росток, такой крепкий, бодрый, упругий, что губы Омегыча задела невольная, горькая улыбка. Део породил жизнь — на зависть сдохшему древнему злу. Вот только и Део больше нет.
Замерли, съёжились недобитые детки. Оскалили зубы, подняли лапы.
Маленькая шкатулка привлекла взгляд Омегыча. Она лежала на полу, и в гнёздах, где могли бы быть камни, гнездилась чёрная пустота.
Теро-Теро стремительно схватил и шкатулку, и череп Древнего, пока те не рассыпались в прах. Омегыч заметил серое облачко, которое лич перехватил чуть ли не пальцами и направил в заготовленную склянку-ловушку.
— Спасибо тебе, брат, — невыразительно молвил он.
Не Омегычу.
Огнемаг уже и забыл, что они заперты внутри дерева, но теперь оно начало умирать прямо на глазах, и вот тогда Омегычу стало страшно за брата, который был внутри этого дерева. Он понимал, что происходило: внутри только что сдох Древний. Он отравил весь этот огромный древесный организм, и в том числе тут часть, которой являлся друид.
Но ещё страшнее, что они могли не успеть выбраться отсюда до того, как дерево сдастся окончательно и рухнет.
— Бери отца, — сказал Омегыч Ливендоду. — Пусть кто-нибудь возьмёт Духа… надеюсь, твоя птица его вынесет. Каннах?
— Каннах без сознания, — коротко ответилТерхаллоу.
И кивнул на ещё одну птицу, в седле которой приникла к перьям на шее всадница Ночи.
— Неважно. Выводи всех за мной. Ах да, выход… сейчас будет выход.
Им уже всем не до нежити, но нежить кинулась атаковать, желая задержать как можно больше людей в гибнущем дереве. Правда, атаки деток слабели. Им неоткуда больше было брать силы, нечем поддерживать восстановление, и постепенно создания Гиердама разваливались на части. Под ногами крошился пол, превращаясь в труху. Дух Натаринхоу ушёл в болотную жижу сначала по колено, затем по грудь. Омегыч выдернул его, взвалил на плечо и вытянул руку к ближайшей стене.
— Гори оно всё…
В голове Омегыча растекалось тёмное отчаяние, и не было впереди просвета. Он вызвал огонь себе на подмогу, не думая, останется ли после этого что-нибудь на потом.
В ушах у него всё ещё звучал голос брата, весёлый, словно они были на танцах, а не в бою.
Жги, Омегыч. Жги!
Часть 2. Глава 50. Возвращение домой
Теро-Теро повернулся к месту, где только что был Первый Некромант, и с ужасом увидел лишь болотную жижу, просачивающуюся сквозь прохудившийся пол. Не было ни тела, ни даже чёрного дыма. Омегыч уже прожёг изрядную дыру в стволе, но выходом всё ещё не пахло: ствол очень толстый. Сверху валились сухие ветки. По счастью, они были настолько трухлявые, что рассыпались, едва касаясь голов и плеч людей. Вокруг Омегыча эта труха вспыхивала и окружала его горящими искрами. Теро понял, что парень вот-вот обратится в дракона: у него вся рубашка уже разлезлась в клочья, а кожа покрывается чешуёй и роговыми наростами. Мальчишка! Но у Ливендода не было времени останавливать его.
Теро-Теро скрипнул зубами и поскорее призвал свою птицу. Она кружила где-то наверху или сидела на ветках снаружи, но теперь прорвалась сквозь трухлявую завесу. Выход был свободен, а Омегыч всё-таки прожигал дыру в стволе — пока не появилась прореха, достаточная, чтобы всадники могли выйти. Их ноги утопали в жиже, но вроде бы никто не провалился ниже, чем по колено. Омегыч выволок наружу Лесного Духа, всадники поднялись по камням повыше, чтобы уйти от болота, и тут огнемаг оставил Духа их заботам, а сам вернулся внутрь дерева. Оттуда он вынес на руках ещё двоих, неясно только, раненых или убитых, и на его штанине сзади повисла мелкая нежить, пытающаяся напоследок цапнуть посильнее.
Ливендод спустился ниже, спешился, чтобы чем-нибудь помочь, и увидел, что у Омегыча совершенно неживой взгляд. Такие же глаза у него были, когда их семья едва не потеряла Мать.
На молчаливый вопрос брата Омегыч ответил:
— Они погибли. Как же так, Теро? Их нет.
Лич пожал плечами и указал на гнилое дерево:
— Там ещё много заразы. Давай…
Неожиданно голос его пресёкся, словно у него живое, настоящее горло, которое перехватило от горя.
— Давай устроим им погребальный костёр.
Омегыч передал раненых с рук на руки и вдруг увидел ту… рыжую.
— Это она заманила Део в ловушку…Это она увела его, сковала цепями, чтобы отдать в руки Древнему, — сказал он. — Это из-за неё мы не успели как следует спланировать вылазку, и всё пошло не так!
И хотя девушка потом взяла их сторону, дралась рядом с Ведуном и всё такое, Омегыч накинулся на неё страшно и молча. Явно собираясь растерзать девчонку голыми руками. Ему даже удалось оцарапать её шею и плечи когтями, но рыжая даже не вскрикнула. Теро-Теро увидел увечья, которые не могла скрыть тонкая рубашка с открытым воротом. Чинить её не перечинить, эту калеку. В Ливендоде даже проснулся интерес, и он взял брата за плечо.
— Остынь, — сказал он. — Не тебе её судить, этим займётся её Гнездо. Ты лучше доведи дело до конца, — и он снова показал на дерево.
