набрала теплоту, красноватый цвет слегка засияла, а потом сделалась чуть больше и с виду как-то плотнее. Из неё потянулись щупальца, а затем с некоторым усилием эта «штука» приобрела очертания дракона.
— Ого, как она умеет. Тут бы лучше с Омегычем посоветоваться, — хмыкнул Теренций.
На всякий случай они все трое приготовились защищаться. Мало ли, вдруг эта штука опасна?
— Омегыч… Где ж его взять, — вздохнула Бертина. — Пропал куда-то…
— Мне казалось, что я утром его видел, — сказал Тоби.
— Нет, его тут сейчас нет, — ответила Бертина. — Если и был, то исчез.
Пока они так стояли и смотрели на превращения непонятной субстанции, из будки выбежал пёс Ватсон, по своему обыкновению вихляясь всем телом в знак приветствия, и спугнул «медузу» — она распласталась в воздухе, стала прозрачной и улизнула.
Винни, поселившийся в домике, где раньше жила Мать Некромантов, откровенно заскучал, когда настали пасмурные дни. Оказалось, что в такие дни на острове вовсе не весело! Сидишь себе у окна и скучаешь. Если нет ветра — безбожно душно и влажно. Если ветер есть, он сбивает с ног. Юный некромант сидел у окна и дулся. На всех сразу. Чувствовал себя всеми брошенным — и втройне несчастным. Почти все разбрелись кто куда! А на острове зарядили дожди и стало ужасно скучно.
Потом Винни вспомнил, что Диты сегодня опять нет, а в кладовке остались только те продукты, которые требуют долгого и вдумчивого приготовления, к примеру, рис, ямс, саго и кукуруза. Спрашивается, зачем он слопал все консервы и сухари, даже ни разу не сварив кашу? И ветчины больше нет. А мясо ещё три дня назад кончилось — когда они на всех нажарили шашлыков. Вот, сыновья Матери Пиратов тоже виноваты, надо и на них подуться немного. Куда они все, кстати, полетели на этой Чайке? И почему не взяли его с собой? Чайка, стало быть, тоже достойна того, чтобы на неё немножко подулись…
Дождь пошёл ещё более обидный — мелкий, осенний. Да, да, здесь тоже наступала осень, на этом благодатном острове! И что с того, что тут растут вечнозелёные деревья, а снега не выпадало вообще никогда? Всё равно унылое время настало.
Винни нахлобучил на голову старую брезентовую зюйдвестку и вышел, с усилием открыв разбухшую дверь.
До маяка он брёл дольше, чем обычно, зато по спуску к пляжу попросту съехал — тропа сделалась скользкой, как будто ее полили маслом.
Увиденное его поразило. Эти двое, Сарвен и Хелли, взяли в домике старый брезент, видимо, предназначенный для какой-нибудь большой лодки, натянули его на рёбра скелета в районе задней части, где поуже, и сидели там как ни в чём не бывало. Ещё и обнимались! Винни подошёл, унылый и несчастный, мокрый уже до нитки, а у них внутри дракона горел костёр, и дым выходил между рёбрами там, где брезент не достигал низа. Сухо, тепло, лежат спальники и одеяла — настоящее гнездо. Куда как лучше, чем в затхлом домике возле маяка, где к тому же течёт крыша.
И не так одиноко, как у Винни — потому что их, видите ли, двое.
— Вы ещё поцелуйтесь, — буркнул паренёк, садясь у огня, и с его зюйдвестки полилась на спальники вода.
— Вообще-то мы уже, — сообщила Хелли.
Сарвен слегка покраснел и покосился в сторону.
— Я не помешал? — с вызовом спросил Винни.
— Слушай, мы придумали, как нарастить на него броню. Как его заставить бегать и летать. Мы придумали даже, где взять живую душу, чтобы эта нежить сделалась почти сущностью, — сказала Хелли, не обращая внимания на то, что Винни дуется. — Мы уже всё придумали, кроме одного…
— Как его притащить к дому-на-семи-ветрах, — закончил Упырёк. — Правда, засада?
