Из Спасских ворот Кремля вышла, направляясь к Мавзолею, группа высших руководителей партии и государства. Это были Сталин, Молотов, Ежов, Каганович, Калинин, Микоян, Андрей Андреев, Хрущёв, Маленков. Они шли мимо строя высших военачальников, обмениваясь по очереди с каждым рукопожатиями. Впрочем, было и исключение: принято, что при рукопожатии первым подаёт руку старший по возрасту или положению. Маршал Тухачевский протянул ладонь к Сталину — и генеральный секретарь ВКП(б) её проигнорировал, поздоровавшись с Егоровым.
Затем партийно-государственные руководители, за исключением Ворошилова, поднялись на верхнюю левую, если смотреть со стороны кремлёвской стены, часть трибуны Мавзолея, последовавшие за ними военные разместились уровнем ниже.
Михаил Тухачевский, не отличающийся высоким ростом, почему-то оказался правофланговым, опередив статного красавца Ворошилова. Гамарник, тоже высокий мужчина, встал между ними позади и поэтому зрителю могло показаться, что он — второй в короткой шеренге. По какому-то совпадению Сталин также встал не в центре, а крайним справа.
Длинная стрелка курантов на Спасской башне, качнувшись, сместилась по циферблату к цифре «XII». Из труб военного оркестра первые такты «Интернационала»[7].
— Парад! Смир-рно!
Кинооператоры и сопровождающий их военный с двумя парами «шпал» в петлицах, отчего-то малиновых, присвоенных стрелковым частям, а не краповых НКВДшных, находились у окна в выстроенной на манер древнерусского терема башенке Исторического музея. Обе кинокамеры, установленные на треножных штативах, были направлены наружу, для чего даже распахнули раму: «чтобы стекло не мешало отблеском». Длинные чехлы от «підставок» лежали вдоль стенки даже несвёрнутыми. Когда оркестр на площади грянул пролетарский гимн, майор быстро наклонившись, откинул пустые чехлы и поднял третий, сохраняющий форму, с чем-то увесистым внутри. Через полминуты в руках его оказался австрийский ишлер-штуцер с прекрасной отделкой и ореховым прикладом явно довоенного[8] производства.
— Прицел!
Гиршович тут же протянул вынутый со дна своего саквояжа формованный из толстой коричневой кожи длинный футляр. Когда, гремя сапогами по брусчатке Красной площади пошли чёткие «коробки» слушателей военных академий, оптический прицел при помощи специально изготовленного кронштейна был присоединён к оружию и майор, опершись локтем на подоконник, принялся ловить в цейссовскую оптику фигуру человека в сером полувоенном френче, стоящего крайним на верхней трибуне Мавзолея…
Вероятно, выстрелов из окна Исторического музея никто на трибуне не услышал. Услышали болезненный вскрик и увидели, как оседает вниз, скрываясь за парапетом, поражённый двумя восьмимиллиметровыми пулями Иосиф Сталин.
И сразу же, пока люди наверху суетились — кто пытаясь оказать медицинскую помощь, кто стремясь спрятаться от вероятных следующих выстрелов, Тухачевский развернулся к находящемуся рядом Маршалу Ворошилову и резко дёрнул левой рукой. Из рукава в его ладонь тут же скользнул плоский никелированный, так называемый, «дамский» пистолетик, до того удерживающийся в скрытом состоянии при помощи хитрой системы, выкроенной из эластичных подтяжек. Один за другим раздались три тихих хлопка выстрелов, направленных в грудь любимца Красной Армии, чуть ниже закреплённых в ряд четырёх орденов Красного знамени. Практически сразу стоящий позади Яков Гамарник выхватил откуда-то компактный «маузер M1910» калибра шесть-тридцать пять. Его выстрелы были направлены в Егорова и Будённого. Однако умеющий хорошо выступать перед аудиторией и находить «правильные слова» для своих статей, «главный замполит» был довольно посредственным стрелком даже на такой короткой дистанции. Первая его пуля угодила сзади в бок Егорова, но пять следующих улетели «в молоко»: ловкий и вёрткий, и как большинство кавалеристов, не обделённый силой Будённый успел увернуться и сразу же кинулся на покушающегося, перехватил его руку с зажатым пистолетом и от души нанёс нокаутирующий удар кулаком в челюсть. Почти сразу же из прохода изнутри Мавзолея на трибуну вырвался младший командир Внутренних войск НКВД и бросился к единственному, держащему в руках оружие — Тухачевскому, который всё ещё стоял над телом своего ненавистного оппонента и начальника. Никелированный пистолетик хлопнул ещё разок, но паренёк не отреагировал на попадание, всей массой тела врезаясь в человека с маршальскими петлицами и валя того на пол…
Торжественность парада была сорвана.
Происходящее на трибуне увидели командиры и красноармейцы. Большинство из них толком ничего не успело сообразить. Стройные ряды смешались. Раздалось несколько выстрелов в воздух — а ведь на парады не берут боеприпасов! С полдюжины старших командиров принялось командовать, приказывая тут же бежать и захватить Мавзолей и ворота Спасской башни Кремля, дескать, там измена и надо хватать заговорщиков.
День Первомая начинался «весело»…
В каждом посольстве уважающего себя государства имеется мощная радиоаппаратура для срочной связи со своими правительствами. В британских, французских, американских, германских, итальянских посольствах стоят радиостанции. Даже в посольстве Персии, которая вот уже два года, с позапрошлого марта, именуется Ираном, она есть.
И все радиостанции размещённых в Москве посольств в первый день мая всё отправляли и отправляли радиосообщения в эфир:
«Покушение на Сталина!»
«Попытка военного переворота в Советском Союзе!»
«Число жертв неизвестно! Арестован заместитель русского военного министра! ГэПэУ свирепствует!».
