Бандит ловко присел, сабля просвистела рядом. Фигура метнулась к столу. В тёмной комнате поединок напоминал игру теней – Андрей видел лишь нечеткий, постоянно двигающийся силуэт убийцы и продолжал рубить крест-накрест, наступая. Сабля легко развалила попавшийся на пути стул, полетели осколки вазы, клинок срезал бутон хризантемы…
А грабитель был уже у окна. Ударом локтя он растворил створки, вскочил на подоконник. Андрей попытался достать его длинным выпадом, но тот уже спрыгнул во двор, скрылся с глаз.
– Что случилось? – ворвался встревоженный Селивёрстов с лампой в руках. – Что у вас здесь твориться?!
– Сбежал, гад! – прорычал Сосновцев, вглядываясь в черноту двора. Нигде не было видно ни единого движения. – Да ловок как!
– Кто сбежал?! Объясните же толком, что произошло?
Андрей в двух словах рассказал о происшествии. Извинился за стул и разбитую вазу.
– Пустое, – отмахнулся штабс-капитан. – Однако намерения наших недругов куда серьёзнее, чем я предполагал. Паршивец через крышу пробрался, там есть пролаз возле дымохода. Но кто мог подумать, что они на такое отчаются?
– Да, приключение продолжается, – невесело пошутил Сосновцев.
– Боюсь, Андрей Павлович, приключения, столь похожие на неприятности, только начались. До рассвета четыре часа. Вы прилягте, а я подежурю.
– Вряд ли они сегодня сунуться.
– Бережёного бог бережёт. Первый поезд на Москву в восемь утра. К этому времени мы должны быть на вокзале и взять билеты. Завтра пятница, последний день присутствия. Либо мы попадём к моему знакомцу к окончанию приёма, либо, ещё лучше, договоримся на субботу. Чем быстрее ваша статья попадёт в надёжные руки, тем нам безопаснее. И вот ещё…
Селивёрстов вышел, но скоро вернулся с полированным плоским ящичком примерно пятьдесят на сорок сантиметров. В ящичке, на тёмно-синем бархате лежали два револьвера, очень похожих на те, из которых так нравилось Андрею палить по мишеням.
– Это так называемые дуэльные револьверы, – поведал отставник. – Как офицер я имею право иметь такие, хотя дуэли в империи официально запрещены. Но традиции невозможно отменить указом, даже высочайшим. Так что, пользоваться нельзя, а иметь можно. Благодаря связям, я заказал дуэльное оружие в виде точных копий офицерских револьверов. Полагаю, пришло время иметь кое-что для самозащиты. – Он вытащил из футляра один револьвер и подал Андрею. – Оружие пристреляно и снаряжёно. Завтра, точнее, уже сегодня, выдам запасные патроны.
Сосновцев взял в руку тяжёлый револьвер. Ребристая ручка придавала уверенности.
– Похоже, Никодим Митрофанович, не по нраву кому-то сильная Россия. Едва забрезжило нечто, сразу отобрать пытаются.
– А вот этого, батенька, мы им не позволим, – твёрдо ответил Селивёрстов и взял второй револьвер.
– Точно! Хрен им через всю…
Штабс-капитан поднял бровь.
– То есть, ни за что не позволим. Честное благородное.
5. Вояж
Поспать не удалось. Андрей полежал немного, поворочался. Впечатлений было столько, что сон не шёл. Встал и присоединился к Селивёрстову, расположившемуся в столовой так, чтобы видеть входную дверь и лестницу на второй этаж. Так и просидели до рассвета, держа наготове револьверы и думая каждый о своём.
Утренние сборы были недолги. Штабс-капитан намеревался надеть мундир офицера инженерных войск, но потом передумал. Сказал, нужно будет уговорить сослуживца на приватную беседу. Лучше в спокойной, дружеской обстановке рассказать чиновнику суть замысла. Как бы посоветоваться даже. Чем выше сидит человек, тем более привыкает, что его мнение решающее.
Но, добавил, и нам провинциальными сапогами выглядеть нельзя. Поэтому выбрал из собственного гардероба строгие, хорошего сукна сюртуки, спокойных цветов галстуки, белые рубашки. Сосновцев был несколько шире в плечах и выше ростом, тем не менее, одежда пришлась впору. Обувь подобрали под стать платью. Набросили лёгкие плащи – мало ли, сказал, отставник, сентябрь на дворе. Да и револьверы легче прятать.
Надели английские кепи, вошедшие в моду. Никодим Митрофанович прихватил элегантную трость.
Чертёж они уничтожили ещё ночью: всё равно плох, толку никакого, одна морока. А вот цветную схему со статьёй зашили за подкладку плаща, предназначенного Андрею. Больше Сосновцеву и брать было с собой нечего, но Селивёрстов насобирал саквояж белья, полдюжины носовых платков, взял несколько сменных сорочек. Андрею тоже сунул в руки дорожную сумку:
– Негоже садиться в поезд с пустыми руками, внимание привлекает. Хоть полотенце туда положите, зубную щётку, бритву.
Андрей так и сделал.
В четверть восьмого они были на вокзале. Вокзальное здание – длинное, оштукатуренное и выбеленное, с высокими, закруглёнными кверху окнами. Второй этаж выглядел тремя надстройками – с торцов и посередине. Рядом тянулась череда каких-то служебных пристроек. Вывеска над входом гласила: «Станция Владимир Центральная». Перед зданием располагался неширокий перрон, потом начинались пути.
