Или когда-то он был человеком.
Все его тело представляло собой сплошное кровавое месиво – кости переломаны, плоть разорвана и смята, лицо измолочено в багровую кашу. Ни единого целого сустава, каждый из них раздроблен и сокрушен. Если бы не веревки, он бы уже рухнул бесформенной грудой, растекся по камням ручейками крови, осколками костей и лепешками мяса. Кровь, впрочем, и так собралась темным засохшим озером под ногами.
«Камни, – отстраненно подумал инквизитор. – Много камней, которые очень долго бросали».
Над телом жужжали стаи мух, радуясь любезно оставленному пиру. Марку даже показалось, что он видит внутренности – кажется, какой-то из камней оказался острым и прорвал кожу и плоть слишком глубоко.
– В чем он уличен? – спросил Ринешер.
– Он же мутант, – удивилась мэр. – Видите?
Марк сощурился и присмотрелся. За годы работы он повидал мутации всех видов, но, как ни старался, не мог распознать ни одного знакомого ему признака.
– После такой обработки приметы несколько стираются, – вежливо сказал он. – Что за мутация?
– В нем – мы измерили – двести двенадцать сантиметров роста, – охотно объяснила Пэррис. – Норма человеческого роста – не более двух метров; мутант пытался прятаться, но мы отыскали его и подвергли наказанию.
Марк на миг закрыл глаза. Обдумал это предельно простое заявление, вспомнил, как разбирался в хитросплетениях каждого дела о вероятной ереси и степенях дозволенных мутаций.
– А какие-то еще мутанты встречались за последнее время? – спросил он.
– Увы, наша планета еще не заслужила всей милости Императора, – вздохнула Пэррис. – В прошлом году, например, мы очистили несколько новорожденных, у части кожа была темнее, чем нормально, у части – светлее нормального. Явные мутации, которым нельзя дать закрепиться. Родителей тоже исследовали, конечно. Мы всегда так делаем, хотя вот некоторые мутации, увы, иногда остаются незамеченными – вот как эта.
Она кивнула на столб. Лицо Марка осталось непроницаемым.
– Губернатор Стаутон упоминал, что у вас тут псайкер, – заметил он.
– О да, – подтвердила Пэррис. – Мерзость снова прорвалась, такое редко, но случается. Ее звали Делия.
– Звали?
– Ну, она же перестала быть человеком, когда вскрылась ненормальность, – резонно рассудила Пэррис. – Она сейчас ожидает казни, конечно, как только машину починят.
– Как я понимаю, это стандартная процедура, – сухо сказал инквизитор.
– Как и сказано – «не оставляй в живых ведьму», – торжественно процитировала мэр.
– Что, даже если псайкер – инквизитор? – машинально спросил Марк.
Пэррис залилась смехом, словно услышав удачную шутку.
– Вы меня испытываете, сэр, – сказала она, отсмеявшись. – Всем известно, что псайкер не может стать инквизитором. Как же грязное от природы существо войдет в число чистейших слуг Императора?
Ринешер вспомнил множество своих коллег. Хотя бы давнюю знакомую из Ордо Маллеус, которая направляла свою психическую мощь с ювелирной точностью.
Подавив рвущиеся на язык слова, он потребовал:
– Покажите.
«Лет двенадцать от силы», – констатировал про себя Марк. Ожидаемо, дар псайкера обычно и прорывается в детстве или подростковом возрасте, когда у взрослых – повод расследовать. Но, пожалуй, только богатый опыт и помог Марку хоть что-то определить.
Девочка свернулась на каменном полу местной тюрьмы; каждый дюйм ее тела был покрыт синяками и кровоподтеками. Она еле слышно стонала.
– Ее умиротворяют каждый день, – с гордостью подсказала Пэррис, – чтобы не было сил проклинать и убивать.
– А как ее раскрыли? – уточнил Марк.
– Как всегда, по косвенным свидетельствам. Выяснили, что она читала чужие мысли, никогда не приходила туда, где ее могло ждать что-то плохое… Выживала там, где другие подвергались опасности. Наверное, удачу у них воровала. Ну, теперь-то она закончилась.
– Что конкретно вы собираетесь с ней сделать?
– Подвергнуть давлению, конечно, – пожала плечами Пэррис. – Как и всегда.
– Поясните, – попросил Марк.
– У нас есть машина, которую не позднее чем завтра починят, – рассказала мэр. – Мерзость укладывается в нее, затем механизм опускает сверху каменную плиту и придавливает, давит все сильнее. Давит до тех пор, пока не раздробит все кости и точно не расплющит всю плоть, внутренности и мозг. Потом то, что осталось от мерзости, очищают огнем. При помощи камня грех рождения выдавливается из тела, а огнем выжигается скверна из души. Хотите посмотреть на машину? И мы делаем записи каждой казни, конечно.
– Нет, спасибо, – отказался Ринешер. – Принцип я понимаю.
Он снова перевел взгляд на девочку, сузил глаза. А потом, неожиданно даже для себя самого, сказал:
– Я ее забираю.
– Что, сэр? – Пэррис непонимающе поглядела на Марка.
– Ваш подход лишен должного умения и расчета, – сказал Ринешер. – Поэтому о таких вещах лучше заботиться нам, как специалистам.
– Но мы ведь и сами всегда справлялись с псайкерами! – изумилась Пэррис.