Винни помолчал. Потом выпил чаю из котелка, что стоял у костра — чай был еле тёплый и пах почему-то рыбой. Потом ещё помолчал и, наконец, как бы нехотя, процедил:
— Зато я знаю. Но вы мне будете за это должны.
— Да? — подозрительно спросила Хелли. — И чего это такое мы тебе должны?
— Кашу. Или варёную картошку. У меня полно всякой всячины, которую как-то надо готовить, — с тихим отчаянием сказал Винни. — Но я… я не умею!
Упырёк и Хелли переглянулись и прыснули со смеху.
— Это потому, что ты плохо дежуришь по кухне, — сказал Сарвен. — Когда приходит твоя очередь, ты только и делаешь, что разогреваешь вчерашнее или режешь бутерброды, лентяй.
Винни захотелось подуться на них ещё немного, и он даже принял эффектную позу и сделал соответствующее выражение лица. Но, подумав немного, решил, что так ему точно не достанется нормальной еды, и лишь пошмыгал носом.
— Я исправлюсь, — заявил он. — Но… после обеда!
— А где, извините, Омегыч? — в кухню заглянула Бертина. — Мы хотели посоветоваться насчёт кое-чего…
— Не знаю, — вздохнула Мать Некромантов. — Этот вопрос всегда всех волнует! Если вдруг увидите его, скажите, чтобы пообедал хоть раз по-человечески!
— Угу, — крикнула Бертина, уже поворачивая к лестнице. — Ребяяяят! Его правда нет! Что делать будем?
И откуда-то сверху Мать услышала неторопливый ответ Ванильного.
— Ждааать.
— Вот же Олух, — усмехнулась Мать. — Ждааааать… вот так и приходится кого-то всю жизнь — ждать, ждать и ждать.!
И она поняла, что это уже становится невыносимым: всякий раз оставаться дома в ожидании кого-то из своих. Надо, надо будет ещё раз куда-нибудь выбраться. Ведь на острове было так здорово!
Омегыч бежал по дороге — размеренным темпом, экономно расходуя силы. У него было сейчас очень сосредоточенное лицо и задумчивый взгляд. На лбу блестел пот, и тёплая куртка распахнулась на груди. Под нею не было рубашки, да и от штанов осталось что-то невразумительное. Лучше всего держались башмаки, но и у них едва не отваливались подошвы.
От Омегыча шёл пар. Время от времени по его светлой коже пробегали багровые сполохи, и тогда глаза зажигались ярким оранжевым огнём, а спину под курткой заметно корёжило. Но он вбирал в лёгкие холодный влажный ноябрьский воздух и не останавливаясь бежал дальше.
Иногда Омегыч останавливался, чтобы перевести дух, и упирался руками в колени, и снова его спина вдруг начинала бугриться в районе лопаток, норовя сдёрнуть с тела ненужную куртку. Он закрывал глаза, старался расслабиться, восстановить дыхание и ни о чём не думать.
Это непросто. Мысли прозрачными стеклянными шариками перекатывались в голове, наскакивали одна на другую и бились с лёгким звоном. Их осколки больно ранили его изнутри, прорывались наружу и становились то чешуёй на коже, то острыми остовами ещё не сформировавшихся крыльев. Тогда Омегыч рычал и усилием воли загонял своего дракона внутрь сознания. «Я не хочу становиться зверем, — твердил он себе. — Я всегда буду держать тебя под контролем, потому что останусь в первую очередь человеком, а уж потом драконом. А не наоборот!»
И он вспоминал случаи, когда позволял ещё не сформированному зверю выйти наружу и шёл у него на поводу. Поддался чарам и спал с Ют — это раз. Разозлился на неё и посмел заарканить её огненной петлёй — два…
И третий раз — с час назад в городе с нежным названием Розамунда, где он снова ходил на могилу одной мудрой женщины. Там Омегыч внезапно столкнулся со стражниками, которые заподозрили в нём — и неспроста! — преступника, который занимался гнусной некромантией прямо в черте города, где это запрещено.