Всё это удалось вычленить из газетных публикаций, листовок — как республиканских, так и щедро сбрасываемых на наше расположение франкистских, и радиопередач. Учитывая, что немало добровольцев ориентировались на Советский Союз как на первое в мире государство социальной справедливости, майские события в СССР крепко покачнули среди них его авторитет. В известной мне истории ничего подобного не случилось — скорее всего, «органам» удалось предотвратить — и теперь я крепко переживал: что же будет дальше? Если верить средствам массовой информации, Сталин при покушении выжил, но состояние его здоровья было тяжёлым. Что, если он вдруг помрёт до двадцать второго июня сорок первого? Не уверен, что найдётся такой же популярный, эрудированный и в то же время жёсткий лидер, который сумеет руководить страной и Ставкой ВГК, как он — пусть и через многие ошибки сумев привести народ к Победе…
А вот немчура будто с цепи сорвалась. Мало того, что «Легион „Кондор“» получает новейшие самолёты — он получает их в совершенно неприличных количествах! Уже недели две гансы летают группами от восьми и до двадцати машин, нам же приходится принимать бой тройками, в лучшем случае — шестёрками. Ну не успевают авиамеханики приводить в летающее состояние наши изодранные в тряпочки истребители! И если плоскости и фюзеляжи ещё как-то получается залатать, то большинство моторов выработались в хлам, а новых поставок из Союза нет, и когда будут — никому неизвестно. Дошло до небывалого: сейчас в нашей Первой Интернациональной эскадрилье образовалось по полтора пилота на летающий самолёт! Из своего детства помню мультфильм о нерадивом школьнике, у которого в задачке получилось «полтора землекопа». Тогда было смешно… А вот сейчас ощущать себя «половинкой пилота» как-то грустно…
Но вот конкретно сейчас — моя очередь управлять «курносым». Двенадцать минут назад наше дежурное звено подняли в воздух: пехота с переднего края дозвонилась, мол, фасистос «в силах тяжких» гоняют одинокую «Наташу» над позициями, как футболисты мячик по газону. Да, как это ни удивительно, но на этой суматошной войне очень плохо обстоит дело с радиосвязью, однако в ряде мест вполне функционирует связь телефонная, сохранившаяся «со времён до мятежа». И офицеры обеих противоборствующих армий с удовольствием используют «межгород», причём звонят не только в другие подразделения, как в нашем случае, но и самозабвенно переругиваются с сеньорами по ту сторону фронта. Ну да шут с ними, и с испанцами и с их личными тараканами в головах: у нас задача — успеть выручить «Эр-Зет», пока ребят совсем не заклевали…
Из-за нехватки самолётов уже недели полторы летаем парами, вразрез с нынешними уставами и наставлениями. Но это не беда — проблема в отсутствии постоянного ведомого. В «американском крыле» Интернациональной эскадрильи в настоящее время нас, граждан США, только трое: Фрэнки Тинкер, его ведомый Джеймс Пек из Пенсильвании и аз, многогрешный. Джеймс Линкольн Холт Пек — вообще фигура примечательная: это единственный негр из известных мне, сумевший стать пилотом-истребителем. Я знаю про сформированные из негров во время американской Гражданской войны «чёрные полки», даже кино как-то смотрел в своей прежней жизни, «Глория», кажется, называлось. Впрочем, с тех лет в Америке отношение к ним хоть и улучшилось, но не намного. В армии они имеются, но относятся к ним, как к стройбатовцам из анекдота: «такие звери, что им автоматы боятся давать: вместо номера личного автомата — номер личной лопаты». А вот Пек как-то исхитрился взлететь на боевом самолёте. Мало того: на его счету уже три фашистских самолёта: «Хейнкель» и пара «Фиатов»[4].
Потому-то сегодня вместе со мной летит простой испанский парень Хулио Маркес Санчес, до начала мятежа работавший учителем физики и химии в Кордове. Когда в июле тридцать шестого полковник Каскахо совершил в городе военный переворот, то только за первую неделю националистами было расстреляно, забито палками до смерти и попросту зарезано марокканцами больше двух тысяч человек — как приверженцев Республики, так и членов их семей. Голосовавший на выборах за Народный фронт молодой учитель сумел бежать из родного города а затем вступить в Народную армию. Повоевав в пехоте, он добился зачисления в школу пилотов, где его научили управлять самолётом. Сегодня у парня третий боевой вылет. Если повезёт — может быть, будет и четвёртый. А если повезёт ну очень сильно — Санчес доживёт до конца этой войны и снова сможет учить подростков законам Ломоносова и таблице Менделеева. Или в Европе это не проходят?
Вот и наша цель: вдалеке видны вьющиеся в воздухе «комарики» самолётов. По мере приближения они растут в размерах. Три, четыре, шесть… Пять фашистских истребителей развлекаются, поклёвывая очередями республиканский «Эр-Зет», шестой, пачкая пронзительно-голубое небо дымовым хвостом, уходит со снижением куда-то в тылы франкистских позиций. Молодец бортстрелок! Одобряю! Пять вражеских машин против наших трёх, включая «Наташу» — многовато, конечно, но могло быть и хуже. Тем более, что это не «Мессершмитты», которых я несколько опасаюсь, зная возможности своего «чато», а итальянские «Фиат-CR.32» — аппараты, сопоставимые с «И-пятнадцатыми». Вот они уже недалеко. Теперь невооружённым глазом видны подробности, и они не радуют: «красный» штурмовик-разведчик, судя по излохмаченным в буквальном смысле в шматы плоскостям и дырявому фюзеляжу, держится в воздухе уже не подчиняясь законам аэродинамики, а исключительно на классовой ненависти и силе воли пилота. Долго это продолжаться не может.