Селивёрстов предложил приехать пораньше с целью оглядеться – нет ли слежки, не будут ли крутиться поблизости подозрительные личности. Но, оказалось, сделать это на перроне не так просто. Несмотря на утреннее время, народу понаехало – тьма. Толпа отъезжающих колыхалась, гудела разноголосо. Кто-то стоял, чинно ожидая состава, другие прогуливались, выглядывали – не покажется ли паровоз? Все в дорожном платье, с небольшими баулами или дорожными сумками в руках. И через это столпотворение, с извечным своим «поберегись!», прокатывали тележки с чемоданами усатые, широкоплечие носильщики в фартуках.
– Да-с, тут нам некоторым образом не повезло, – прокомментировал обстановку штабс-капитан. По-видимому, он не ожидал такого количества желающих проехаться до Москвы. Где уж тут, в такой кутерьме уследить, преследует тебя кто или нет? Но всё равно напомнил Сосновцеву об осторожности. Мол, не забывайте, Андрей Павлович, смотреть по сторонам.
Сосновцев кивал согласно, но оглядывался не слишком активно. Обычный вокзал, за прошедшее столетие он, наверное, не так уж и изменился. Только что на путях сплошь паровозы, ни одного электровоза, да окружающая обстановка – наряды пассажиров, здания, вывески, написанные с «ять» – всё чуть-чуть напоминает кадры из фильма про старину. Вот уже год, как Сосновцев здесь живёт, но чувство это нет-нет, да появляется.
К тому же, выспаться за остаток ночи не удалось. Голова отяжелела, мысли крутились вялые. Страхи отставника начали казаться надуманными – ну какие тут могут быть шпионы? Андрею вдруг остро захотелось в вагон. На миг он представил, как комфортно должно быть внутри. Какие там, наверное, удобные, мягкие диваны, и обязательно с подушечками. Лечь на такой, вытянуться во всю длину и подремать. И чтоб проводник на подъезде к Москве принёс чаю – крепкого и ароматного.
Седоусый кассир сказал, что билеты остались только в последний вагон, купейный. Увы, господа, пятница. Под выходные дни многие направляются в Москву, которую здесь называют второй столицей, а на завтра и вовсе все билеты уже проданы. И спальные вагоны расхватывают в первую очередь. Похоже, такого понятия как «общий вагон» здесь не знают вовсе, подумалось Сосновцеву.
– Купейный, так купейный, – согласился Селивёрстов. И обернулся к Андрею: – Ехать-то тут неполных три часа. Сам я выбираюсь из города редко, не учёл, что под выходные желающих попасть на московский поезд хоть отбавляй.
В ожидании состава друзья прогуливались по перрону. Селивёрстов постоянно крутил головой во все стороны, выискивая злоумышленников. Выглядело это несколько комично. Андрей предложил купить газету, проделать в ней отверстие, и через дырочку наблюдать за окружающей обстановкой, делая вид, что читаешь. Дескать, все опытные сыщики так поступают, он в книжке читал. Штабс-капитан насупился, но оглядываться не перестал.
Андрей же ничего подозрительного вокруг не замечал – люди как люди. Смеются, улыбаются, весело переговариваются. Предвкушают посещение второй столицы, отдых. Но поневоле, следуя примеру друга, поглядывал вокруг, всматриваясь в фигуры будущих пассажиров. Неожиданно в пёстрой, мельтешащей толпе мелькнул голубой лёгкий плащ. Тонкая талия, перетянутая широким поясом, очаровательная шляпка с белыми цветами. Расстояние и снующие фигуры, перекрывающие поле зрения, не позволяли разглядеть женщину как следует, но почему-то ему показалось, что она молода и красива. Стройная фигурка, милое лицо, обворожительная улыбка…
Вдруг пришло на ум, что он уже год не общался с женщинами. Фрау Гроссбауэр можно в расчёт не принимать. А ведь он молодой мужчина. Селивёрстову проще, тот убеждённый холостяк. Потребность в женском обществе он легко удовлетворяет на нечастых торжествах в офицерском собрании, где собираются штаб- и обер-офицеры 9-го Гренадерского полка с жёнами и дочерьми. Танцы, светские разговоры, шампанское. Женщины слегка кокетничают, мужчины чуть-чуть обозначают флирт, но всё в рамках приличий. И другу этого достаточно.
А вот Андрей познакомился бы с приличной барышней. К сожалению, до сих пор возможности для этого не представилось. На балы его не приглашали, дома терпимости он не посещал – секс за деньги, без любви вызывал отвращение. А в училище, как назло, сплошь недоросли мужского полу. Да и кто пойдёт учиться на плотника, девушки что ли?
Наконец, выбрасывая султаны пара, к перрону подвалил паровоз. Началась суета посадки. Селивёрстов заговорщицким шёпотом предложил сесть в вагон в последний момент. Мол, тогда, если за ними и увяжется кто, это сразу будет заметно. Шпионские игры штабс-капитана порядком надоели Андрею, но он уступил. Взялся отставник руководить, пусть командует. Лишь бы быстрее добраться до диванчика.
Вот и вагон. Проводник проверил билеты:
– Вам в третье купе, господа. Не взыщите, там уже есть пассажир.
Селивёрстов всем своим видом выразил неудовольствие, а Сосновцев, поднявшись в вагон, определил, что всего купе было шесть. Проход не слишком широкий, но застланный ковровой дорожкой. Широкие окна слева, и перегородка полированного дерева справа. Шесть дверей и седьмая – узкая, около тамбура – купе проводника. Везде идеальная чистота, на окнах занавески, сейчас раздвинутые по причине дневного времени.