И оно вспыхнуло, да ещё как! Теро-Теро задумчиво уставился на огромный погребальный костёр отца и брата. В его руках появилась шкатулка Древнего, ныне бесполезная. Её он швырнул в пламя.
Омегыч не отпустил рыжую, держал её за руку. Но та и не вырывалась, стояла и смотрела на горящее дерево остановившимся взглядом. По грязным бледным щекам девушки бежали слёзы, а Ливендоду плакать было не дано.
— Она просила передать, — вдруг отрывисто сказал Омегыч. — Мать. Она сказала передать тебе — не идти на поводу своих эмоций, а отцу — поберечь себя. А Део…
Тут с уступа посыпались камни: почва проседала. От горящего дерева шёл жар, а болото всё наступало, и Теро-Теро затащил Омегыча и рыжую повыше. Они остановились возле деревца. Как и многие растения здесь, оно было нездорово — увядшие листья, почерневший от гнили ствол. Он оно вдруг задёргалось, заизвивалось, а потом покрылось зелёными побегами, распахнуло ствол… и оттуда выбрался абсолютно голый и ужасно злой рыжий парень.
— Ты! — закричал он Омегычу. — Ты что творишь, подлец? Убить меня решил, да, ёлки-веники?! Знаешь, как меня обожгло?! А дерево?! Ты уничтожил великое дерево!
От неожиданности Омегыч выпустил рыжую и оскалил зубы, и Теро-Теро увидел, что у него пробились не только крылья, но и хвост. Это было нехорошо — это могло его, между прочим, убить, потому что сорванец ещё не был готов перевоплощаться. И Ливендод, с трудом собрав мысли и эмоции, спросил как ни в чём не бывало:
— Так что Мать велела передать Део?
Мать — отличный рычаг, чтобы управлять Омегычем. Её авторитет для него слишком велик. Да и Део заметно успокоился, услышав про Мать. Вот оболтус… да если бы его не ожгло как следует, он и в себя бы не пришёл. Надо его ещё проверить, насколько ему аукнется пребывание внутри него ядовитого некроманта…
— Она сказала, что надо уметь прощать чужие ошибки, — с трудом произнёс Омегыч, постепенно принимая более человеческий облик.
Рыжая девушка бросилась к Ведуну, который выпутывается из веток и щепок. Тот нерешительно обнял её, и только после этого с удивлением взглянул на себя. Его щёки медленно залил румянец.
— То-то мне показалось, что что-то не так! — пробормотал друид. — Где-то у меня были ботинки… и штаны. Не то чтобы я по ним скучал… А где отец?
— Прощать ошибки, говоришь?! Не могла она такое сказать, — расстроенно и сердито проворчал Део-Ведун. — Это ты придумал, чтобы я тебя не побил.
Ему и братьям пришлось нелегко. Чтобы уберечь лес от пожара, начавшего распространяться по верхам, они очень долго валили отчаянно сопротивляющееся смерти дерево. В конце концов, верх они одержали. Део причитал над всем лесным великаном и над каждой его частью по отдельности. А когда Терхаллоу сдержанно и немногословно сообщил, что Лесной Дух не выдержал гибели центра леса и умер, Ведун пришёл в отчаяние.
Омегыч поверить не мог. О гибели отца друиду сообщили точно так же. Но Део лишь отмахнулся.
— Знаю я эти его штучки, — проворчал он.
А из-за дерева устроил истерику! И из-за какого-то чужого духа, пусть даже и лесного.
И теперь сидел на дереве, глядел на лес, растущий из болотной жижи, пил из берестяного кубка кислющее местное вино и ругался. Одежду ему кое-как подобрали — только вот всё было ужасно узкое и короткое. Део выглядел так, словно бросил кости на возраст, но уменьшилась только одежда. Мосластые руки и ноги торчали из штанин и рукавов, а обуви на его размер и вовсе не нашлось. Как он обходился без неё на стылом осеннем ветру, было неясно. Наверное, злость его грела.
— Это было сердце Натаринхоу, и оно умерло! Ты хоть понимаешь, что это значит для искалеченного леса? — спрашивал Део у Омегыча. — Это же катастрофа! Вот сейчас эта гадость засохнет, остатки нежити вы повыведете, а дальше что?
— Ну… дальше лес будет расти нормально.
— Дубина! Нет, не так, дубина — она деревянная, да. А ты… ты тупой звероящер. Неотёсанный болван!
Део отпил изрядный глоток вина и скривился.
Омегыч изо всех сил старался сдерживаться, чтобы не треснуть этого раздолбая по шее. Сидит, обзывается…
— Почва отравлена, сейчас всё высохнет, и она засолится… а у деревьев тупо повреждены корни. Всё здесь превратится в пустыню, и довольно быстро. Эти бедолаги, если не переберутся куда-нибудь, повымрут. А всё ты!
Омегыч не выдержал и пнул друида по босой ноге.
— А что я? Я тут два дня, а ты три. Мы здесь вообще могли бы и не появиться. Всё, что тут было изувечено, сделано без нас. Так что помалкивай… оболтус.
Теро-Теро возник рядом неслышно, сел на ту же ветку, на которой сидели Део и Омегыч.
— Нам пора возвращаться, — сказал он. — Кто-то должен сказать Матери… ну…
Братья замолчали. Потом Омегыч молча взял берестяной кубок у Ведуна и сделал большой глоток.
Део отобрал кубок и с огорчением уставился на пустое дно.
— Вот проглот, — сказал он. — Вы как хотите, а я остаюсь. Передайте там всем мои приветы. Особенно маме и отцу.