Качаю крыльями ведомому: «Хулио, не тормози! Делай, как я!». И, пока нас не заметили, пристраиваюсь сбоку к одному из фашистов. Прав был император Рима Август, не зря в его честь месяц в календаре ввели: «festina lente». Сейчас здесь его бесславных «потомков» многовато, а пулемёты на «И-15» — прожорливые. Это только кажется, что три тысячи винтовочных патронов в боекомплекте — много. На земле, в четыре ствола при пулемётной засаде — конечно, неплохо, но в воздушном бою — увы… И отстрелянную ленту в полёте на новую не поменяешь. Потому-то и поспешай медленно!
Вот уже вижу в кабине итальянского истребителя голову в коричневом лётном шлеме. Вот весело блеснула на затылке никелированная пряжка. Пулемёты у меня сведены на прицельную дистанцию в пятьдесят метров, хотя по наставлениям ВВС Красной Армии полагается — на двести. Но мы-то не в Союзе и даже не в РККА служим. Так что полста метров — даже многовато.
— Н-на!
Злые пулемётные очереди заставляют мой «чатос» вибрировать. Кабина «Фиата» всплёскивает красным, будто бы сработал краскопульт маляра-авангардиста. Фашистский истребитель, будто замерев на долю секунды, клюёт носом и, вращаясь, устремляется к земле.
Сзади-слева в сторону итальянцев уходят длинные трассы. Санчес слишком буквально воспринял команду «Делай как я» и влупил издаля. Вот Хулио на мою голову… Синьоры-то пока что в большинстве — и теперь они нас заметили…
Три итальянские машины оставляют в покое «Наташу» и норовят набрать высоту, чтобы выцелить нас с выгодной позиции. Четвёртый, оставшийся без ведомого, продолжает лупить по «Эр-Зет». Но то ли от личной косоглазости и криворукости, то ли просто на нервной почве, вроде бы не очень попадает. Выжав скорость на максимум, демонстрирую синьору атаку, с целью отогнать. Фашист купился, сваливается в штопор: видимо, всё-таки пилот он неплохой, фигура-то для биплана рискованная, можно и не выйти до столкновения с землёй. Ну ладно, пшёл он к Муссолини!
Мне вниз не надо, нас сейчас как раз сверху попытаются прижать… А вот фасцию им на воротник!
Санчес умудряется держаться у меня в левой-задне-верхней полусфере. Молодец! Выживет — авось и неплохим пилотом станет. Выворачиваем парой навстречу фашиками. Не то, чтобы прямо в лоб, но атакуем в переднюю проекцию. Стрелять так — неудобно: в передней части фюзеляжа у «Фиатов» — двигатель, а его винтовочной пулей не очень-то пробьёшь. Но пугануть синьоров стоит…
Стараясь делать отсечки по пять-десять выстрелов, что при скорострельности моих ПВ-1 в семьсот пятьдесят выпускаемых за минуту пуль, непросто, стараюсь достать переднюю верхнюю часть фюзеляжа вражеского самолёта позади крепления крыльев. Там у лётчика «ветровое» стекло полуоткрытой кабины, а в кабине его собственный, подверженный ранам организм. Оно страшно, когда перед глазами злые остроконечные кусочки металла рвут обшивку, стремясь разбить оргстекло и вонзиться в смуглое лицо красавчика из Вероны или из Флоренции…
Ну, насчёт «красавчика» — это уже допущение: всё равно на таком расстоянии черты закрытой лётными очками физиономии разобрать сложно. Но да: итальянскому пилоту стало страшно. И он попытался отвернуть, вывернуться из-под пуль Тульского патронного завода. И зря.
Увидев оказавшееся в прицеле «брюхо» истребителя, я не стал больше жмотничать, взрезав фюзеляж длинной очередью. А вот нефиг! А то разлетались, хероватые, в небе порядочному человеку пройти негде…
В моей прежней жизни не доводилось слышать об особом героизме итальянских войск в годы Второй мировой войны, по крайней мере — на советской территории. Разве что упорная оборона остатков окружённых в Гарбузовке и в Миллерово, что в Ростовской области, дивизий — но там их «подпирали» отступавшие вместе с ними из-под Воронежа немцы. Впрочем, может, я чего-то и не знаю. Но вот конкретно сегодняшние истребители, потеряв своё подавляющее численное преимущество в бою, видимо, решили, мол, «не больно-то и хотелось» и шустро смылись, спеша пересечь недалёкую линию фронта. Мы же с Санчесом также не стали гнаться за ними, как ёж за гадюкой, а пристроились к изувеченной «Наташе», провожая до аэродрома.
На развороте «Эр-Зет» не удержался и резко скользнул вниз. Тут же выровнялся. Стал круто снижаться, раскачиваясь. Мне казалось, что авиакатастрофа неминуема, но в последний момент его нос как бы нехотя задрался вверх. Самолёт с треском ударился о землю. Пробежав с десяток метров по полосе машина развернулась и, накренившись, остановилась, вздымая пыль продолжающим вращаться пропеллером. П