А в это самое время стоящий у операционного стола высокий человек в белом халате с закрытым марлевой повязкой лицом со звяканьем уронил в эмалированную кювету вторую покрытую мельхиором восьмимиллиметровую пулю. Дыхание оперируемого пациента было ровным…
[1] Слова В. Лебедева-Кумача, текст 1936 года.
[2] Вот что писал годом ранее описываемых событий о квартире самого знаменитого кремлёвского жителя французский писатель А. Барбюс, лично в ней побывавший: «Тут, в Кремле, напоминающем выставку церквей и дворцов, у подножия одного из этих дворцов, стоит маленький трехэтажный домик. Домик этот (вы не заметили бы его, если бы вам не показали) был раньше служебным помещением при дворце; в нём жил какой-нибудь царский слуга. Судя по всему в домике жил не только Сталин, но и остальные большевики. Квартира Сталина — три комнаты и столовая… Поднимаемся по лестнице. На окнах — белые полотняные занавески. Это три окна квартиры Сталина. В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка. Три комнаты и столовая обставлены просто, — как в приличной, но скромной гостинице. Столовая имеет овальную форму; сюда подаётся обед — из кремлёвской кухни или домашний, приготовленный кухаркой… В капиталистической стране ни такой квартирой, ни таким меню не удовлетворился бы средний служащий. Тут же играет маленький мальчик. Старший сын Яша спит в столовой, — ему стелют на диване; младший — в крохотной комнатке, вроде ниши».
[3] Читатель может не поверить, но ещё в 1980 году там стояла именно деревянная, дореволюционная дверь и такой щелью для почты и со встроенным «французским» замком под длинный ключ. «Заходи кто хочет…». Всей разницы — милиционеры носили другую форму и в кобурах вместо «наганов» — «ПМы».
[4] Курский Владимир Михайлович. С 15.4.1937 заместитель наркома внутренних дел СССР, заместитель начальника ГУГБ и одновременно — по 14.6.1937 — начальник 1-го отдела (охрана высшего руководства страны) ГУГБ. Беда в том, что о данном приказе товарищ Курский слыхом не слыхивал.
[5] Автор напоминает: в 1937 году в СССР ещё действовала так называемая «рабочая шестидневка». Дни отдыха устанавливались по датам: это были 6, 12, 18, 24 и 30 числа месяца. Также было пять общегосударственных совместных праздничных дней: 22 апреля (день рождения В. И. Ленина), 1 и 2 мая, 7 и 8 ноября. Остальные революционные и религиозные — как не покажется удивительным, атеисты-большевики таковые не отменили, хотя критиковали и как сейчас принято выражаться, «троллили», в том числе и через прессу, их празднование сильно — праздники оставались рабочими днями. Мол, хотите — празднуйте, но сперва смену на производстве, в поле или в учреждении отработайте, а потом хоть оботмечайтесь!
[6] Автор знает, как пишутся слова «музейные» и «кинофильм», и что по сегодняшним правилам малороссийские фамилии с окончанием на «-ко» не склоняются. Но здесь — прямая речь героев, а в 1920−1930-е многие говорили именно так.
[7] Существует заблуждение, что в СССР все военные парады начинались под бой кремлёвских курантов. На самом же деле, с 1918 года часы исполняли мелодию «Интернационала» (а до 1932 года — и траурный марш «Вы жертвою пали…») с промежутком в три часа. Парад 1 мая 1937 года начался ровно в 10:00 по московскому времени, а куранты отзвонили за час до того.
[8] То есть до Первой мировой войны.
Глава 22
XXII
Испания, безымянный аэродром подскока, Арагон, вечер 4 мая 1937 г.
Я дурею, дорогие товарищи!
Дурею от редких, страшно противоречивых и необъективных, а потому и непонятных сообщений, доходящих из СССР.
Дурею от свихнувшихся англичан, во всеуслышание объявивших, что якобы по требованию «Комитета по невмешательству[1]» полностью, с применением военного флота, авиации и минирования перекрывают Гибралтарский пролив, то есть вход в Средиземное море. Мало того! «Неизвестные» самолёты, если верить радионовостям, вчерашней ночью закидали с воздуха морскими минами пролив Дарданеллы, в результате чего уже подорвался какой-то греческий «торговец». Ответственность за это безобразие на себя пока никто не берёт. Турки бесятся, и в кои-то веки с ними солидарна Греция. Таким образом, доставляемые советскими морскими судами грузы потребуется либо везти вокруг Африки, либо с Дальнего Востока через Тихий и Индийский океаны — мимо совсем не дружественной Японии и кучи британских колоний, включая Индию, либо отгружаться в одном из трёх астурийских портов: Хихоне, Сантандере, Бильбао. Да только Астурия — это Северный фронт, она отделена от основной территории Испании, оставшейся под контролем законного правительства многими сотнями квадратных километров, захваченных фашистами. Да и что помешает в таком случае нагличанам — раз уж они настолько обнаглели — перекрыть и Ла-Манш? Если не минными полями, так тем же ВМФ? «У короля много», говорят они. А советский Краснознамённый Балтфлот, по чести сказать, сидит в луже под прицелом дальнобойных батарей, построенных при проклятом царизме на берегах Финляндии. Да и осталось от того флота не так уж много, хотя большевики всё-таки стараются, напрягая силы, привести его в относительно приличное состояние… Но вот не помню я что-то особо славных морских баталий во время приближающейся войны с белофиннами, да и в первые годы Великой Отечественной балтийцы замаялись отбиваться и огрызаться от разных мерзавцев. Дошло до того, что пришлось корабли в Неву прямо на территории Ленинграда заводить. Моряки — парни героические, но враги на море пока сильнее…