– Фориан… – прошептал Реймон. – Ты же пять лет мне служил!
– Я работал на вас, сэр, – ответил Мирт. – Но служил я только повелителю Сатриану. И пять лет – это немного, на подготовку спектакля можно потратить и больше.
Архонт одобрительно улыбнулся и кивнул.
Реймон стиснул зубы, начиная понимать, что на самом деле случилось в Коридиане. Какой… действительно, какой спектакль был разыгран.
– Я взяла на себя нижние слои, – мечтательно улыбнулась Лира. – Да, прошу прощения, повелитель, но там ранее встречалось немало латентных псайкеров. Местная мифология очень помогла – оказалось легко вплести истории о Звездах и приходящих с них воинах, и местные не ощутили никакой фальши. И все сложилось хорошо – немного легенд, немного убедительных речей… и восстание готово.
– А я помог ему сверху, – добавил Фориан. – Придавить народ, где это необходимо, допустить халатность… не свою, конечно. Спасибо, сэр, что так мне доверяли. Задача стала гораздо легче, как только я получил в руки подобающие полномочия. И спасибо, что вы так и не разлюбили силовые методы – это еще больше мне помогло.
Реймон даже застонал. Улыбка Сатриана стала чуть шире.
– И в результате, – сказал эльдар, – ваш город охвачен междоусобицей, а его оборона не действует. Вместо того, чтобы прорываться сквозь препятствия, теряя воинов кабала, нам остается лишь прийти и пожать плоды. Что мы сейчас и делаем.
Губернатор стиснул рукоять меча.
– Почему, ксенос! – выкрикнул он. – Почему ты мне это все говоришь?
Сатриан приподнял бровь.
– Если кто-то не понимает смысла спектакля – то ему надо объяснить, не так ли? Иначе удовольствие для творца… тускнет.
Это стало последней каплей.
С приглушенным рыком Оливер Реймон рванулся к Сатриану.
Он знал, что сейчас на него обрушатся десятки ударов, что он неминуемо погибнет – но иначе поступить просто не мог. И даже удивился, когда его выпад отбила только когтистая перчатка архонта.
Остальные эльдар и близнецы стояли неподвижно, с интересом наблюдая за боем. В сердце Реймона вспыхнула надежда: может, он все-таки избавит Галактику от одной мерзости!
Он пустил в ход все свое искусство; искрящийся клинок плел замысловатые петли, рассекал воздух и размывался в сверкающие полосы при ударе. Но Реймон постоянно опаздывал – на секунду, на полсекунды, на долю мгновения… Проклятый чужак был слишком быстр! То ускользал, то парировал удары.
Оставалось только не дать ему возможности для маневра. Реймон попытался выстроить бой так, чтобы оттеснить ксеноса к статуям, загнать между ними, не позволить уклоняться. Архонт отступил, губернатор уже мысленно видел, как нужно атаковать, как ударить, чтобы убить наверняка…
Выпад. Точный выпад с финтом, из арсенала редких приемов, которые Реймон приберегал для действительно опасного противника.
Лишь через миг губернатор понял, что его оружие ушло глубоко в мрамор статуи. И что в его собственной груди нарастает холодная боль, а вокруг вонзившихся в тело когтей сочится кровь.
И в последний миг жизни Оливер Реймон услышал слово, что Сатриан выдохнул рядом с ним:
– Занавес.
Когда архонт выпрямился с еще бьющимся сердцем в руке, один из воинов мгновенно оказался рядом, поднес прозрачный контейнер. Сатриан опустил сердце в него, сам закрыл крышку и довольно улыбнулся: коллекция в очередной раз пополнилась. Теперь оставалось лишь собрать Звезды Комморрага, щедро впитавшие сотни тысяч душ, и способные годами пополнять силы воинов его кабала.
И праздновать исполнение плана.
– Какая это планета у вас по счету? – спросил он, поглядев на близнецов.
– Шестая, – ответила Лира; ее брат кивнул.
– А, – протянул Сатриан. – Число Жажды. Это стоит отметить особо.
Мягким движением он извлек полупрозрачный флакон и поманил к себе близнецов. Те приблизились, не отрывая взгляда от жидкости во флаконе.
– Да, – улыбнулся Сатриан, – это кровь одного из наших сородичей-отступников с миров-кораблей. В награду за успех я дозволяю вам испить ее.
Фориан принял флакон с благоговением, поглядел на Лиру. Потом они оба помедлили и отошли к окну – так, чтобы в момент глотка смотреть на город, терзаемый детьми Комморрага.
Сатриан улыбнулся. Режиссеру приятно, когда актеры проникаются ролями.
Дверь пропадает, рассыпавшись в пыль. Киана испуганно вскрикивает, забиваясь в угол. Криш выставляет перед собой нож дрожащими руками. Он понимает, что оружие бесполезно, но душу захлестывает неистребимое желание жить, спасти и себя, и сестру.
На пороге возникает гибкий полуобнаженный силуэт. Криш даже не успевает моргнуть, когда воздух рассекает кнут: отдающий презрением щелчок выбивает нож из пальцев, и мальчик с криком хватается за поврежденное запястье.
Кнут вспарывает воздух вторично, но звучит резкий приказ, и убийца в последний миг уводит его в сторону. Вместо головы Криша гибельное острие вспарывает стол.
Женщина-ксенос отступает в сторону, наклонив голову. В дом входит иная фигура, и дети с одного взгляда понимают: это их владыка. Они ничего не понимают в отделке доспехов, но вошедший излучает холодную ауру власти.
