Да, пообещал вернуться, а как сложится – бог знает? События накручивались одно на другое, и одно было тревожнее другого. Похищение Селивёрстова вполне могло окончиться плачевно. Несмотря на бодрые улыбки, Андрей понимал, что ему в большой степени повезло. Он мог не найти заимку, потерять друга, и потом всю жизнь винил бы себя за это. Мог погибнуть в перестрелке.
Что ж за силы вступили с ним в единоборство? Бандиты хорошо вооружены, имеют и броневик, и другую технику, непривычную для этого времени. Очевидно, не испытывают недостатка в средствах, да и связь у них налажена. Вон как реагируют на изменение обстановки – моментально! А статья из журнала! Малейший промах, и реактивное оружие окажется в их руках. Представить страшно, что может случиться, если они возьмутся воплощать идею в жизнь. Повидав некоторые технические новинки налётчиков, Андрей уже не был так уверен, что им подобное не по силам. Нет, этого допустить нельзя ни в коем случае. Нужно сдаваться Постышеву. Подключать государственную службу, пусть даже это грозит Правовой коллегией. Вот только Натали ему тогда не видать. А как теперь без неё жить?!
Терзания Сосновцева прервал голос Петра Афанасьевича:
– Господа, позвольте представить вам нового участника наших… непростых дел. Оперативный сотрудник Главного управления военной контрразведки Генштаба капитан Фома Потапович Мешанин, прошу любить и жаловать. Прибыл ночью, вместе с взводом специального назначения. И, как видите, вовремя.
– Контрразведка?… – протяну Селивёрстов, только что не присвистнув.
– Да, она самая. Фома Потапович, скажете слово?
Офицер обернулся, положив руку на спинку сидения.
– Сведения о том, что во Владимире действует резидент иностранной разведки, появились у нас два месяца назад. Агентура из Берлина доносила, что Генштаб имперских войск Кайзера Вильгельма имеет исчерпывающую информацию по 6-й Эскадре военно-воздушных сил. В том числе и такую, которая не должны была покидать пределов Российской империи ни при каких условиях. С проверочной целью во Владимир была вброшена дезинформация о скором размещении в Эскадре дирижаблей нового поколения «Георгий Победоносец». Операция имела успех, вызвала повышение разведывательной активности и проявила часть шпионской сети. Но наша главная цель – взять резидента.
– Прошу прощения, господа, – неожиданно вклинился Пришвин. – Куда ехать-то?
Действительно, Нижнюю и верхнюю Егорьевскую проехали, вывернули на Большую Московскую.
– К Конной площади езжайте, Мишенька, к Манежу, – проговорил Постышев. – Там разберёмся.
Стоял ранний вечер. Жизнь в городе кипела: по тротуарам сновали прохожие, с лотков бойко торговали всякой всячиной, зазывно распахнулись двери магазинов и трактиров. Городовой в белом парадном кителе отдал машине Особой комиссии честь. Какое-то время ехали молча, обгоняя извозчиков, но скоро автомобиль начал тормозить. В салоне образовалась гнетущая тишина.
– Манеж, – напряжённым, осипшим голосом сказал Пришвин. – Куда дальше?
– Останови, – распорядился Постышев. – Хочу я, господа, рассказать вам одну занятную историю. Она короткая, много времени не займёт. Знавал я одного полицейского. Крепкий оперативник был – смелый, решительный. Профессионал высочайшей пробы. Быть бы ему начальником участка, да вот не стал. А почему? Страстишку имел – играл наш герой и из долгов не вылезал. А когда приличные люди поверять в долг ему перестали, взял денег у личностей откровенно криминальных. Что делать, если кредиторы за горло держат…
Андрей видел, как напряглись плечи Пришвина, и почувствовал, что у самого в груди натянулась некая струна. А Пётр Афанасьевич продолжал, только тон его из расслабленно-повествовательного вдруг превратился в твёрдый и острый, как нож хирурга:
– Михаил Васильевич, ты вчера поутру Николая Скороходова видел?
Пришвин дёрнулся, сделал движение в сторону дверцы, но Мешанин, не убиравший руки со спинки, хлопнул ладонью по коже сидения резко и звонко. И этого предупреждения – не дёргайся, дескать, братец, не сучи ножками, я из тебя одной левой котлету сделаю – хватило. Пришвин обмяк, на шее выдавились крупные капли пота.
– Так что – видел? – напирал Постышев.
– Видел… – просипел унтер.
– Как это произошло? Что он тебе сказал?
– Я отправился в участок пораньше, были незаконченные дела. А тут Скороходов бежит, запыхался весь. Я пошутить хотел, мол, что фамилию отрабатываешь, а он за лацкан меня прихватил и шипит в лицо: «Найди Постышева, передай – объекты едут на вокзал», и припустил дальше…
– И вы, Михаил Васильевич, так и сделали? Нашли меня, передали сообщение?
– Нет, – глухо ответил Пришвин. – Я передал информацию людям Нужды.
– Николая ты убил?! – свистящим шёпотом спросил Постышев. Даже Сосновцеву стало не по себе – сейчас достанет особист из кармана «макара» из далёких будущих времён и всадит предателю пулю в затылок, без всякого суда и следствия…
– Нет! – взвыл Пришвин. – Христом Богом клянусь, не я! – И тут же сник, начал всхлипывать: – Хотя догадывался, конечно, что это они Кольку пролёткой переехали… Никогда себе не прощу…
– И сидельцев из тюрьмы вывезти тоже ты помог? Экие наглецы, дружки твои, один из них Потаповым не постеснялся назваться! Знаешь, что все арестованные в овраге лежат, мёртвые? Бандиты, конечно, но умереть должны были по-людски, после суда и следствия, чтоб вся правда наружу выплыла. А не по-скотски, хоть и жили как звери…
Пришвин тихо заскулили. Постышев только сплюнул в сердцах.