– Мэр, – в голосе Ринешера звякнула сталь. – Вы считаете, что вы квалифицированнее в этих вопросах, чем Инквизиция?
– Нет! – испугалась Пэррис. – Конечно же, нет, сэр.
– Я ее забираю, – повторил Марк. – В дальнейшем псайкеров следует передавать именно в руки Инквизиции. Сообщите об этом всем, потому что… такова имперская норма, если хотите.
– Да, сэр! – тут же отозвалась Пэррис.
Ринешер коротко кивнул.
– Грант.
Громадный боец шагнул вперед, наклонился, поднял девочку с пола. Пэррис преданно смотрела на Марка, не обращая внимания на Гранта.
Потому и не заметила, с какой судорожной надеждой тонкие пальцы девочки вцепились в его куртку.
Ринешер заметил. И говорил с мэром до самой машины, не давая Пэррис повода поглядеть в другую сторону.
Ярко освещенный зал и подогретое вино в руках резко контастировали с пейзажами Солитуса. Марк, откинувшись на спинку удобного кресла, задумчиво смотрел на картину, глядя куда-то мимо безупречно выписанных звезд.
Только что он подробно рассказал о своей поездке, и теперь Ирлинг медленно сжимал в ладонях бокал, осмысливая повесть.
– Что будет с девочкой? – наконец спросил торговец.
– Лория сейчас ее проверяет, – ответил Ринешер. – Если не выявит нестабильности – отправим ее в Схоластику Псайкану. Это ведь и по закону; с местной Экклезиархией я еще поговорю на тему терпимости к местным вариантам веры.
Ирлинг грустно усмехнулся.
– Меня и самого не раз критиковали за отступления. Хотя вы же знаете, Марк.
– Знаю, Квентин, – согласился инквизитор. – Но чему удивляться – институт вольных торговцев и создан для того, чтобы ходить по грани.
– Вероятно, потому меня так и впечатлил ваш рассказ, – кивнул Ирлинг. – Вот уж чего на наших кораблях почти никогда не бывает – жесткого стандарта нормы. Хотя мне казалось, что вы к этому должны быть более нетерпимы.
Ринешер мог бы ответить, что работа инквизитора и состоит в том, чтобы общаться с самыми разными личностями, прощать мелочи ради того, чтобы покарать высшее зло. Или что любой инквизитор рано или поздно привыкает к необычному и не мыслит жизни без него.
Но все это Ирлинг знал и сам, так что Марк ограничился простой фразой:
– Мощь человечества – в его гибкости и разнообразии в пределах света Императора.
Торговец наклонил голову в ответ.
– Что будете делать с Солитусом?
– Ничего, – вздохнул Марк. – С церковью я переговорю, как и сказал, сообщу в Адептус Астра Телепатика, но… Это не ересь, Квентин. Никто не отступает от Императора, не желает отделиться от Империума, соблюдает запреты и ограничения. Разве что ситуация с Черными Кораблями… опять же, шаткая позиция. Официально обстановка никак не подотчетна Ордо Еретикус.
– А по совести? – уточнил Ирлинг.
Марк хмыкнул.
– Вы меня давно знаете, Квентин. Инквизиторы не имеют права на такие черты.
Он медленно поднялся, прошелся по залу, вздохнул, сделал несколько глотков вина. Ирлинг молчал, наблюдая за собеседником, иногда переводя взгляд на картину.
Ринешер попытался найти определение тому, что ему более всего не понравилось в случившемся. На язык подвернулась мысль, которая возникала в уме не первый год, с тех самых времен, как он получил инсигнию.
– Иногда, друг мой, – Ринешер отвернулся к иллюминатору, – я думаю, что у нас – инквизиторов Ордо Еретикус – самая тяжелая работа.
– Правда? – удивился торговец. – Не сочтите за оскорбление, Марк, но мне казалось, что ваши коллеги сталкиваются с куда более опасными существами.
– Не в опасности дело, – вздохнул Ринешер. – Ордо Ксенос работает с мерзостью ксеносов, и она неудивительна – чего еще ждать от нелюдей? Ордо Маллеус хранит человечество от демонов, и от них по определению не стоит ждать ничего хорошего. А вот мы…
– А вы работаете с людьми, – тихо сказал Ирлинг.
– Верно, – кивнул Ринешер. – И мы постоянно видим, что творят обычные люди – без всякого влияния ксеносов, не одержимые. Просто люди, зачастую с полностью добрыми намерениями.
Открылась дверь, и инквизитор обернулся. Лория переступила порог, небрежно забросив темную прядь волос за ухо.
– Как девочка? – спросил Ринешер.
– Спит, и все в порядке, – заверила Лория. – Истощена, избита и в целом измучена, но психика стабильна. Кстати, неплохие таланты к предвидению – сдается мне, что потому и не сломалась, интуитивно ощущала, что все изменится.
– То есть, никаких аномалий и опасности? – уточнил инквизитор.
Псайкер встретилась с ним взглядом.
– Нет, Марк. Все в пределах нормы
Расчеты
Три.
Два.
Один.
Пробуждение.
Я открываю глаза; четыре секунды лежу, потом поднимаюсь, быстро, но не резко. Бросаю взгляд на часы – проспал восемь часов ровно. Как и намеревался.
Очень хорошо.
Словно почувствовав пробуждение, подает сигнал вокс-передатчик.
– 17-Z, к контролеру.