Темные глаза, полные звездных теней, изучают Криша и Киану. Мальчик отступает назад, сестра стискивает его локоть.
– Близнецы, – произносит лорд-ксенос с безупречным выговором. Дети остаются неподвижны, не в силах оторвать взгляда от совершенного лица. – Скажите мне, дети людей, вы хотите умереть?
– Нет, – отвечают близнецы одновременно. Они помнят, что ксеносам надо плевать в лицо и цитировать святые слова Императора, но память и воля тают под пристальным черным взглядом.
Какое-то время ксенос медлит, задумавшись. Потом медленно улыбается – словно клинок вспыхивает в ночи.
– Возьмите их, – приказывает он, по-прежнему на готике, чтобы близнецы поняли. – Доставьте на мой корабль целыми и невредимыми. Я буду говорить с ними сам.
– Повелитель? – изумляется ведьма. – Зачем вам эти детеныши мон-кей? Они слабы, тупы и бесполезны!
Архонт Сатриан улыбается снова, и в его глазах на миг отражается будущее, полное плененных душ и залитых кровью улиц человеческих городов.
– Ты разве плохо меня знаешь, Эривия? – спрашивает он. – Я всему нахожу применение.
Меч безмятежности
– Как это понимать? – озадаченно спросил генерал Моррис. – Полковник Мацудайра, что это значит?
Высокий офицер, затянутый в форму 77-го Акемийского полка ответил взглядом, полным сдержанного удивления.
– Что вас смущает, сэр?
Тон был безупречно вежливым, но в глазах полковника читалось легкое пренебрежение – обычное для Имперской Гвардии отношение к силам планетарной обороны.
– Вот это! – генерал указал за окно, на выстроившуюся там маленькую группу людей. – Я понимаю, что у вас смешанный полк, но почему такой состав и на такой машине?
– А, – полковник снисходительно улыбнулся. – Сэр, вы не знакомы с акемийскими традициями, не правда ли?
Генерал недовольно засопел. Манеры полковника были безупречны, репутация полка – тоже. Но Морриса он безмерно раздражал.
– Нет, – процедил генерал. – Не знаком. Поясните, пожалуйста.
– В основе большинства обычаев Акеми лежит традиция преемственности, – охотно объяснил Мацудайра. – Профессии родителей переходят к их детям, и так создаются династии со стойкими традициями и навыками, передающимися из поколения в поколение. И возраст тут не помеха, потому что готовить к будущему занятию акемийцев начинают с самого детства. Особенно военных, потому что, как вы знаете, жизнь солдата опасна.
– Так что, поэтому… – Моррис невольно оглянулся на окно.
– Да, – кивнул Мацудайра. – Их родители погибли, и дети заняли их место в экипаже. Не беспокойтесь, молодость не мешает: они уже не в первый раз участвуют в битвах.
Генерал снова озадаченно уставился в окно – на ровные ряды боевых машин 77-го Акемийского бронетанкового полка. И в особенности на тяжеловесную громаду «Гибельного клинка», затмевавшую все остальные танки.
Перед ней, не двигаясь, стояли десять девушек шестнадцати-восемнадцати лет в униформе танкистов. Неподалеку виднелись еще три фигуры – приданные специалисты.
– Не беспокойтесь, – повторил Мацудайра. – Они столь же способны, как и более взрослые солдаты любого пола. У нас говорят – «ни пол, ни возраст, ни цвет не помешают тебе умереть за Императора».
– Не могу с этим не согласиться, – признал Моррис.
– Сперва я проверю болтер.
– Лейтенант! Это же мой пост.
– Сперва. Я. Проверю. Точка.
– Лейтенант…
– ХАРАДА! Пока я не проверю, что там нет зарядов, я тебя на десять метров к болтеру не подпущу! Только не пока мы стоим на базе, ясно?! Хватит с меня одной твоей истории в стиле «этот шрам я получила, когда неудачно застрелилась из болтера».
Харада Наоко насупилась. Свой боевой пост она обожала, но командир танка регулярно принималась устанавливать железную дисциплину, и не щадила никого.
– Идзуми, – попыталась она зайти с другой стороны, – ты же меня с детства знаешь…
– Во-первых, я тебе сейчас не Идзуми, а лейтенант Датэ, – последовал ответ. – Во-вторых, именно потому, что знаю – не подпущу.
Спорить было бесполезно. Харада с ворчанием полезла вниз, пока ее командир проверяла спаренный тяжелый болтер. Простого осмотра было недостаточно, так что Датэ щелкнула себя по правому виску, пробуждая скан-системы аугметического глаза и тщательно проверила и ствол, и систему подачи зарядов. Довольно кивнув, лейтенант ловко перелезла по корпусу к громадному стволу главной пушки.
Любые «Гибельные клинки» несут на борту целый арсенал, и «Меч безмятежности» исключением не был. Чудовищная сотрясающая пушка, три спаренных тяжелых болтера, две лазпушки, десять человек экипажа плюс трое приданных – машина была исполином 77-го Акемийского.
Удовлетворившись осмотром, лейтенант спрыгнула вниз, ласково погладила броню танка. Сунула руку в карман, коснувшись прохладного металла, мимолетно улыбнулась, но тут же вернула на лицо суровый взгляд. Датэ Идзуми искренне считала, что подчиненные должны быть умны, инициативны, деятельны и регулярно получать по ушам – чтобы все эти качества направлялись в нужное русло. И получалось; невысокий рост ничуть не мешал лейтенанту Датэ внушать уважение к себе.