– Способ связи с бандитами? – резко спросил Мешанин.
– На Троицкой улице домишко есть, да… – давился словами полицейский. – В любое время в ставенку стукнуть можно условным образом, выйдет человечек. Ему всё и говоришь.
– Кто поручил передавать информацию о Сосновцеве?
– Матвей Скряга свёл с вольным художником, Анарионом Локтевым звать. Сказал, выполнишь поручения этого господина, весь долг тебе спишем. А уже тот повелел – всё, что касается Сосновцева и Селивёрстова должно незамедлительно становиться известным ему. Ты, дескать, часто в полиции толчёшься, приставу помогаешь. Много слышишь, много разумеешь. Так и будь к начальству поближе. Закончим дело, ты меня больше не увидишь.
– То-то, любезный, ты утром ухо вострил, когда мы с Фомой Потаповичем ситуацию обсуждали, – заметил Постышев. – Ловок, шельмец! Я ещё про вылазку нашей парочки не знал, филеры докладывали, мол, окна настежь, и музыка играет. Никодим Митрофанович, что за фокус?
– Да сработал я механизм как-то от безделья, – сконфуженно пробормотал штабс-капитан. – На патефоне пластинку ставит при помощи системы рычагов и пружинных часов. Безделица, чтоб лишний раз в залу не ходить…
– Механизм, безделица… – передразнил Постышев. – Вот и сыграли нам музычку, чуть похоронным маршем всё не обернулось. Будь моя воля, посадил бы вас обоих в камеру, – не на шутку рассердился специальный агент. – Ну да ладно, до вас ещё доберёмся. А вот Мишенька наш – хват. Недаром я тебя за профессионализм ценил. Я ведь Русланова лишь упомянул, в порядке бреда, так сказать. А унтер уже выводы сделал, да безошибочные! И передать умудрился. Это когда в банк отпрашивался?
Пришвин подавленно молчал. Глова его склонилась на грудь, дышал он тяжело, со всхлипом.
– С кем ещё знакомил Локтев? – жестяным голосом спросил Мешанин.
– Ни с кем. Деньги давал Скряга, два раза виделся с Локтевым. Один раз художник упомянул голландского купца. Мы у Троицкого вала повстречались, он и ляпнул, мол, самый жирный гусь тут рядышком обитает, на Безымянной. Из его кармана все денежки и сыплются. Но сам я того купца не видал… – И следом заголосил, давясь слезами: – Ваше высокоблагородие, Пётр Афанасьевич, пощадите! Бес попутал! Всё что знаю – расскажу! К картам, будь они неладны, вовек не притронусь! Отслужу, кровью грех смою – только пощадите!..
Мешанин коротко и жёстко стукнул Пришвина по шее, – всё той же левой, не меняя позы, – а Постышев произнёс ледяным тоном:
– Ты спрашивал, куда ехать? Так на Безымянную, Мишенька, и езжай. Угадывай дом своего голландца. Очень он нас интересует…
Анарион Локтев после перестрелки в лесу не бросился вместе с ватажниками вдогонку за беглецами. Резонно рассудил, что не его это, агента, дело – трястись на тарантасе по кочкам с посвистом и молодецким гиканьем. Вместо этого он быстро спустился к реке, сел в лодку и скоро был на левом берегу. Издали пронаблюдав захват бандитов спецназовцами, шпион отправился в единственное, как он думал, безопасное место. Пока безопасное – к резиденту.
Домик на Безымянной улице ничем не отличался от других похожих строений – одноэтажный, оштукатуренный, без помпезных колонн и прочих архитектурных излишеств, и со скромной вывеской «Торговая контора Де Фриз». Отворил сам минеер. При виде агента брови его полезли на лоб, но в прихожей Штосс смолчал. Зато проводив гостя в свой кабинет, дал волю чувствам.
– Ну как так можно, господин Локтев! Сколько раз говорено, сюда ко мне не приходить. Только если самый крайний случай…
– А сейчас и есть крайний случай, – оборвал его агент. – Такой крайний, что дальше некуда. Акция с похищением визитёра провалилась самым позорным образом. Для начала, эти тупицы, ватажники Нужды, перепутали объекты. Правда, против нас сыграл непредвиденный фактор, отставник с учителем за каким-то рожном вздумали поменяться одеждой. А исполнители имели приказ: брать штатского в плаще. Вот и вышло – притащили на правый берег тело, глядь, а это не тот.
– Что, трудно было описать объект более детально? Дать словесный портрет, например?
– А вы попробуйте, пообщайтесь с этими дуболомами! Раскроить кому-любому башку – это мы за милую душу, а запомнить, как выглядит человек – не в состоянии. В общем, пришлось перестраиваться на ходу. Удалось выманить учителя на правобережье, но тот оказался не прост. Не по воде приплыл, а прилетел по воздуху.
– На дирижабле?! – поразился Штосс.
– Кабы так! Уж военный дирижабль мы бы всяко обнаружили заблаговременно. Нет, как утверждал наблюдатель, оставленный у реки, он спустился на парашюте! При этом ни одного летательного аппарата поблизости не было! Как ему такое удалось, знают только черти в аду…